Наблюдавшие за расправой норки радостно завыли, когда налившиеся кровью глаза кролика полезли из орбит, а язык вывалился изо рта. Раздался громкий, сухой треск, и тело жертвы обмякло. Их Вождь отступил в сторону, гордо помахивая кошачьим хвостом и показывая, как сильно он согнулся. Потом Мега бросил хвост на землю и прыгал на нем до тех пор, пока он не распрямился снова.

Все это время белый голубь порхал над площадкой, держа в клюве зеленую веточку. Как заметил Филин, в отсутствие олив он выбрал серебристый дуб. Очевидно, голубю показалось, что теперь, когда Лопух пал, настал самый подходящий момент для его появления на сцене. Громко воркуя, он слетел на Плато.

Все дальнейшее случилось так быстро, что Филин едва не пропустил момент. Главарь норок схватил кошачий хвост за конец, широко размахнулся и одним могучим ударом снес голубиную голову. Из разорванных артерий хлынула на белоснежные перья кровь, голова покатилась по траве, а обезглавленное тело сделало два неверных шага и упало. Норочий лидер не торопясь подошел к голове голубя и с интересом наклонился над ней. Потом, взяв ее в зубы, он проглотил ее целиком и под одобрительный рев стаи подобрал дубовую веточку, подошел с ней к обрыву и швырнул универсальный символ мира в воду. Потом улыбнулся своим и исчез в норе.

Стая под Кривым буком дружно грянула:

Правь, Норкомафия! Правь лесами!

Тем временем две крупные норки поднимали на веревке оранжево-черный хвост.

Всех здешних тварей Сожрем мы сами!

Прислушиваясь к звукам гимна, Мега у себя в норе сдержанно улыбался, весьма довольный эффектом, который произвели его хорошо рассчитанные действия и жесты. Но что-то раздражало его, мешая насладиться победой. Откровенно говоря, в глубине души он до конца не верил, что кролик появится, а когда это все-таки произошло, в его облике и поведении было что-то настолько странное, почти сверхъестественное, что первый порыв был расправиться с ним как можно скорее, чтобы не дать сказать ни слова. Так и вышло, и, если бы не его последние слова, которые Мега все-таки расслышал, все сейчас было бы в порядке. «Прощаю тебя, ибо не ведаешь, что творишь*, — сказал кролик. Это Мега-то не ведает?! Как посмел какой-то кролик сказать такое, и кому? За что он собирается его прощать? За то, что Мега — норка? Или за то, что он — хищник? Ну уж он ему показал прощение!..

Мега был уверен, что сыграл убедительно и все сработает как надо. Его враг не успел упомянуть ни о какой петиции, о которой мямлил этот болван Психо. О том, что привело толстозадого самоубийцу на Плато, норки тоже вряд ли станут задумываться: кролик же, что с него возьмешь? Вместо этого они будут восхищаться тем, как расправился их Вождь с этим лопоухим придурком.

От входа в нору донесся какой-то шорох, и внутрь скользнула Мата.

— Странно, правда? — небрежно заметила она. — Психо, конечно, предупредил тебя, что они явятся сюда сегодня?

— Про кролика — да, но про голубя он не сказал ни слова, — неохотно признал Мега. — Но это все равно странно, тут ты права. Кстати, ты что-нибудь понимаешь?

— Не все, Мега. Но я слушала Психо гораздо внимательнее, чем ты. Он сумел разузнать немало интересного. По его словам, в лесу обитает великое множество самых разных живых существ, и они различаются, в частности, своими взглядами на жизнь — и на смерть тоже. Я теперь готова признать, что не существует абсолюта, которому все существа были бы в равной степени привержены. Мы идем своим путем, а другие твари — своим. Кто может сказать, кто прав, а кто — нет? То же самое и с истиной, Мега: для тебя, как и для каждого из нас, истина — это то, что ты считаешь истинным.

— Ну, то, что считал истинным этот дурацкий кролик, нисколько ему не помогло, — раздраженно заметил Мега. — А здорово я с ним разделался?

— С твоей точки зрения — и с точки зрения всех норок, — ты поступил абсолютно правильно, — согласилась Мата. — Что до кролика, то я не знаю, помогло или не помогло… Все зависит от того, какую цель он преследовал.

— Никакую, — коротко бросил Мега, решив не передавать Мате последние слова жертвы. — В отличие от норок, кролики не способны ставить перед собой ясную цель, и добиваться ее они тоже не могут.

— Ой ли, Мега? — переспросила Мата, задумчиво глядя на него. — Ты действительно считаешь, будто этот кролик — учитывая, как он действовал и как себя вел, — не ставил перед собой никакой особенной цели, которая помогла ему одолеть даже страх перед норками? Может быть, ты думаешь, что он попал на Плато чисто случайно или по недомыслию? А ты? Ты ставил перед собой ясную цель или инстинктивно действовал по обстоятельствам? Тебе, Мега, это наверняка не приходило в голову, но, возможно, это не они, а мы идем неведомо куда, не зная толком, чего хотим.

— И не придет. — В голосе Меги был вызов. — Как и все нормальные звери, обладающие крупицей здравого смысла, я просто…

— Что «просто»?

— Просто живу, Мата, — резко сказал Мега. — Разве не для этого мы здесь?

— Мне, во всяком случае, казалось — мы здесь для того, чтобы быть свободными.

— Совершенно верно. И свободу каждая из норок получила. Скажешь, не так?

— Так, — с нажимом сказала Мата. Ее хвост распушился, и это служило недвусмысленным признаком того,.что она не на шутку рассержена. — А не приходило ли тебе в голову, Вождь, что большинству норок свобода нужна была вовсе не для того, чтобы делать что-либо? Они пошли за тобой, потому что нуждались в свободе от, а не в свободе для. Они хотели быть свободными от грязных клеток, от переполненной уборной, от помоев, которыми пичкал нас Хранитель, и от многого другого. Они знали только то, чего они не хотят делать. На то, каково это — жить снаружи, им было в высшей степени плевать. Но вот они оказались во внешнем мире, и что же?.. Только не говори мне, Мега, будто они ясно представляют себе, кто они такие и куда идут. Насколько я вижу, норки вообще никуда не идут. Они просто шныряют туда и сюда, бездумно и бессмысленно убивая на своем пути все и вся.

— Но они же норки! — выкрикнул Мега вне себя от ярости. — Что в этом плохого?

— А кролики — кролики, Мега! — крикнула в ответ Мата, встопорщив усы и приблизив к нему свою мордочку.

Мега не собирался и дальше терпеть всю эту чушь. Едва сдерживаясь, он пулей выскочил из норы и чуть было не столкнулся с Макси.

— Скидывать их сейчас, мой Вождь? — спросил он.

— Подождите меня, — крикнул в ответ Мега и, вспрыгнув на ствол ясеня, ловко съехал в воду, где уже плескались другие норки.

Когда труп кролика, кувыркаясь, полетел с обрыва, Мега изловчился и первым схватил его зубами. Рядом с ним оказался ухмыляющийся Макси. Отфыркиваясь, Мега предложил:

— Потягаемся?

Вместо ответа Макси с готовностью ухватил кролика за лапу, и они начали тянуть изо всех сил. Остальные

норки плавали поблизости, подбадривая обоих громкими криками, и Мега почувствовал, как раздражение отпускает его, уступая место нарастающему восторгу и кипучему веселью. «О счастье быть норкой, которая только что проснулась, но уже убила врага и теперь беззаботно резвится в чистой речной воде! Вот что такое настоящая жизнь,— думал Мега.— Жизнь — это действие, а не бесконечные размышления о том, кто куда идет и с какой целью».

Когда норки внизу затянули свою мрачную песню, Филин понял, что это конец. Пока их главарь душил Лопуха, он рискнул опуститься совсем низко, и его острый слух уловил последние слова кролика, которые оказались намного короче, чем Филин мог предполагать. Теперь, подумал он, никто никогда не узнает, что изменил Лопух в петиции завирушек. Впрочем, кому какая разница?

С этой мыслью Филин набрал высоту и, сделав последний круг над Плато, повернул к дому.

Юла только что проснулась.

— Ну, что там с твоим ушастым другом? — спросила она, зевая.

— Они его убили, — коротко ответил Филин.

— А голубь? — осведомилась его супруга, обнаруживая поразительную осведомленность в лесных делах.