Хлопнув дверью, снова примчалась Джана, сжимая в руке пустой китовый стакан. Рот и подбородок у нее были вымазаны розовым.

— Я пришла за ещём, — объявила она и, обхватив стакан обеими ладонями, протянула его Кейти. Та достала из холодильника кувшин и налила добавки.

— Стой, зайка, не убегай, — остановила она малышку. — У тебя все лицо в «Кул-эйде». — И она стала вытирать ей подбородок бумажным полотенцем.

В приемной у ветеринара Кейти и слова не сказала в свою защиту. Ни «была метель», ни «он выскочил прямо под колеса», ни «я его даже не заметила». Она молча сидела рядом, комкая варежки на коленях, пока не вышел ветеринар и не сказал, что Аберфан умер. Только тогда она подала голос: «Я думала, их в Колорадо больше не осталось. Все погибли».

А я повернулся к ней, к шестнадцатилетней девчонке, еще не научившейся закрываться, и сказал: «Теперь да, теперь не осталось. Из-за тебя».

— Не надо так говорить, — предостерегающе начал ветеринар.

Он хотел положить руку мне на плечо, но я вывернулся.

— Ты хоть понимаешь, что на твоей совести гибель одной из последних собак на свете? Что из-за тебя уничтожен целый вид?

Снова хлопнула сетчатая дверь. Кейти смотрела на меня, сжимая в руках порозовевшее бумажное полотенце.

— Вы переехали, и я тогда подумала: наверное, вы меня простили. Но получается, что нет? — Она подошла к столу и вытерла отпечатавшийся от стакана красный ободок. — Зачем вы это сделали? Чтобы меня наказать? Или думаете, я все пятнадцать лет так и гоняю по дорогам на бешеной скорости, сбивая животных?

— О чем вы? — не понял я.

— Из Общества уже приходили.

— Из Общества?

— Да. — Она не отрываясь смотрела на испачканное красным полотенце. — Они говорят, вы сообщили про сбитого на Ван Бюрене шакала. Интересуются, где я была с восьми до девяти сегодня утром.

На обратном пути в Финикс я чуть не сбил дорожного рабочего. Он отскочил к еще не застывшему бетонному отбойнику, выронив мне под колеса лопату, на которую весь день опирался.

Общество, значит, уже успело нанести визит. От меня они прямиком направились к ней. Но это невозможно, я ведь до того времени с Кейти никак не связывался. Я тогда еще даже фото миссис Эмблер не видел. Тогда получается, от меня они направились прямиком к Рамирес, а ей неприятности с Обществом не нужны.

«Мне сразу показалось подозрительным, что он не поехал на губернаторскую конференцию, — сказала она им. — А потом он попросил посмотреть страницу вот этой особы. Кэтрин Пауэлл, 4628 Датчмэн-Драйв. Это его знакомая по Колорадо».

— Рамирес! — закричал я в автомобильный телефон. — Мне надо с тобой поговорить! — В ответ ни слова.

Миль десять я ругал ее на все корки, пока не вспомнил, что у меня нажата кнопка отключения. Я саданул по ней в сердцах.

— Рамирес, куда ты запропастилась?

— А сам-то? — Голос у нее был такой же возмущенный, как у Кейти, но куда ей до меня. — Отключился, объяснять, в чем дело, не желаешь…

— Поэтому ты сделала свои собственные выводы и скоренько изложила их Обществу?

— Что? — Знакомая интонация. Таким же тоном я переспрашивал Кейти про неожиданный визит представителей Общества. Рамирес, выходит, никому ничего не говорила и вообще не в курсе, о чем я, но притормозить я уже не мог.

— Ты стукнула Обществу, что я попросил досье на Кейти?

— Нет. Говорю же, они позвонили утром, искали тебя. Я сказала, что ты на губернаторской конференции.

— И больше они не перезванивали?

— Нет. А что, у тебя неприятности? Я нажал кнопку отключения.

— Да, — произнес я вслух. — У меня неприятности.

Рамирес им ничего не говорила. Может, кто-то еще из редакции, хотя вряд ли. В конце концов, наша Долорос Чивере делала статью про утечку информации с личных страниц. «Как же так, у вас нет фотографий вашей собаки?» — спрашивал Хантер, а значит, они читали мою страницу тоже. И им известно, что мы с Кейти оба жили в Колорадо, в одном городе, когда погиб Аберфан.

— Что вы им сказали? — спросил я Кейти. Она так и стояла у кухонной столешницы, комкая в руках запачканное «Кул-эйдом» полотенце. Хотелось его выхватить, чтобы она на меня посмотрела. — Что вы сказали этим, из Общества?

Кейти подняла глаза.

— Сказала, что приехала по Индиан-Скул-Роуд на работу, забирать задание по программированию на месяц. К сожалению, я с таким же успехом могла доехать туда по Ван Бюрену.

— Про Аберфана! — перебил я. — Про Аберфана что вы им сказали?

Она выдержала мой взгляд.

— Ничего я не сказала. Думала, они уже все знают от вас. Я схватил ее за плечи.

— Если придут снова, ничего им не говорите. Даже если вас арестуют. Я разберусь. Я…

Я не договорил, что именно сделаю, потому что и сам не знал. Выбежал из дома, столкнувшись на выходе с Джаной, которая шла за очередной добавкой, и помчал к себе, не имея, правда, ни малейшего представления, как буду действовать дальше.

Позвоню в Общество и потребую оставить Кейти в покое, потому что она ни при чем? Это только вызовет лишние подозрения, а куда мне лишние, я и так уже влип по полной.

Нашел на шоссе сбитого шакала (с моих слов) и вместо того, чтобы позвонить сразу же с телефона в машине, проехал зачем-то две мили до магазина. Сообщил куда следует, но отказался называть свои данные. Потом прогулял две съемки; не поставив в известность начальство, зато окольным путем добыл досье на Кэтрин Пауэлл, знакомую пятнадцатилетней давности, которая вполне могла оказаться на Ван Бюрене во время происшествия.

Связь очевидна. Как скоро они все сопоставят и поймут, что пятнадцать лет назад — это когда умер Аберфан.

На Апачи стягивался поток машин, выплескивающийся с переполненных в час пик магистралей, и целая флотилия цистерн. Такое впечатление, что кроме разделенок они других дорог в жизни не видели, поскольку перестраивались как попало, даже не думая помигать поворотником. Да и вообще само понятие полосы им, похоже, было чуждо. На выезде из Темней повороте на Ван Бюрен они уже заполонили все шоссе. Я сместился на полосу для водовозов.

На моей странице имя ветеринара не указывалось. Тогда система еще только начинала разрабатываться, и все порядком нервничали по поводу вторжения в частную жизнь. Без разрешения самого человека никакие сведения о нем в сеть не выкладывались, особенно медицинские и банковские, а страницы больше напоминали расширенные анкеты: семья, работа, хобби, домашние животные. Из моей кроме клички Аберфана можно было узнать разве что дату его смерти и мой тогдашний адрес, но, видимо, хватило и этого. В городке было всего две ветеринарные клиники. У того ветеринара имя и фамилия Кейти в записи о смерти Аберфана не значатся. Он тогда отдал ей права, даже не взглянув, зато Кейти сообщила свое имя его помощнику… Этот мог и записать. Только теперь уже не выяснишь. Страницу ветеринара запрашивать бессмысленно: Общество проследит запрос и доберется до ветеринара раньше меня. Можно попробовать добыть журнал клиники через редакцию, но тогда придется все объяснить Рамирес, а телефон у меня, наверное, прослушивается. А если заехать в редакцию самому, то Рамирес отберет машину. Нет уж.

Куда я еду, я так и не решил, но гнал все равно на пределе. Когда идущая впереди цистерна сбросила скорость до девяноста, я едва не влетел ей в задний бампер. Место, где утром лежал сбитый шакал, я проехал, даже не обернувшись. Смотреть там все равно не на что, даже если бы поток машин не заслонял. Что не убрало Общество, давно раскатали проезжающие автомобили, да и не было там улик все равно. Если бы были, если бы машина, сбившая шакала, попала в камеру, они бы ко мне не пришли. И к Кейти тоже.

Предъявить ей обвинение в смерти Аберфана они не могли — в те времена это законом не каралось, — но, узнав про Аберфана, они могут повесить на нее сбитого шакала, и пусть хоть сотня свидетелей, сотня камер слежения подтвердят, что она в это время была на Индиан-Скул-Роуд. Не важно, что экспертиза не обнаружит на ее машине никаких следов. Она задавила представителя вымирающего собачьего племени. Ее четвертуют.