Атанатос поклялся не открывать своей тайны императору в страхе перед Кикладом, а сам все время готовился и строил планы. Причем так искусно, что работа над театром сбила с толку и полностью отвлекла внимание ученика. Превосходная маскировка!

Златокузнецы стучали молоточками перед дверями мастерских. Их пальцы, скрюченные и почерневшие, походили на когти крокодилов. Вдоль домов тек дым, окна, заклеенные вощеной бумагой, озарялись изнутри рубиновым пламенем тиглей и горнов. Перед глазами Сирокко вихрем кружились будущие шедевры местных мастеров – чернее ворона, белее лебедя и краснее крови. Мальчик влетел в дом Атанатоса и запер за собой дверь.

Император потребовал ответов, а Сирокко так и не смог ничего сказать.

Ученик принялся метаться по дому, расшвыривая колеса, подвесы, цилиндры и прочие механизмы в разные стороны. Пергаментные свитки были пусты, и хотя кое-какие рецепты мальчик разузнал, для императора этого слишком мало.

Много недель и месяцев Атанатос тщательно оберегал свою главную тайну, и маленький шпион так и не сумел в нее проникнуть.

Игра подходила к концу. У входа раздались тяжелые шаги. В дверь грубо забарабанили кулаком, а потом позвали Сирокко по имени.

– Выходи! Император Рудольф ждет тебя!

Шпион-подмастерье выглянул в заиндевевшее окошко и увидел хмурые лица стражников, которые пришли за ним.

– Мужчина кичится тем, что нашел, как он считает, способ обмануть смерть. Сломать часы, обратить вспять ход стрелок и избегнуть последних ударов колокола. Скажи, Сирокко, а чем кичится женщина?

Сирокко стоял, трепеща, в спальне императора, словно кролик перед удавом. Рудольф вертел в руке часы, усыпанные драгоценными камнями. Подобные безделушки стояли на всех ровных поверхностях этой комнаты.

– Ты явился ко мне за год до приезда Атанатоса, так? И рассказал, что сюда прибудет sol niger ,черная душа алхимии, Люцифер, принц востока. По твоим словам, этот человек владеет множеством уловок и способен жить вечно. Ты просил не доверять ему и рассказал о бесконечной войне между этим воплощенным злом и отважным греком Кикладом.

Император подался вперед, в его руке блеснул нож. Он схватил мальчика и резко полоснул по его новенькому дублету. Ткань распалась, обнажив две круглые грудки. Под мужской одеждой скрывалась девушка.

– Герой, который возрождается снова и снова? Скажи, ведьма, почему Киклад восстал во плоти женщины?

По лицу девушки полились горькие слезы, застилая взор.

– Наверное, я игрушка богов, жестокая шутка, которая тянется слишком долго. Я знаю только, что время свернулось вокруг меня и медленно сводит меня с ума. Да, я – Киклад, и Атанатос похож на многоголовую гидру. Когда срок его жизни истекает, он начинает жить заново, возрождаясь в своем потомке. Но я не сумел открыть секрет колдуна, потому что он не делает никаких записей. Знания хранятся у него в голове, куда проникнуть мне не под силу.

– Почему же? Ты великолепный сосуд.

Киклад отчаянно прикрыла руками голую грудь.

– Нет, только не это!

Император взмахнул кинжалом.

– Ты обещала узнать для меня тайну вечной жизни и не смогла! А он сам предложил мне это, прося взамен всего лишь наложницу!

– Все, что ему нужно, – смешать нашу с ним кровь! Ребенок откроет вам его секреты, но точно так же он откроет ему мои тайны!

– Об этом надо было думать раньше, когда ты решила добраться до него, возродившись женщиной! Хотела выведать его тайны женским способом? Ты или дурочка, или лгунья.

– Я не буду подстилкой для колдуна!

– А это не тебе решать, дорогая моя. Я подписал договор кровью. Либо ты родишь ребенка, либо я брошу тебя львам. Стража!

В комнату вбежали охранники и схватили Киклад за руки. Император принялся отдавать приказы.

– Вот оно, бессмертие. Время связано нитью, у которой нет конца. Отведите ее к Атанатосу. Это его наложница.

Как избавиться от безумного осознания того, что бытие, продвижение вперед невозможно без оглядки назад, на свое прошлое? Иначе как понять, куда идти? Неудивительно, что, не зная прошлого, не понимаешь настоящего. Поэтому постоянно натыкаешься на препятствия.

Ген взял кинжал и понял, что видел его прежде. Из узорных ножен торчала изящная рукоятка, а острый клинок прятался внутри.

Проклятые воспоминания разворачивали прошлое под разными углами зрения, говорили разными голосами – и все они были его собственными.

«Мы были женщиной ».

Он видел эту девушку глазами Атанатоса. И в то же время он видел Атанатоса глазами девушки.

Он помнил, каково это – быть женщиной. А ведь Атанатос клялся, что в его схеме бессмертия это невозможно.

«Это парадокс…»

«Жизнь – это парадокс…»

«Мы не уверены, что ты готов…»

– А ну тихо!

Ген хотел положить кинжал на полку, но увидел, что на пол слетел крохотный клочок бумаги.

«Не…»

«Они наблюдают за нами…»

«Осторожно…»

«Они следят, они хотят зла…»

Он небрежно сунул кинжал на полку, и тот свалился на пол. Наклоняясь за оружием, Ген быстро подобрал странную бумажку.

«Умно…»

«Отличная работа…»

Ген продолжил разглядывать комнату, не выпуская из пальцев клочок бумаги. С полчаса он бродил по спальне, потом отправился в ванную, чтобы принять душ.

Только вешая халат на крючок, пленник улучил момент, чтобы пробежать глазами записку.

Там были цифры. Что это? Код замка на двери? Но он уже открыл эту дверь.

«Другая дверь? Может, получится бежать из плена? Однажды это уже удалось, значит, удастся снова».

Банковский счет? Или телефонный номер? Ген знал наверняка только одно: эти цифры написаны его собственной рукой.

«Один из вас знает, что это такое!»

«Да, но я не могу сказать…»

«Почему?»

«Ты потребовал от меня поклясться, что я не открою эту тайну…»

Зачем ему понадобилось хранить этот странный шифр? Чтобы дать себе знать, что он в опасности? Полная ерунда. Наверняка причина крылась в чем-то другом, более важном.

Он помнил рождение, агонию, крик… и нож у горла сразу после родов. Киклад? Атанатос?

«Кто мы?»

Портер прибыл в аэропорт в четырнадцать тридцать на самолете французской авиалинии, рейс AF8994. Даже в толпе народа он чувствовал себя одиноким. Хорошо, что он решил лететь с пересадкой в Париже! Все пассажиры с Ближнего Востока, невзирая на национальность, надолго застревали возле паспортного контроля.

В качестве багажа у него был чемодан на колесиках. Еще не очнувшись от долгого перелета, после которого кружилась голова и звенело в ушах, доктор вышел на улицу, волоча за собой чемодан. По пути трое или четверо местных жителей обратились к нему с вопросами, но он не понял их из-за непривычного произношения. Портер так долго жил в Ливане, что любой другой акцент превращал английский язык в непонятную тарабарщину.

Сорок пять долларов плюс чаевые, и желтое такси помчало его в Манхэттен через Квинс. Мерцающие огни походили на тысячи ночников у детских кроватей, зажженных для того, чтобы прогнать ночные страхи.

Для города, который никогда не спит, Манхэттен выглядел слишком вялым и сонным, что несколько успокоило Портера.

Такси доставило его к отелю «Пенсильвания» на Седьмой авеню, через дорогу от станции Пенн. Доктор потащил чемодан через пустынную улицу и толкнул стеклянные двери гостиницы. Когда он добрался до конца длинного роскошного вестибюля, его окликнули странные небесные голоса, исполненные хрустального звона. Заглянув за бронзовую статую, Портер увидел двоих служащих отеля, которые стояли на приставной лестнице у стола регистрации и мыли огромную роскошную люстру с хрустальными подвесками.