– Я только тень, – сказала она. – Только мысль. Я женщина, которая прикасалась к тебе, и моих прикосновений тебе не хватает, как будто не хватает части тебя самого. Откуда же эта ярость? Я – сладкое дыхание весны. Я – роса на траве. Я – птицы, срывающие ягоды. Я – предрассветный покой. Я с тобой каждый день. И когда ты перестанешь яриться, возлюбленный мой, когда твой гнев наконец пройдет, вспомни об этом и восславь меня.

Когда меня посадили на ладью и отправили через Стикс, реку скорби и горькой ненависти, она исчезла – как будто он снова отнял ее у меня.

И это было горше всего.

Я жадно вдохнул ртом воздух и проглотил слезы безумия. Действительно ли Оракул скоро встретится со мной?

Пришел ли уже день на смену предрассветным сумеркам, вслед за утренней звездой, и рассыпал ли он искры в слезах Ниобы – источниках, которые стремительно сбегали по скалистым склонам горы Иды? Или, может быть, солнце уже сделало полный круг и снова озарило зазубренные вершины далеких фригийских гор? Или она сидит в плену тени, госпожа холодного горного воздуха?

Сколько уже долгих дней эти пламенеющие духи пляшут перед моими неверными глазами? Два дня? Три?

Я не мог этого сказать, не мог угадать.

«У каждого есть выбор».

Норт прижимал носовой платок к лицу. Его тошнило от запаха смерти, ему хотелось выйти в грязный коридор – там воздух должен быть хоть немного свежее. Потеря потрясла его до основания, в груди словно разверзся зияющий провал.

«Мойра».

В зловонную заднюю комнату вошел еще один сотрудник отдела криминалистики. В руках у него был тяжелый серебристый контейнер с оборудованием. Он попытался завязать разговор с Нортом, пока копался в мешках с гниющими использованными презервативами, собирал маленьким пинцетом образцы плесени и червей. Но Норт был где-то далеко-далеко отсюда.

Он услышал, как в гостиной, превратившейся в склеп, Мартинес разговаривает с Робертом Эшем. Время смерти всех трех жертв было установлено – это случилось восемь или десять дней назад.

Когда явились фотографы и начали сверкать вспышками, снимая место преступления, Норт понял, что с него хватит. Он должен отсюда уйти.

Он прошел мимо криминалистов, но когда добрался до двери, Мартинес преградил ему путь. Лицо напарника было мрачным и озабоченным, у него явно родились какие-то подозрения.

– А что Гену было нужно от тебя?

Норт сказал, что не знает.

– Люди захотят узнать.

– Это ты хочешь узнать.

– Да, черт возьми, хочу.

Норт не знал, что сказать. Он не знал, с чего начать.

Он чувствовал, как глаза всех присутствующих буравят его затылок, впиваются, пронзают, словно желая проникнуть внутрь. Ему казалось, что с него сдирают кожу. Это пробудило в нем неведомое прежде чувство незащищенности. Норт повернулся к ним.

И тут зазвонил телефон. Обычный, ничем не примечательный черный телефонный аппарат, принадлежащий домовладельцу.

Эш быстро показал, что с телефона еще не снимали отпечатки пальцев. Норт обернул трубку носовым платком и, как только все в комнате затихли, поднес трубку к уху.

Сначала он ничего не услышал. Затем раздался негромкий звук, похожий на шорох одежды.

Норт молчал – кто бы это ни был, при звуках незнакомого голоса он сразу поймет, что что-то не так. Однако молчание затягивалось, и ему пришлось действовать.

– Кто это? – решительно спросил он.

– Здравствуй, детектив Норт.

Норт встретил выжидательные взгляды окружающих стойко, как только мог. Он тихо вздохнул, чувствуя, что волосы на затылке встают дыбом. И постарался ответить максимально спокойно:

– Здравствуй, Ген.

Ген сидел на корточках, спрятавшись в боковом проходе библиотеки. Тела двух мертвых охранников лежали у его ног, возле их голов собралась в лужицы темная липкая кровь. Отверстия от пуль были маленькими, но этого хватило.

Прижимая к уху трубку сотового телефона, Ген обшарил карманы ближайшего охранника и вытащил тонкий черный бумажник.

Он слышал в трубке дыхание Норта и какой-то приглушенный суетливый шум на заднем плане, на том конце телефонной линии. Значит, он не один… Норт не брошен на произвол судьбы, как он, вынужденный сам разбираться с тем, что он смог найти.

– Знаешь, я тебе завидую.

По голосу он понял, что Норт сдерживается, но все равно не может скрыть разъедающего его любопытства:

– Почему ты мне завидуешь?

В бумажнике не было ничего стоящего. Немного денег, но Ген искал другое. Он положил бумажник на стол и полез в другой карман.

– Каково это – ощущать себя возродившимся?

Многозначительное молчание Норта было ответом.

– Немного нервирует, правда? Кошмары преследуют каждую ночь, мучают непрестанно, пока страх совсем тебя не парализует.

– Где ты?

Резкий вопрос застал Гена врасплох. Его голос дрогнул, когда он ответил:

– А ты времени зря не теряешь.

Он разложил на полу новые находки. Зажигалка, перочинный нож, еще один пропуск.

«Ну, это уже лучше».

– Они все мертвы?

– Кто «все» мертвы, Ген?

Ген принялся обшаривать карманы второго мертвого охранника, и добыл еще один пистолет – маленький черный «зиг-зауэр Р245».

«Еще лучше».

– Остальные,– сказал он Норту.– Другие такие же, как мы.

– Как мы? Что общего между мной и тобой? – сурово спросил Норт.– Это ты безжалостно убил четырех человек, не я.

Ген поднялся на ноги и пошел к центру библиотеки, осматривая комнату, пока не нашел то, что искал.

– Может быть, в этойжизни ты вообще еще никого не убил,– просто ответил он.

– Только это и имеет значение,– сказал Норт.

Ба-бах!

Норт поспешно подал знак Мартинесу. Молодой детектив возился со своим мобильником, заставляя сотрудников телефонной компании побыстрее отследить, откуда звонит Ген.

Эш уже осмотрел аппарат, но на нем не было дисплея с определителем номера.

Норт решил невозмутимо и непринужденно продолжать разговор. Получалось плохо.

Он спросил:

– Как там Саваж?

Ба-бах.

Ген не ответил. Норт услышал в трубке только скрежет металла, скрип отвинчиваемых болтов и треск, как будто ломали хрупкий пластик.

«Что он там делает?»

Норт снова заговорил:

– Знаешь, а Саваж гораздо старше, чем я его помню.

Эта фраза не осталась незамеченной остальными полицейскими, присутствующими в комнате.

Спустя какое-то время Ген ответил:

– Ты заставил его поволноваться.

Ба-бах.

«Хорошо».

– Почему это язаставил его поволноваться?

– Ты – провалившийся эксперимент, потому что ты ничего не помнишь. Ты – бесполезный ребенок Саважа, который не унаследовал его доминантные гены. Однако ты все равно сумел его найти.

«Я – эксперимент?»

Норта захлестнула неукротимая ярость.

«Я – эксперимент!»

«Не язви».

«У каждого есть выбор».

– Может быть, я не хотел вспоминать.

– И ты еще спрашивал, почему я тебе завидую? Интересно, каково это – жить нормальной жизнью? Когда твое детство не отравлено кошмарными видениями смерти, крови, убийств и жестокого секса – и все это в сознании трехлетнего мальчишки?

Норт не жалел его.

– Так быть не должно.

В ответе прозвучало отчаяние:

– Ты думаешь, у меня был выбор? Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

– Нет, Ген. Ты не тот, кем себя считаешь.

Мартинес что-то лихорадочно записал в блокноте и показал Норту.

«Он говорит по сотовому»,– прочел Норт.

Ген может быть где угодно.

Ген снял пластиковый корпус с последнего детектора дыма на задней стене библиотеки и бросил его на пол. Лезвием перочинного ножа он аккуратно освободил проводки, а потом отвинтил потускневшие электрические контакты. Он все время крепко прижимал проводки к блестящему лезвию ножика, чтобы не разорвать цепь. Чтобы они по-прежнему оставались подключенными к сети безопасности здания, когда он отсоединит пожарный сенсор.