Уилл едва не засмеялся – таким абсурдным было объяснение.

– Она подумала, что не запомнит, где спрятала деньги, поэтому спрятала записку, чтобы напомнить себе?

Элизабет покраснела.

– Да.

– И она спрятала записку под столом?

Она облизнула губы.

– Я так подумала.

– Там, где ее легко мог кто-нибудь обнаружить, например, служанка?

– Я… Так она мне сказала. – Ее голос перешел в писк. Уилл гадал, что же на самом деле искала Элизабет прошлой ночью. Она явно что-то скрывала.

– Хорошо. Давайте вернемся к нашему уроку по истории семьи.

– Разве? – Элизабет закусила нижнюю губу. – Мне казалось, вы хотели, чтобы я покинула дом.

– Элизабет, хотя у вас есть несколько сестер, вы сказали мне, что они гораздо старше вас, верно?

Она кивнула.

– Я догадываюсь, что вы мало общались с ними, так? Она покачала головой.

– Я произнес те слова в приступе гнева. Я не хотел этого, – мягко сказал он, надеясь, что она поверит ему. Пусть она и испытывала его терпение, он не хотел, чтобы она уехала. Он нуждался в ней. И знал, что она тоже нуждается в нем.

Элизабет опустила глаза.

– Я тоже должна извиниться. Я знаю, все это трудно для вас.

– А я понимаю, как важна для вас история семьи, ее доброе имя.

Она побледнела.

– Да, это так, – прошептала она, не поднимая глаз. Уилла удивил ее краткий ответ. Может быть, сегодня она в дурном настроении из-за его вспышки гнева.

– Расскажите мне о вашем отце.

– Моем отце?

– Да, о предыдущем герцоге. Что за человек он был?

– Я не могу говорить об этом прямо сейчас, – пробормотала она, поднялась и направилась к двери.

Уилл опередил ее и встал перед ней, как часовой, загородив выход.

– Вы говорили, что расскажете мне о моем происхождении и родословной семьи. Я хочу знать о вашем отце.

Ее глаза наполнились слезами.

– Вы все знаете, да? – Она вильнула в сторону и уставилась на камин. – Вы нашли его и теперь знаете правду.

Он медленно приблизился к ней, как если бы пытался подобраться к раненому животному, и мягко положил руки ей на плечи.

– Элизабет, я представления не имею, о чем вы говорите.

– Конечно, имеете. – Она высвободилась из его рук и посмотрела на его лицо. По ее щекам текли слезы. – Вы не можете не знать. Все знают или, по крайней мере, подозревают.

Он покачал головой:

– Подозревают что?

Выражение ее лица из несчастного стало гневным. Она схватила его за руку и повела за собой из кабинета и дальше через холл в комнату для музицирования. Захлопнув за ними дверь, она сделала жест рукой в сторону портретов на стенах.

– Посмотрите на них, – потребовала она.

Уилл повиновался и стал рассматривать картины на стене. Это были портреты четырех женщин, светловолосых, с голубыми глазами, написанные, по-видимому, когда каждой из них было лет шестнадцать. Здесь был и портрет Элизабет в том же возрасте. Он улыбнулся ее портрету.

– Что еще я должен увидеть, кроме вас и ваших сестер?

Она показала на большой портрет, висевший над камином:

– Это моя мать.

Стараясь сохранять терпение, поскольку происходило что-то важное для нее, он кивнул:

– Она была очень привлекательной женщиной.

– А я совсем не похожа на них, – шепнула она. – Ничего общего.

– То, что у вас рыжие волосы и веснушки, ничего не значит. Возможно, вы похожи на какого-то другого родственника.

– Нет, это невозможно. Ни на одном портрете, ни в одном из поместий нет никого с рыжими волосами. Только я! Я одна. – Она опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Он сел рядом и попытался ее обнять. Она вырвалась и встала.

– Элизабет, если у вас рыжие волосы, это еще не означает, что вы не дочь герцога.

– Это не означает, я просто знаю, что я не его дочь.

Уилл встал и привлек ее к себе.

– Что значит – вы знаете?

Ее нижняя губа задергалась.

– Он сказал мне, что я не его дочь. После смерти моей матери. Может быть, он хотел наказать меня за ее смерть. Я не знаю. Но он сказал мне, что у моей матери была связь с кем-то и в результате на свет появилась я. Я не знаю, кто мой отец.

Он крепко прижал ее к груди. Ее слезы увлажнили его рубашку и шейный платок. Он старался перебороть сладострастное чувство, охватившее его, когда он почувствовал ее теплое тело.

Он нежно провел рукой по ее волосам – несколько заколок упали на пол. Она перестала плакать, но продолжала прижиматься к нему. Теплые губы прикоснулись к его подбородку, и он понял, что оказался в большой опасности. Он хотел только унять ее боль, сделать так, чтобы она на время забыла о том, что ее мучило. Но в ту секунду, когда ее губы коснулись его, он забыл обо всем.

Это было неправильно.

Она нуждалась в утешении, а не в страсти. Когда он попытался отстраниться, она крепко обняла его за шею и прильнула к его губам. Он ощущал соленые слезы на ее губах, пока она не приоткрыла их для него. Он крепче прижался к ее губам и понял, что погиб. Она больше не хотела утешения.

Пропадая в пожаре страсти, он вытащил шпильки из ее волос. Ее восхитительные рыжие волосы тяжелой волной упали ей на спину, и он запустил в них руки. Боже, как ему захотелось увидеть ее обнаженной с этими волосами, ниспадающими по ее спине! Он хотел видеть ее розовые соски, торчащие, чтобы он мог взять их в рот…

Он прошел с ней до дивана и сел, потянув ее на себя. Он раздвинул ее ноги так, что теперь она обхватила ими его бедра. Исходившее от нее тепло возбудило его, он желал ее и не знал, как долго сможет сдерживаться.

Обхватив руками ее бедра, он потерся об нее. Вырвавшийся у нее стон лишил его еще части самоконтроля. Ему следовало остановить это безумие.

– Элизабет, – пробормотал он где-то у ее губ, – мы должны остановиться.

Элизабет пошевелилась, чуть отодвинулась. Она знала, что он прав, но она нуждалась в нем. И не хотела останавливаться. Не сейчас. Она хотела чувствовать его в себе. Она хотела близости с ним.

– Элизабет…

Поцелуем она закрыла ему рот. Ей не было дела до того, что он пытался остановить ее. Ей нужно было больше, чем поцелуй. Она устала чувствовать себя несчастной и жалкой, ей нужно почувствовать что-то другое. Она хотела его, и она намеревалась его получить. К черту последствия! Единственный раз в жизни она без страха добивалась того, чего хотела.

Она подергала за его аккуратно завязанный шейный платок, ослабила его и стянула с сильной шеи. От него исходило тепло, и она прикоснулась губами к его губам. Он запрокинул голову, открыв для нее шею. Покрывая ее поцелуями, она расстегивала пуговицы на его рубашке, но поскольку сюртук оставался на нем, она не могла ее снять. Водя рукой по его коже там, где она обнажилась, Элизабет услышала его тяжелый шепот:

– Элизабет, это…

Прежде чем он смог отвергнуть ее, она снова поцеловала его. Наконец оторвавшись от него, она приложила палец к его губам.

– Пожалуйста, – умоляла она. Он долго смотрел на нее, словно пытаясь принять решение. Потом медленно взял в свой горячий рот ее палец. Он улыбался – она задрожала. Он выпустил ее палец и стал водить губами по ее ладошке. По ее коже пробежали мурашки. Она и не предполагала, какой чувствительной могла быть ее кожа.

Он провел губами вверх по ее руке, пока не натолкнулся на шелковый рукав ее платья. Тогда он храбро принялся расстегивать пуговицы на платье. С каждой расстегнутой пуговицей платье все ниже сползало с ее плеч, пока они не оголились, тогда он спустил его дальше к локтям.

В его взгляде было такое неистовство, что она снова задрожала, пламя сжигало ее.

– Если мы не остановимся сейчас, обратного пути не будет, – шепнул он, целуя ее шею. – Я не хочу сожалений… если вы хотите, чтобы я остановился, скажите это сейчас.

– Нет, – ставшим вдруг хриплым голосом прошептала она.

– Боже, – бормотал он где-то у ее шеи. – Вы не знаете, как я хочу вас.

– Я думаю, что знаю, – ответила она.