Теперь она стояла здесь, в храме Лотоса, и ждала, пока придут ее коллеги из секретной службы. Она всеми силами старалась не давать воли своему горю. Лейла была офицером разведки и привыкла управлять своими эмоциями, разграничивать свою личную жизнь и те роли, которые ей приходилось играть. Однако Лейла знала, что в ближайшие несколько часов все ее способности подвергнутся самому суровому испытанию.

«С глазами полными слез устремила она свой взор в Царство Тайны. Много ночей провела она с тобой, и много дней жила она сокровенными воспоминаниями о тебе».

Она вытерла глаза платком и обвела взглядом храм, черпая силы из окружавшей ее красоты. Монк Джонсон наверняка захочет еще раз пройти весь путь, которым будет следовать президент: сначала по улице, а затем вверх по лестнице — под защиту лепестков Лотоса. В храме Лейла также чувствовала себя в безопасности. В одной руке она держала декларационную карточку, в другой — листок с молитвами. Она готовилась принять религию своей матери и надеялась получить прощение за тот выбор, который она сделала, и за те поступки, которые ей только предстояло совершить.

Марчант поднял голову, взглянул на зарешеченную дверь и услышал, как отодвигается задвижка. Его веки сильно распухли, и он полагался больше на слух, чем на зрение. Он предположил, что его поместили в подвале американского посольства в Дели. Его затащили в вертолет, надели на голову мешок, сковали, а затем избили двое мужчин, которых он принял за спецназовцев из отряда «Морские котики».

В их поведении было столько мстительной злобы, что Марчант заподозрил, не те ли это американцы, которые пытали его в Польше. Но за все время они не проронили ни слова, и Марчант ничего не мог сказать наверняка. Возможно, они просто вымещали свое раздражение из-за того, что не нашли Дхара, так как понимали, что им самим надерут задницы, когда они вернутся к начальству с пустыми руками да еще накануне президентского визита.

Марчант терпел побои, но нападавшие действовали как-то нерешительно. Он надеялся, что в скором времени потеряет сознание, однако переполнявший его гнев не позволял ему отключиться. Поэтому Марчант катался по полу вертолета, пытаясь защититься, согнув колени и выплевывая кровь, чтобы она не застыла потом у него в горле.

Теперь он снова лежал на полу, дверь его камеры раскрылась, и в помещение проник прохладный воздух из коридора, где были установлены кондиционеры. Он приготовился к новому избиению, но его ожидания не оправдались.

— Дэниель? — Это был тот же голос, который он слышал по мобильному Дхара. Он принадлежал Харриет Армстронг.

Марчант слышал, как она вошла в помещение, и тяжелая дверь закрылась за ней на задвижку. Она приблизилась к тому месту, где лежал Марчант.

— Я хотела спросить, все ли у вас в порядке? Хотите пить?

Марчант не знал, что ему думать и как отвечать. Эта женщина сделала все, чтобы добиться смещения его отца, и она подозревала его самого в измене. Что она делает здесь? И почему она позвонила ему, пока он был в джунглях?

— Я не ожидал вашего звонка, — с трудом проговорил Марчант.

Армстронг протянула ему пластиковую бутылку. Он прижал ее к губам обеими руками. Теперь его руки были связаны спереди, а не за спиной, как прежде. Сделав несколько глотков, Марчант уронил бутылку, но Армстронг подняла ее и снова поднесла к его губам. Затем она поставила бутылку на пол и помогла ему сесть, прислонив спиной к стене.

— Спасибо, — сказал Марчант.

Армстронг ничего не ответила. Он слышал, как она отошла от него и постучала в дверь камеры. Через несколько секунд задвижку снова отодвинули. И опять в камере повеяло холодным воздухом.

— Принесите мне теплой мыльной воды, полотенце и приведите врача. — Ее голос разнесся эхом по коридору. — Если начнут задавать вопросы, скажите, пусть звонят Уильяму Стрейкеру в Лэнгли.

— Сэр, на линии Картер, — сказал младший офицер, который словно посыльный появился в дверях президентского люкса отеля «Маурия».

— Картер? — спросил Спайро, обходя гостиную. Он думал только о Лейле и о том, когда снова сможет провести с ней время. — Он вернулся в Лэнгли или все еще выделывается в Лондоне?

Он посмотрел на стол, на глубокие кожаные кресла, на плазменную панель на стене, на большую стеклянную чашу на низеньком кофейном столике, выполненном в раджастанском стиле. В чаше плавал одинокий цветок лотоса. Монк Джонсон попросил его напоследок проверить номер президента. Пока ничего не вызывало у него подозрений.

— Он здесь, сэр, в Дели.

Спайро повернулся к младшему офицеру:

— Здесь? А что он, черт возьми, здесь делает?

— Он в аэропорту, сэр. Прилетел сегодня утром на «Гольфстриме». Индусы ждут нашего разрешения, прежде чем позволить ему выйти из самолета.

Спайро сейчас меньше всего нужно было присутствие в Дели Алана Картера. Ему следовало позвонить Стрейкеру и выяснить, что происходит. Картера отстранили от дела Марчанта, когда он повел себя слишком лояльно по отношению к британскому отступнику. Теперь Спайро взял все в свои руки, для него это было возможностью реабилитироваться после истории в Польше. Директор поручил ему координировать работу ЦРУ во время президентского визита в Дели, и Стрейкер предупредил Спайро, что это его последний шанс. Поэтому он не мог позволить Картеру в очередной раз опозорить его.

— Это первый разумный поступок, который они совершили за последнее время. Пусть Картер поджарится на солнце. Скажите индусам, что у нас проблемы с документами. Уверен, они вас поймут.

Салим Дхар пробирался через толпу на улицах старого Дели и размышлял о предстоящей встрече. Будет ли его связной белым или темнокожим, как и его мишень? Дхар лишь знал, что этот человек работает в Дели в посольстве неверных. Он свернул к базару Кинари и отошел в сторону, давая дорогу женщине с плетеной корзиной на голове, в которой лежал ребенок. С обеих сторон от него на постепенно сужавшейся улице сверкали витрины магазинов для новобрачных: тюрбаны для женихов, браслеты для невест, украшенные серебряным шитьем жакеты, гирлянды, сделанные из рупий, блестящие шнурки, огромные розы.

Здесь он чувствовал себя дома, лабиринты могольских улиц и закоулков, крики муэдзина с ближайшего минарета, призывавшего его братьев-мусульман на молитву, придавали ему чувство уверенности. Он свернул на Дариба-Калан — улицу, где во времена шаха Джахана продавали жемчуг и драгоценные камни, теперь же она славилась своими ювелирами, предлагавшими изделия из золота и серебра. Слева от него готовили джалеби — оранжевые спиральки вытаскивали из кипящего на противне масла, пропитывали сладким сиропом и посыпали сахарной пудрой. Обычно Дхар всегда останавливался и покупал себе немного сладостей, но этот день был необычным. Он взглянул на часы и направился к мечети Джама-Масджид, ища глазами рикшу.

Эта встреча вполне соответствовала хаосу, царившему на рыночной площади. В полдень связной должен был пройти мимо главного входа в мечеть. В то же самое время к мечети подъедет рикша, на заднем сиденье у которого будет находиться человек в черной бейсболке. Рикша остановится около мечети, где его пассажир выйдет и расплатится с водителем. Затем туда сядет Дхар и попросит отвезти его на рынок Гадодиа неподалеку от Кхари-Баоли. Но прежде чем рикша отъедет, связной подойдет и спросит, не направляется ли он в сторону городской ратуши. Дхар должен подтвердить, что именно туда и собирается, и они вместе поедут по глухим улочкам Чандни-Чоук, пока связной будет рассказывать ему о вечернем маршруте.

Дхару нравился этот план, шумная толпа служила отличным прикрытием, и в такой давке вряд ли кто-то смог бы следить за ними, оставаясь незамеченным. Однако он почувствовал волнение, когда ни один из велорикш не остановился около мечети в 12.15. Он смотрел на окружавших его людей, один из них был его связным. Стараясь не привлекать к себе особого внимания, он разрешил уличному мастеру, обещавшему «первоклассный сервис», почистить ему ботинки.