Эти ежедневные наблюдения за женой как-то успокоили Николая и даже подарили некоторую надежду. Во-первых, он заметил, что в лице Валентины появилась разочарованность и склонность к принятию радикального решения. Во-вторых, однажды вечером, когда Валентина уже ушла в дом отдыхать, а Николай ради интереса наблюдал за своим врагом во дворе, туда вошли двое мужчин. Один был похож то ли на китайца, то ли на корейца, второй был русским и держал в руке большую сумку. Виктор Найденов встретил их приветливо, они сели за стол под навесом и долго разговаривали, смеялись, немного выпили. Затем Виктор вошел в дом, вернувшись, протянул пачку денег русскому и взял у него из рук сумку. Китайско-корейского вида мужчина протянул Найденову нечто похожее на кольцо, Николай не успел разглядеть, так как Найденов сунул его в карман. Вскоре мужчины ушли, и через некоторое время Стромов поспешил к последнему автобусу в город.

На следующий день, в субботу, Николай пришел на рынок и в рыбном ряду разыскал торгующую вяленой таранью и рыбцом Валентину.

— Здравствуй, Валя, — поздоровался он. — Как жизнь?

— Хоть ложись, — ответила ему бывшая жена, но улыбнулась хорошо, не отстранилась.

Впрочем, Николай уже не слышал ее, он во все глаза смотрел на средний палец левой руки Валентины. На нем было колечко с явно не стеклянным камешком.

— Муж сегодня утром подарил? — ткнул он пальцем в кольцо и улыбнулся.

— Откуда ты знаешь? — удивленно распахнула глаза Валентина.

— Да я от фонаря, — равнодушно произнес Стромов, подмигнул жене и ушел, сказав на прощание слова, от которых она осталась в полной растерянности: — Ты скоро вернешься ко мне.

Николай Стромов узнал кольцо по ориентировке на «изготовленные из драгметаллов изделия, похищенные в квартирах граждан». Но не это было главное, а то, что одного из ночных посетителей Найденова, русского, он знал. Это был выпускник радиотехнического института Вячеслав Ратушев, превосходный знаток и изобретатель сигнализационных и специфических охранных систем. Его часто приглашали в ВОХР для консультаций. Безупречная биография, красный диплом, прекрасное будущее, но теперь, и Николай Стромов это знал, как никто другой, все это надо будет выбросить псу под хвост. Впрочем, Россия такая страна, что в ней даже действительные академики РАН могут попасть в тюрьму за карманные кражи.

— Что это означает? — спросил Веточкин у Михаила Лутоненко.

Нейрохирург встал из-за стола, подошел к окну и глядя в него, ответил:

— Смерть в течение пяти-шести месяцев.

— Эх! — сокрушенно выдохнул Хромов. — Надо же, гадство какое.

Разговор происходил в ординаторской нейрохирургического отделения института имени Склифосовского.

— И ничего нельзя сделать? — бесстрастно, что говорило о его огорчении, спросил Тарас.

— Не знаю, — неуверенно пожал плечами Лутоненко. — Опухоль прогрессирует. Это затылочно-теменная часть, ни один нейрохирург не возьмется за удаление опухоли в этом месте. Разве только… — Он замолчал и, оторвавшись от окна, вернулся к столу. — Есть человек, нейрохирург от Бога, хотя мне иногда кажется, что все-таки от черта. Вполне возможно, что он может что-то сделать, но я не знаю, не знаю.

— Да хотя бы от Змея Горыныча, нельзя, чтобы вот так, запросто, взял и умер хороший человек! — воскликнул обнадеженный Хромов. — Что за человек, где? Я сейчас за ним смотаюсь, вызову служебную и смотаюсь.

— Успокойся, Леонид Максимович, — остановил его Веточкин, внимательно глядя в лицо двоюродному брату. — В чем дело, Михаил, что за проблема?

— Странный он, — неохотно ответил Лутоненко. — Может сутки оперировать, а может спокойно смотреть на умирающего и пальцем не пошевелить. Исчезает иногда надолго. Главврач делает вид, что так и надо.

— А я зачем? А Уголовный кодекс для чего? — вскинулся Хромов.

Во время обследования у Миронова обнаружилась в заты-лочно-теменной части опухоль, которую Михаил Лутоненко определил как злокачественную. Сам он эту операцию провести не мог, он никогда не брался оперировать, если чувствовал в себе неуверенность. А сейчас он именно это и чувствовал.

— Ладно, — вдруг решительно произнес Лутоненко, — пока говорить не о чем. Я сегодня попытаюсь переговорить с этим человеком. Если он возьмется, то шанс есть, но, повторяю, его реакция непредсказуема, предугадать невозможно.

— Да кто это такой, черт побери?! — возмутился Хромов. — Он должен как врач отреагировать быстро и положительно, деньги мы достанем.

— Он не врач и к деньгам равнодушен, — задумчиво проговорил Лутоненко и замолчал.

— А кто? — осторожно спросил его Веточкин.

— Алексей Васильевич Чебрак. — Лутоненко немного помедлил и решительно добавил: — Бог.

Опухоль в голове Миронова, поломка в дороге служебной машины, пасмурная погода и вынужденная поездка к месту службы в метро испортили Хромову настроение настолько, что, войдя в свой кабинет на Петровке, он сразу же поручил секретарю:

— Дайте мне все ориентировки на злодеев, объявленных в федеральный розыск за последнее время.

Ему хотелось выловить кого-нибудь из этих гадов и набить морду. А что еще оставалось делать? Настроение было паршивым еще и потому, что никак не получалось наступить на хвост УЖАСу. Если раньше они как-то, то есть вполне нагло, обозначались, то сейчас превратились в какой-то робкий призрак, исчезли. ГРУ, в лице Эппеля, лишь пожимало плечами: «По-моему, они все застрелились». Но Эппель играл в свою игру. Это понятно, ГРУ не та организация, которая позволяет своим генералам играть в чужую игру. Хромов не знал, что руководители ГРУ и УЖАСа «слегка» договорились. УЖАС дал понять, что убийц Тассова они отыщут и передадут разведчикам, и вообще, давайте жить дружно. И то и другое устраивало ГРУ.

— Пожалуйста, Леонид Максимович, — секретарь положила перед Хромовым папку с ориентировками, — злодеи месяца.

Хромов молча кивнул, и секретарь поспешно вышла. Она была опытной и понимала, почему начальник не сказал обычное «спасибо». Судя по его лицу, если он и мог что-то сказать в данный момент, это «что-то» было бы матерным. Секретарь села за свой стол и закурила длинную сигарету-гвоздик. Через десять минут из переговорного устройства последовала команда:

— Уважаемая Нинель Александровна, разыщите, пожалуйста, старшего оперуполномоченного Старикова и срочно ко мне, где бы он ни был, пусть это будет даже Рио-де-Жанейро.

«О, Бразилия», — вздохнула Нинель Александровна и позвонила для начала в «убойный» отдел. Могучего и высокого Сашу Старикова она могла бы, бросив все, разыскать и в Рио-де-Жанейро.

Старший уполномоченный Саша Стариков нашелся на удивление быстро. Обычно его в отделе не было. Оперативника кормят ноги, интуиция и риск, им некогда сидеть

за столами. Через пять минут он уже входил в приемную Хромова.

— Что там? — спросил он у Нинель Александровны.

— Гром и молния, — нежно ответила ему секретарь.

Стариков вошел в кабинет и увидел, что вместо грома и молнии по лицу Хромова лишь пробегали тучки сосредоточенной заинтересованности.

— Я прибыл, — доложил Саша. — Вызывали?

— Взгляни, — сразу же приступил к делу Хромов, протягивая фотографию. — Узнаешь?

— Геи? — неуверенно спросил старший оперуполномоченный, ибо своеобразное одеяние Самвела Тер-Огонесяна бросалось в глаза в первую очередь, но тут же его неуверенность сменилась радостью узнавания: — Мыонг, гадом буду, Хонда!

— Да, — торжественно подтвердил Хромов. — Объявлен в розыск как «неизвестный корейской национальности» таганрогским УВД по подозрению в убийстве трех человек.

— Ну вот, — огорчился Саша, — зачем мы его тогда отпустили? Тассов и Блудов на нем. Я уверен. — Он оборвал свои сетования и молча посмотрел на Хромова.

— Не продолжай, — посоветовал ему Хромов. — Я сам разберусь с кем надо и спрошу что надо, а ты оформляй командировку в Таганрог, встряхни этот город у моря как следует.