Я вспомнила, как Дэвид, наклонившись ко мне между лучшими фильмами 1944–1945 годов, говорил: «Я думаю, мы знаем о квантовой теории столько же, сколько можем узнать о Мэй Робсон по отпечатку ее ноги».

— Вы не можете оправдать это, придумывая новые термины, — сказала доктор Такуми.

— Я с вами полностью не согласен, — сказал доктор Пинт. — Страсть на расстоянии — не просто придуманный термин. Это наблюдаемое явление.

Именно, подумала я, вспомнив, как Дэвид взял макроскопическое меню и сказал: «Паштет из морских ежей выглядит неплохо». Не важно, куда электрон пошел после столкновения. Даже если он пошел подальше от Голливуда и Уэйна, даже если он спрятался за огромным меню, второй электрон все равно придет, спасет от «радиччо» и купит ему пирожок.

— Наблюдаемое явление, — сказала доктор Такуми. — Ха! — И ударила по столу председательским молоточком.

— Вы утверждаете, что страсти не существует? — сказал доктор Пинг. Лицо его побагровело.

— Я утверждаю, что один жалкий эксперимент вряд ли можно назвать наблюдаемым явлением!

— Один жалкий эксперимент! Я на этот проект потратил пять лет жизни! — сказал доктор Иверсон, потрясая перед носом доктора Такуми кулаками. — Я продемонстрирую вам страсть на расстоянии!

— Только попробуйте, и я переопределю ваши граничные условия, — сказала доктор Такуми и стукнула его по лбу председательским молотком.

Пока не появилась полиция, я поспешила к себе в номер. Дарлин до сих пор не было, телефон и кондиционер до сих пор не работали. Я уже начинала беспокоиться. Я прошлась до Китайского театра, чтобы найти Дэвида, но и его там не было. За гармошкой лауреатов «Оскара» стояли доктор Уэдби и доктор Слит.

— Вы не видели Дэвида?

Рука доктора Уэдби соскользнула со щеки Нормы Ширер.

— Он ушел, — сказал доктор Слит, выбираясь из лауреатов 1929–1930 годов.

— Он сказал, что собирается на «Форест лаун», — сказал доктор Уэдби, пытаясь пригладить свои всклокоченные седые волосы.

— А доктора Мендосу вы не видели? Она собиралась приехать сегодня утром.

Нет, ее не видели ни они, ни доктор Готар с доктором Тибодо, которые остановили меня в холле, чтобы показать открытку с надгробием Эйми Сэмпл Макферсон. Тиффани ушла с дежурства. Натали сказала, что на меня у нее ничего нет. Я вернулась в номер ждать звонка Дарлин.

Кондиционер по-прежнему не работал. Я обмахивалась брошюркой о Голливуде, а потом открыла ее и начала читать. Сзади на обложке был план Китайского театра Граумана. Деборе Керр и Юлу Бриннеру тоже не досталось общего цементного квадрата, а Кэтрин Хепберн и Спенсер Трейси даже не попали на карту. Она готовила ему вафли в «Женщине года», а они даже не удосужились выделить им квадратик. Интересно, не занималась ли оформлением цементных квадратов Тиффани, модель/актриса! Я вдруг увидела, как она тупо смотрит на Спенсера Трейси и говорит: «На вас здесь ничего нет».

И что это — «модель/актриса»? Означает ли это, что она модель или актриса, или же, что она модель и актриса? Ясно одно — она не служащая отеля. Может, электроны — это Тиффани микрокосмоса, что объясняет их дуализм волна/частица. А может, они на самом деле вообще не электроны? Может, они просто временно работают электронами, чтобы платить за уроки синглетного состояния?

Было уже семь часов, а Дарлин до сих пор не позвонила. Я перестала обмахиваться буклетом и попыталась открыть окно. Окно не поддавалось. Проблема в том, что никто ничего не знает о квантовой теории. Все, что мы имеем, — это несколько сталкивающихся электронов, которые никто не может увидеть и которые нельзя точно измерить из-за принципа неопределенности Гейзенберга. И еще есть хаос, который следует учитывать, и энтропия, и все это пустое пространство. Мы даже не знаем, кто такая Мэй Робсон.

В семь тридцать зазвонил телефон. Это была Дарлин.

— Что случилось? — сказала я. — Ты где? — На Беверли-Хилз.

— На Беверли-Хилз?

— Да. Это долгая история. Когда я приехала в «Риальто», девушка-регистратор, по-моему, ее зовут Тиффани, сказала, что на тебя тут ничего нет. Она сказала, что у них все заказано под какие-то научные дела и им приходится отправлять всех вновь прибывших в другие отели. Она сказала, что ты в «Беверли-Хилз» в номере десять-двадцать-семь. Как там Дэвид?

— Он невыносим, — сказала я. — Он проводит время, изучая отпечатки ног Дины Дурбин в Китайском театре Граумана, и пытается меня уговорить пойти с ним в кино.

— И ты собираешься пойти?

— Не могу. Через полчаса — обзорный доклад доктора Геданкена.

— Доктора Геданкена? — В голосе Дарлин прозвучало удивление. — Минутку. — Тишина, потом снова голос Дарлин: — Думаю, тебе лучше пойти в кино. Дэвид — один из двух последних оставшихся в мире очаровательных мужчин.

— Но он не принимает всерьез квантовую теорию! Доктор Геданкен набирает команду для разработки парадигмы, а Дэвид безостановочно болтает о прожекторе на Архиве Конгресса.

— А знаешь, может, он что-то в этом нашел. Я хочу сказать, что серьезное отношение хорошо для ньютоновской физики, но, возможно, квантовая теория требует совсем иного подхода. Сид говорит…

— Сид?

— Парень, с которым мы идем сегодня в кино. Это долгая история. Тиффани дала мне неправильный номер, и там оказался парень в нижнем белье. Он квантовый физик. Он собирался остановиться в «Риальто», но у Тиффани на него ничего не было.

Кладбище «Форест лаун» закрывалось в пять часов. Я прочла это в буклете о Голливуде после разговора с Дарлин. Там ничего не говорилось о том, куда он мог пойти: в «Коричневый котелок» или на ранчо Ла-Брея или еще в какое-нибудь классное место недалеко от Голливуда и Уэйна, где подают альфа-альфа спаржу, которую Джон Харт съел прямо перед тем, как его грудь взорвалась в «Чужом».

По крайней мере я знала, где доктор Геданкен. Я переоделась и вошла в лифт, размышляя о дуализме волна/частица, фракталах, высокоэнтропийных состояниях и экспериментах с запаздывающим выбором. Проблема в том, где найти парадигму, которая позволяет зрительно представить себе квантовую теорию, если в нее надо включить и переход Джозеффсона, и страсть, и все это пустое пространство. Это невозможно. Ведь нельзя же работать только с несколькими отпечатками ног и впечатлением от колена Бетти Грейбл.

Двери лифта раздвинулись, и на меня налетел Эйби Филдс.

— Я вас везде ищу. Вы не видели доктора Геданкена?

— А разве он не в танцзале?

— Нет, — сказал Эйби. — Он опаздывает уже на пятнадцать минут, и никто его не видел. Вы должны подписать вот это. — Он сунул мне какую-то бумагу.

— Что это?

— Петиция. — Он выхватил бумагу у меня из рук. — Мы, нижеподписавшиеся, требуем, чтобы ежегодные встречи Международного конгресса по квантовой физике впредь проводились в надлежащем месте, таком, как Расин. — Он снова сунул мне бумагу. — Но не в таком, как Голливуд.

Голливуд.

— Вы знаете, что участнику МККФ требуется в среднем два с половиной часа, чтобы зарегистрироваться в отеле? Они даже заслали несколько человек в Глендейл.