— Слушай, — повернулся к полковнику Тарас Веточкин, — помнишь, я тебе о засушенной кобре, гардеробщике из Большого театра, рассказывал? Так он погиб, сам себе горло разорвал во время премьеры «Жизели».
— Неужели такая плохая постановка была? — отстраненно пошутил Хромов и добавил: — Неспокойно что-то в королевстве УЖАС.
— Надо принимать меры, — решительно перебил его Веточкин, — и начать с поисков Стефана Искры.
— Поискать-то надо, — задумчиво согласился Хромов. Они расположились на заднем сиденье милицейского «форда», направлявшегося в сторону Нового Арбата. — Но ты ведь знаешь возможности этих летающих крокодилов, у них же сплошная фантастика, а не жизнь.
— Крокодилы? — недоуменно уставился на него Тарас.
— Да это я к слову, — махнул рукой полковник. — Ты слышал из информационных программ или у себя на Лубянке, что в Америке самолет с заложниками захватила одна дамочка, топ-модель, в смысле, тощая, глупая, но, говорят, красивая? Не глупая, конечно, если в одиночку захватила, заставила правительство США считаться с собой так, что они не смогли ей препятствовать. Сейчас самолет летит в Россию.
— Ты хочешь сказать, — Веточкин заинтересованно посмотрел на Хромова, — что это УЖАС?
— Именно это и хочу сказать.
— А ты знаешь, — согласился с Хромовым Тарас, — в Техасе мустанг взбрыкнул не вовремя, — он задумался, — или вовремя, не важно, и убил англичанина, который на самом деле не англичанин, работал на СВР и имел какое-то, — Веточкин
опять задумался, — то есть прямое отношение к УЖАСу. Во всяком случае, у него в глазах просматривалось
сдерживаемое волевым усилием безумие, точно такое же, как у гардеробщика и того, с кем мы встретились у Стефана Искры. Помнишь ощущение его взгляда, словно циркульная пила в миллиметре от лица вращается?
— Помню, — кивнул Хромов. — А я тебе так и сказал, летающие крокодилы. Но откуда ты знаешь, что он, этот убитый копытами, на СВР работал? Если они сами сказали, то врут, с ними вообще нельзя разговаривать, правду все равно не услышишь. Я недавно встретил одного приятеля. В армии вместе служили, а сейчас он в СВР работает. Поговорили, выпили, спрашиваю, давно ли он стал очки носить, а он их снимает, кладет в карман и на голубом глазу заверяет, что никогда в жизни очки, даже солнечные, не носил.
— Да ты что? — удивился Веточкин. — Тебе еще легкий случай попался. Но мне не в СВР это сказали, а один раввин из Хайфы, моссадовец, друг молодости.
— Так, это Чигиринский, я его помню. Для того чтобы соединить «друг», «моссадовец», «еврей», «раввин», недостаточно быть просто евреем, надо сначала пожить в Одессе, перебраться в Киев и устроиться в Москве директором планетария. Как он там? И что рассказывал о СВР?
— Я слегка опоздал, и он первый вытащил у погибшего секретную документацию, вахтенный журнал с линкора «Принц Чарлз», а также зашифрованное спецкодом СВР письмо. Шифр сложнейший, Чигиринский при мне минут сорок бился над дешифровкой, прежде чем прочитал. Парень в письме, если коротко излагать, посылает всех в нужном направлении и объявляет себя Богом. Мне Чигиринский копии отдал, а вообще-то у него ностальгия по родине.
Хромов нажал на кнопку, и звукоизоляционная стеклянная перегородка опустилась вниз.
— Анатолий, — попросил он водителя, — тормозни у ресторана «Японская кухня».
— Да ты что, полковник? — вскинулся перепуганный Веточкин. — Какая там, к черту, Япония — осьминогов и треску мороженую сырыми жевать да теплой водкой сакэ запивать, что ли?
— А куда? — флегматично спросил Хромов. — В «Савой»?
— В «Савой», — кивнул Веточкин и уточнил: — Ко мне домой, в смысле.
На улице уже стемнело, Москва расцветилась огнями, становясь в одних местах уютной, в других красивой, в некоторых доброй и умной, но в большинстве мест высокомерной, быдловатой и жестокой.
— Это хотя и милицейская машина, — сказал Хромов, обводя рукой салон «форда», — но не милицейская. На ней хорошо по прямой трассе за преступниками во время съемок фильма гнаться или перед начальством погарцевать, а в оперативном деле она никакая, дрянь, одним словом.
— Ну да, — хмыкнул Веточкин, — «шестерка» в этом деле незаменима.
— Жена дома? — спросил Хромов у Веточкина, когда они поднимались в лифте. — Или как?
— Дома.
— Анюточка, — голубем заворковал Хромов, войдя в комнату. — Сколько лет, сколько зим я тебя не видел. А ты все прекрасна, как не знаю кто. — Хромов был мастером на комплименты.
— Леонид, — весело рассмеялась Анюта Веточкина, красавица с уютными чертами лица, — проходи. Между тобой и комплиментами нет ничего общего. Ты, похоже, с таким же лицом спрашиваешь у бандитов, куда они спрятали награбленное.
— Анюта, — укоризненно проговорил Хромов, — я с ними вообще на эти темы не разговариваю, они мне без слов всю душу наизнанку выворачивают.
Вскоре Хромов и Веточкин сидели за столом на просторной кухне. Перед ними дымились тарелки с горячим пюре и бифштексами в обрамлении зеленого горошка. А также тонко нарезанные лимоны, грибы под названием «опята домашней засолки», нарезанная ветчина, соленые огурцы, салат «оливье» в красивой салатнице и классический запотевший графин с водкой. Анюта Веточкина еще раз пытливым взглядом обвела стол, затем не спеша оделась и стала похожа на «Незнакомку» с картины Крамского.
— Вы тут общайтесь, — произнесла она, — а я поехала в Лужники. Сегодня соревнования ответственные. Часов в одиннадцать мы с Сережей приедем.
— Возьми машину, — заботливо посоветовал Тарас жене, — но будь осторожна на дороге.
— Ну, Тарас, — опять расхохоталась Анюта, — спасибо. Я уже десять лет даже в булочную пешком не хожу, до того привыкла к своей машине.
Она чмокнула мужа в щеку, помахала рукой Хромову и ушла.
— Вот это, я понимаю, жена. — Хромов с удовольствием обвел глазами стол и налил по первой рюмке. — Приготовила, накрыла и ушла к сыну на соревнования, чтобы не мешать мужчинам отдыхать. И где таких выращивают, скажи, Тарас?
— На Украине, — улыбнулся Тарас Веточкин, поднимая рюмку. — В городе Северодонецке Луганской области.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Несмотря на то что в Москве и в мире происходили значительные события, Хромов и Веточкин решили не обращать на них внимания и шли в сторону ресторана «Ивушка», что находился в квартале от дома Веточкина…
— Мы на задание, — сказал Тарас Анюте, только что вернувшейся с сыном домой, и, подмигнув наследнику, добавил: — Ни минуты покоя с этой работой.
— Встреча с агентурой, — поддержал его Хромов и уточнил: — Очень серьезная встреча.
— Ну-ну, — снисходительно махнула рукой Анюта. — Смотрите не заработайтесь.
…Пересчитав деньги, они вошли в ресторан.
— Что будем заказывать? — Вежливо склонился к ним официант.
— Да вроде и есть не хочется, — пробормотал Хромов и, взглянув на Веточкина, сделал неожиданный заказ: — Устрицы в лимонном соке, бутылку кьянти 1992 года и два расстегая по-витебски.
— Извините, — растерялся официант, заметив, что на столе нет меню, — я сейчас. — Он исчез и через мгновение появился с двумя картами меню. — У нас только то, что есть в меню, и, если честно, господа, в Москве всего лишь три ресторана, где подают свежие устрицы, и ни одного, где слышали о витебских расстегаях; даже в самом Витебске нет таких.
— Мудрый ты, я гляжу, — проворчал Хромов, открывая меню. — Зачем нужен ресторан, где нельзя заказать себе устрицы?
— Да, — поддержал его Веточкин, углубившись в изучение типографских данных на оборотной стороне глянцевой книжечки. — Иногда так хочется поесть винно-черепахового супа «Либретто». Зайдешь в ресторан, а там лишь одно вино и ни одной черепахи.
— Господа, — занервничал официант. — Я что, крайний в третьем ряду?
— Да нет, — смилостивился Хромов. — Раз нет устриц и кьянти, то неси водку, но только холодную и немножко, в смысле бутылку, а еще лучше не водку, а текилу золотую, нам друга помянуть надо.