Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Первым на место гибели Гардиана Уайльда примчался Ефим Яковлевич Чигиринский и с возгласом: «Я в молодости лучшим терапевтом Москвы был!» — растолкал обескураженных французов. Велев двум моссадовцам никого не подпускать к «больному», он начал оказывать ему помощь.

Моссадовцы столь рьяно отгоняли от места происшествия французов, что заодно оттолкнули и Гарольда Смита, спешащего к месту трагедии. Толкнули так, что неуверенный в себе директор МИ-5 упал в проем двери и сломал ногу. В это время Чигиринский сумел вытащить из костюма Гардиана Уайльда плотный пакет с бумагами и переложить его к себе в карман. Разведка она везде разведка. После этого Чигиринский закрыл двумя пальцами глаза покойного и, выпрямившись, печально произнес:

— Медицина бессильна.

При этом вид у бессовестного раввина был такой, будто он не разведчик, а величайший врач всех времен и народов, хотя единственным медицинским предметом был лежащий у него в боковом кармане презерватив фирмы «Долой аборты».

— Я все видел, Фима, — на всякий случай сообщил Чигиринскому подоспевший Веточкин.

— Надо передать это английскому правительству, — сухо ответил Ефим Яковлевич и, не выдержав, рассмеялся от такого предположения. Затем серьезно кивнул на покойного и произнес: — Мир праху его.

Годы брали свое. Стефан Искра чувствовал их хватку. Нет, шаг его по-прежнему был упруг и стремителен, лицо свежее, а взгляд пристальный и приметчивый. Он по-прежнему был убийствен своей физической силой, мог просчитывать ситуации на несколько шагов вперед, но сам-то понимал, что к нему подошла вплотную и дышит в затылок равнодушная и неизбежная сила по имени Усталость. Слишком много обязанностей появилось у Стефана Искры после исчезновения в арсенале УЖАСа солнечных убийц. Зона ответственности становилась напряженнее из-за того, что двое солнечных, как назло, наиболее молодых и глобально обученных, перешли в режим автономного существования, перестав подчиняться УЖАСу. При удачных стечениях обстоятельств они могли серьезно нарушить сложившийся в мире баланс сил. Все зависело от того, чью сторону они примут. Да, конечно, уникальные подразделения супертелохранителей и суперсолдат были во всех периферийных управлениях МОАГУ. Стефан Искра никоим образом не хотел принижать возможности американской «Осы» или английских «Веселых кельтов», но российские солнечные, в результате экспериментов Алексея Васильевича Чебрака с шизофренией, были сильнее, совершеннее, разрушительнее. Конечно, существовали еще «лунные бабочки», гвардия МОАГУ, Стефан Искра вспомнил о неприметном кураторе при УЖАСе, который вот уже как несколько дней куда-то, к великой радости Ивана Селиверстовича, исчез. Но «лунные бабочки» имели несколько другие полномочия, и МОАГУ не обладало над ними беспрекословной властью. Стефану Искре думалось, что они курировали и само МОАГУ. Впрочем, это не его дело, в любом случае, если станут уничтожать Малышку и Улыбчивого силами «лунных бабочек», это все равно будет большая битва. Спасибо техасскому мустангу, убившему Джентльмена, все меньше неприятностей, хотя и жаль. «Мне жаль, — неожиданно осознал этот фактор Стефан Искра, — мне искренне жаль, что я не могу соскочить с катушек, как мои братья, и погибнуть с ними». Впрочем, Стефан Искра даже на мгновение не допускал, что подобные мысли могут помешать ему исполнять волю Ивана Селиверстовича Марущака беспрекословно. О биочипе «Верность» в себе он не знал, как этого не знал никто из сотрудников УЖАСа, по одной причине: действие биочипа не разрешало помнить о нем своему носителю.

Стефан Искра заглянул в комнату с камином. Там за это время произошли некоторые изменения. Два врача, диагност-терапевт и психиатр, внимательно наблюдали за Алексеем Васильевичем Чебраком, сидящим в кресле. Он уже не смотрел пустыми глазами в погасший камин и не двигал, дебильно пуская слюну, челюстью, а мирно и крепко спал.

Октавиан Салазар Тредис, осуществляющий наблюдение за впавшим в странное оцепенение полутрупной каталепсии Алексеем Васильевичем Чебраком, после тщательного обследования его нового состояния бросил скептический взгляд на присутствующего здесь же, в загородном доме Чебрака, доктора-психиатра Гашиша и, вытащив из кармана любимый телефон, нажал синюю кнопку.

— Говорите, доктор Тредис, — раздался голос координатора УЖАСа. — Иван Селиверстович приказал соединять с ним в любое время.

— Тогда соедините, — попросил Салазар Тредис и бросил еще один скептический взгляд на равнодушно рассматривающего свои пальцы доктора Гашиша.

— Умер? — с надеждой в голосе спросил у Тредиса Иван Селиверстович Марущак.

— Напротив, — хмыкнул, покачав головой, терапевт, его забавляло местное отношение друг к другу руководителя и опекаемого им великого ученого, — ожил. Я не буду вдаваться в терминологические подробности…

— Ни в коем случае, — пробормотал Иван Селиверстович. — В двух словах и поподробнее.

Салазар Тредис слегка закашлялся, столкнувшись с оригинальной парадоксальностью Ивана Селиверстовича, но продолжил:

— Если ранее он был в психиатрической коме ступорообразной каталепсии беспрецедентного нейрологического параличевидного октанирования воли на уровне агонизирующей стабильности, то сейчас этот фактор по непонятным причинам отступил, и больной, при удовлетворительном состоянии организма, вошел в гораздо более щадящее и мягкое состояние сна с просматриваемыми элементами летаргии.

— Понятно, — мрачным голосом произнес Иван Селиверстович. — Интересно, а как бы выглядели терминологические подробности?

— В двух словах? — Тредис был тот еще фрукт.

— В двух, — подтвердил Иван Селиверстович, — с учетом принятой субординации. Я начальник.

— Если до этого пациент находился в состоянии непонятной судороги, то сейчас он в состоянии непонятного сна.

— Молодец, — похвалил знаменитого доктора Иван Селиверстович. — А что говорит доктор Гашиш?

— Доктор? — изумленно переспросил Тредис, но спохватился: — Гашиш молчит.

— Нет, — вмешался психиатр, — я говорю, вернее уточняю, что физическое состояние больного в обоих случаях было одинаково удовлетворительным.

— Что он там говорит?

— Нет, нет, — успокоил терапевт Ивана Селиверстовича. — Это он спит и во сне какую-то ахинею несет.

Промежуточный мир на некоторое время перехватил возвращающееся в свое тело по тотиново-трубчатой магистрали сознание Алексея Васильевича Чебрака. Возвращение хотя и было неприятным, тем не менее не ощущалось таким жутким и безысходным, как втягивание в мир бледных демиургов, людей полной луны. Один из них проникся симпатией к Алексею Васильевичу и отправил его на поверхность укутанным в защитную оболочку затвердевающей асии. Но сразу же за хорузлитно-лунитной оболочкой его остановили представители промежуточного государства.

Я должен уточнить: бледные демиурги призвали на суд в свое огненно-семияичное гнездо в центре земного шара не душу Алексея Васильевича, а сознание. Душу без смерти никто захватить не может, а смерть не находилась в подчинении у демиургов. Рогатые, полутелесные люди полной луны, полубоги, могли многое, но были не способны на субъективное убийство. В двух словах это означает, что коллективная воля демиургов могла разрушить (впрочем, как и остановить разрушение) Солнечную систему, но конкретное убийство одного статик-раба поверхности означало и самоубийство самого демиурга, ибо — да! — демиурги смертны. Как возникает смерть демиурга и что ей предшествует, не знаю даже я, ваш автор…

…Капсула асии, в которой стонало сознание Алексея Васильевича, пройдя по шершавости тотинового тоннеля через океанную необузданность огненного чрева центра Земли, вошла в многокилометровый слой хорузлитно-лунитной оболочки и сразу же за ней была остановлена людьми промежуточной страны.

— Здравствуй, магистр, — услышал Алексей Васильевич, упакованный своим сознанием в желеобразно подрагивающую капсулу асии. — Я же тебе говорил, что рано или поздно тебе придется признать мою правоту.

91
{"b":"139606","o":1}