— Но ты не собирался ее убивать, — сказал Робер. — Только толкнул. Твой отец должен был это понимать.

— Тогда почему он меня возненавидел? — спросил Уилл сдавленным голосом.

Дверь открылась, вошел Гуго.

— В чем дело? — спросил он, глядя на Робера. — Почему ты вместо ужина проводишь время с ним? Ведь он все равно завтра уезжает.

Робер не успел ответить, как Уилл протиснулся мимо Гуго и быстро вышел из опочивальни.

Выскочив из казармы сержантов, он перебежал площадь, миновав группу рыцарей, направляющихся в большой зал. Облаченные в белые мантии, они в сумерках походили на призраков. Уилл не замедлил бега, хотя один приказал ему остановиться. Он пробежал мимо рыцарских покоев, скользнул в тень главной башни замка, промчался мимо служебных зданий, оружейной, не разбирая пути. Остановился, лишь когда увидел перед собой часовню.

Внутри она была тускло освещена поставленными вокруг алтаря свечами. В кадильнице после вечерни еще оставался ладан, отчего кверху поднимались завивающиеся струйки дыма. Уилл закрыл за собой дверь и медленно двинулся по проходу, ведя рукой по подлокотникам скамей и закруглениям мраморных колонн. Поднялся к алтарю с небольшим деревянным распятием. Задержал взгляд на фигуре Христа, печально глядящего вниз из-под полуприкрытых тяжелых век. Затем увидел рассыпанные на алтаре крошки просфоры. Пустой желудок тут же заурчал, напоминая, что он не ел с утра. Уилл собрал крошки, отправил в рот и двинулся к ризнице. Дверь была приоткрыта, и он заглянул. В нос ударил приторный запах ладана. На столе в углу горела свеча. На скамье под высоким окном лежали свечи и несколько пачек книг в пергаментных переплетах. В центре ризницы стоял стол с дубовой дароносицей и потиром. Сзади на полке виднелись кувшины с вином.

Через пару мгновений Уилл вошел. Снял с полки неполный кувшин. Налил в потир изрядную дозу искрящейся малиновой жидкости. Затем, подняв крышку дароносицы, взял оттуда просфору. Кровь и тело Христовы.

Усевшись на пол, он скрестил ноги, поднес потир к губам. Начал читать «Отче наш» и не выдержал, рассмеялся.

Потом выпил вино, набил рот хлебом, отошел от алтаря, ожидая Божьего наказания за такую дерзость. Ничего не произошло. Покончив с едой, Уилл откинулся спиной на ножку стола, подтянул колени к груди. Похоже, есть смысл остаться здесь до последней службы, а потом спрятаться на кладбище. Когда все в опочивальне заснут, можно вернуться и поспать до утра. А завтра?

Уилл свернулся на холодном каменном полу, положил голову на руку. Завтрашний день еще придет не скоро.

— Просыпайся, я сказал!

Уилла грубо встряхнули за плечо. Он медленно очнулся от сна. Голова как будто налилась свинцом, во рту отвратный кислый вкус. Он открыл глаза. Все вокруг плыло в тумане. Посмотрел на окна, за ними черно. Наконец отважился поднять голову. Над ним стоял брат-капеллан, Эврар де Труа. Тот самый старик с кладбища. Сейчас капюшон был отброшен, и Уилл мог увидеть розовый шрам, начинавшийся от губы и заканчивавшийся у кромки волос. Изможденное лицо обтягивала тонкая кожа, под глазами свисали мешки. Искривленные пальцы. На месте двух торчали уродливые обрубки. Светлые глаза с покрасневшими краями век внимательно изучали Уилла, как будто обшаривали душу.

— Кто ты? — Голос у Эврара был хриплый, негромкий, но властный.

Уилл засуетился, принялся вставать. Бросил взгляд на алтарь с пустой чашей и тарелкой.

— Отвечай! — приказал капеллан шипящим, как полено в костре, голосом.

— Мое имя Уильям. Я прибыл сюда на «Опиникусе». Мой наставник, сэр Овейн, погиб при нападении в Онфлере.

— Что ты здесь забыл?

— Я заблудился, — протянул Уилл с невинным выражением лица, всегда обманывавшим Овейна.

Эврар невесело улыбнулся. Затем наклонился, принюхался.

— Так ты выпил, сержант?

— Нет, сэр.

— Нет? — Эврар еще раз втянул носом воздух. — Отчего же у тебя изо рта несет дешевым вином? — Он хмуро глянул на алтарь и пробормотал угрожающим тоном, глядя на Уилла: — Может быть, тебя сморило действие Святого причастия? Кровь Христова очень сильна. Особенно если ее принимают как в трактире, а не в виде священнодействия с глубочайшей верой в душе!

Уилл попробовал что-то сказать в свою защиту, но капеллан положил ему на плечо костлявую руку и повернул к двери.

— Куда вы меня ведете? — спросил он с нотками страха в голосе.

— К инспектору, — прохрипел Эврар. — Сам я не властен изгнать тебя из прицептория.

Уилл тщетно пытался придумать какие-то слова, которые могли бы смягчить капеллана. В голове сейчас была сплошная каша. По пути к покоям инспектора он пробормотал несколько сбивчивых извинений, но их капеллан пропустил мимо ушей.

Покои инспектора находились в главном здании под башней замка. Через широкий портик они вошли в коридор. Здесь им встретились много рыцарей, заканчивающих после вечерней трапезы свои дневные дела. Эврар подвел Уилла к черной двойной двери. Резко постучал.

— Входи, — произнес низкий глубокий голос.

Эврар открыл дверь, впихнул Уилла.

Солар инспектора был больше и роскошнее, чем у рыцарей в Нью-Темпле. У дальней стены стоял полированный стол с четырьмя стульями, с другой стороны — покрытое вышитой накидкой кресло, похожее на трон. В стальных подсвечниках горели свечи, в очаге пылал огонь.

Инспектор сидел в кресле, держал перед собой раскрытую книгу.

— В чем дело, брат Эврар? — Он выжидательно посмотрел сначала на капеллана, потом на Уилла.

— Этот еретик осквернил чашу Святого причастия. Я пришел готовить часовню к повечерию и застал его спящим под столом. Он был пьян.

Инспектор нахмурился. Уилл опустил голову ниже, не в силах встретить твердый взгляд этого человека.

— Это действительно достойно осуждения. — Он посмотрел на Эврара. — Мы рассмотрим его проступок на следующем собрании капитула.

В душе Уилла затрепетала надежда. Однако капеллан был настроен решительно.

— Конечно, можно подождать до собрания, брат, но этот сержант из Англии. Он завтра отбывает. И я хочу, чтобы он понес наказание за использование часовни как таверны.

Инспектор помолчал, закрыл книгу и сцепил на столе руки. Уилла кольнуло в сердце. Именно такую позу за столом часто принимал Овейн.

— А ты что скажешь, сержант?

Уилл откашлялся.

— Я действительно заснул в часовне, сэр. Но это случилось без умысла.

— То, что ты заснул в часовне, не так важно, — сказал инспектор, по-прежнему хмурый. — Ответь, почему ты осквернил чашу Святого причастия?

Уилл смотрел в пол.

Инспектор задумчиво смотрел перед собой.

— Ты из Нью-Темпла?

— Да, сэр, — тихо ответил Уилл. — Мой наставник, сэр Овейн, погиб в Онфлере.

— Как твое имя?

— Уильям Кемпбелл, сэр.

— Кемпбелл? Не сын ли ты Джеймса Кемпбелла?

— Я его сын, сэр, — сказал Уилл, поднимая голову.

— Мы встречались несколько раз, когда он посещал прицепторий. Насколько я знаю, сейчас твой отец пребывает в Акре под началом великого магистра Берара. — Инспектор укоризненно покачал головой. — Я разочарован. Сын такого уважаемого рыцаря совершил богохульство.

— Позволь мне поговорить с тобой приватно, брат, — произнес Эврар.

— Конечно. — Инспектор с недоумением посмотрел на капеллана. — Сержант, подожди за дверью.

Выходя, Уилл поймал взгляд Эврара. Тот смотрел на него с каким-то непонятным интересом. Это встревожило его даже больше, чем гнев.

Гарин лежал на спине, осторожно касаясь пальцем разбитой губы. В опочивальне пусто и темно. Сержанты заканчивали свои работы перед повечерием. Постель была неудобная, солома впивалась в спину, прокалывая тонкую нижнюю рубашку. Он встал, подошел к окну. Вгляделся в людей, снующих по освещенному факелами двору. Хорошо бы уплыть домой прямо сейчас, не ждать до рассвета.

Дверь отворилась. В опочивальню вошел слуга в коричневой тунике со стопкой шерстяных одеял под мышкой и мерцающей свечой в руке. Он поставил свечу на стол и, низко наклонив голову, принялся менять на койках одеяла. Гарин снова уставился в окно, с остервенением грызя ноготь, уже обкусанный до мяса. Неожиданно к шелесту соломы добавился слабый звон монет. Гарин развернулся. Слуга у его койки доставал из мешка кошель.