— Но вы же профинансировали целое поколение молодых моджахедов в Афганистане.

— Между прочим, этим также занимался Спайро.

— Мы не знаем, где сейчас находится Дэниель Марчант, — сказал Филдинг.

Голоса за стеной столовой стали более громкими и взволнованными.

— Зато мы знаем.

— Оставьте его в покое, пусть он отыщет Салима Дхара. При всем моем уважении к мастерству ваших разведчиков, у него вряд ли что-то получится, если за ним по пятам будет следовать отряд из десяти бойцов.

— Я хочу предложить вам сделку, Маркус. Мы промолчим о трастовых фондах на Каймановых островах и позволим Марчанту найти Дхара, но когда это случится, вы поделитесь с нами информацией.

— Вы думаете, что Дхар захочет с ним говорить?

— А вы так не думаете?

Картер понимал, что Филдинг также рассчитывал на благоприятный исход дела. МИ-6 все поставила на карту. Обнаружение платежей многое меняло. Салим Дхар действительно мог быть одним из них, самым ценным завербованным агентом Стефана Марчанта. Возможно, ему просто повезло. В восьмидесятых никто и предположить не мог о наступлении исламского терроризма. Отец Дхара наверняка был всего лишь мелкой рыбешкой в море многочисленных агентов, которых вербовали по всему свету в надежде, что в будущем они принесут какую-то пользу. Однако Дхар был для Марчанта настоящим козырем, одним из тех прорывов, которые случаются лишь однажды за всю карьеру. Но стал бы Марчант рисковать и разыгрывать эту карту? Теракты Дхара против американцев превращали его вербовку в опасное занятие, особенно после того, как ЦРУ стало настаивать на смещении Стефана Марчанта с поста шефа разведки.

Картер стал ходить кругами по комнате, так ему было проще смотреть на Филдинга и даже изучать его распростертое на полу тело с разных сторон.

— Возможно, деньги переводил не лично Стефан Марчант, хотя я допускаю бредовую мысль, что это делал именно он. Также я пришел к неожиданному заключению, что вам неизвестно, на что именно были потрачены те деньги и каким богам молится Дхар по ночам. И, честно говоря, со стороны это выглядит совсем не важно.

Филдинг по-прежнему лежал, закрыв глаза.

— Он нападал исключительно на американцев, и это дает вашим людям надежду, что он не станет кусать руку, которая кормила его первые двадцать один год жизни. В таком случае существует лишь один человек, которому он мог бы довериться и которого захотел бы выслушать. И этот человек — Дэниель, сын Стефана Марчанта. Мы хотим участвовать в этом деле, Маркус. Салим Дхар может стать самым лучшим агентом Запада в Аль-Каиде.

Слова Картера повисли в воздухе, затем раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Филдинг.

— Извините, — начала Энн Норманн, посмотрев сначала на Картера, а затем переведя взгляд на лежащего на полу босса. — Нам только что звонили из нашей резидентуры в Дели. В клубе «Гимкхана» произошел взрыв.

В резидентуре ЦРУ в Дели Лейле оказали радушный прием. Известие о ее сотрудничестве с филиалом управления в Дели, который в ожидании визита президента работал в тесной связи с секретной службой, было воспринято с нескрываемым восторгом. Один из сотрудников резидентуры слышал от коллег из лондонского посольства о том, какую роль она сыграла на марафоне. Похоже, за Лейлой установилась репутация сильного игрока.

— Пусть Тернеру Мунро так и не вернули его дорогущие часы, — пошутил он, когда встретил Лейлу утром, сразу после ее приезда в Дели, — я рад, что вы теперь работаете с нами.

Отношения между разведывательными службами Великобритании и США окончательно испортились, пускай официально никто и не хотел в этом признаваться. Поэтому Лейле посоветовали общаться с офицерами из резидентуры МИ-6 в Дели с такой же осторожностью, какую она обычно проявляла на встречах с представителями недружественных стран, вроде Ирана или России. Согласно документам Лейла прибыла в Дели в рамках трехмесячной программы обмена между спецслужбами, но она прекрасно понимала, что никогда уже не сможет жить и работать в Британии. Она пыталась убедить себя, что всегда любила жить за пределами своей страны, к тому же ей уже не в первый раз приходилось пускать корни в новую почву.

Лейла обвела взглядом свою комнату в американском посольстве, утопавшем в желтой тени ракитника «золотой дождь», который рос вдоль дорог на Чанакиапури, и заставила себя не думать о Дэниеле и о том, что, возможно, она больше никогда не увидит его. Последние два года она ни на минуту не забывала, что однажды ей придется столкнуться с последствиями тех решений, которые она принимала в жизни. Этот месяц выдался особенно тяжелым, но тот день пока что не настал. Он был впереди. Иногда она позволяла себе расслабиться, забыться, уехать вместе с ним далеко, где ничто не могло побеспокоить их, кроме тревоги, которая была постоянным спутником всех шпионов: если живешь во лжи, то рано или поздно тебя самого обманут. Марчант предупреждал ее об этом.

В те редкие моменты, когда она забывала об осторожности, Лейла утешала себя тем, что, несмотря на всю ложь, она все-таки иногда позволяла себе быть честной. Главным для нее всегда было благополучие матери. Она лишь сожалела о том, что ей поручили завоевать доверие человека, в которого она теперь всеми силами старалась не влюбиться.

Сразу же после знакомства с коллегами Лейла покинула территорию посольства и направилась на стоянку такси. Майское утро встретило ее сорокаградусной жарой. Когда на рассвете машина везла ее из аэропорта, она заметила на стоянке телефонный автомат. Набирая номер матери в Тегеране, она посмотрела на таксистов, лежавших в гамаках в густой тени деревьев. Вид у них был совершенно расслабленный, они слушали индийское радио, звучавшее из открытых дверей машины, которая была припаркована неподалеку.

— Мама, — начала она. Связь была совсем плохой. — Это Лейла. Скоро все наладится.

Но голос, ответивший ей, не принадлежал ее матери.

— Ваша мать в больнице, — сказал мужчина на языке фарси.

Внутри у Лейлы все напряглось. За последние годы ее мать много раз ложилась в Мер — частную клинику в Тегеране, лечение в которой оплачивали американцы. Врачи всякий раз готовили ее к худшему. Но, как правило, соседка матери сообщала Лейле о том, что ее увезли в больницу.

— Кто это? — спросила Лейла. Голос показался ей знакомым.

— Друг семьи, — ответил мужчина, вдалеке она слышала другие мужские голоса. — С ней все хорошо, и, если Аллаху будет угодно, ей обеспечат самое лучшее лечение, какое только можно купить за деньги. — В его голосе звучала издевка, и казалось, он обращался не только к ней, но и к людям, присутствующим с ним в комнате.

— Я хотела бы сама ухаживать за ней, таковы были условия договора, — сказала Лейла, стараясь не повышать голос.

Стоявший около телефонной будки мужчина с удивлением посмотрел на нее. Лейла знала, что должна сейчас находиться у постели больной матери, но понимала, что это невозможно.

— Я передам, что вы звонили, — сказал ей неизвестный. — Ее здоровье теперь в ваших руках.

Когда Лейла отправилась назад в посольство, солнце было в зените. Вдалеке невидимый продавец орехов ритмично стучал своей ложкой по сковородке, нарушая полуденную тишину. Даже полицейские, дежурившие на перекрестке рядом с посольством, прятались в тени и сидели на хлипких деревянных стульчиках. Лейла всегда легко переносила сухую жару. Подобный климат даже помогал ей почувствовать себя ближе к матери, которой она была теперь особенно нужна.

Лейле едва исполнилось девять лет, когда она поняла, что отношения между ее родителями были отнюдь не безоблачными. Они жили в посольском квартале в Дубае, где работал ее отец. Он всегда поздно приходил домой. В ту ночь он тоже вернулся поздно, но в этот раз Лейла проснулась. В квартире регулярно случались перебои с электричеством, кондиционеры время от времени отключались, и ее разбудила жара в ее спальне. Один из сотрудников посольства установил в ее комнате старый вентилятор, и она долго лежала и как зачарованная следила за его вращениями, пока он крутился то в одну сторону, то в другую. Но даже через шум вентилятора она услышала крики, доносившиеся снизу, потом раздался вопль, затем — хлопок двери, и наступила тишина.