От размышлений Мегу отвлек пронзительный возмущенный писк, сменившийся гневными воплями. В дальнем углу уборной две сцепившиеся в драке самки едва балансировали на самом краю, и не успел Мега подумать, что же будет, как обе драчуньи медленно и неотвратимо накренились и, так и не выпустив друг друга, провалились в зловонную яму. Снизу донесся глухой всплеск, норки отчаянно забарахтались, а море нечистот лениво заколыхалось.
Мега почувствовал, как в животе у него все переворачивается. Вот каким будет их общий конец! Даже Массэм, беспомощно топтавшийся у края ямы вместе с остальными, выглядел по-настоящему потрясенным. Каждая норка знала, что самкам вполне по силам выбраться из ямы самостоятельно, но кто смог бы забыть ужас происшедшего, кто смог бы забыть их позор и свои собственные унижение и стыд, охватившие всех, кто видел, как, отплевываясь и кашляя, крепко зажмурив глаза и разбрасывая вокруг зловонные брызги, две самочки изо всех сил карабкаются наверх?
Мега неожиданно подумал, что такова будет жизнь всех его соплеменников, если только он не предпримет что-нибудь решительное, и, не заботясь больше о том, где его может прихватить, бросился на поиски Шебы.
Шеба, заметив озадаченное выражение на мордочке сына, торопливо подвинулась и дала ему место рядом с собой. Сейчас она с особенной силой ощущала владевшую им решимость.
— Я должен кое-что спросить у тебя, Шеба, — без предисловий заявил Мега. — Скажи, если лес, в который время от времени отправляется Горчица, и есть Счастливая Страна, то почему там нет ни одной норки?
— Отличный вопрос, Мега, — ответила Шеба, расцветая от удовольствия. Этого вопроса она ждала давно и надеялась его услышать. — Только расскажи мне сперва, что ты сам узнал и что понял.
— Практически ничего, мама,— буркнул Мега.— Я только подумал, может быть, никакой Счастливой Страны вовсе нет на свете?
— Тогда почему Старейшины твердят нам, будто она есть?
— Это несправедливо — спрашивать меня об этом! — с еще большей горечью воскликнул Мега. — Я ничего не могу объяснить. Просто мне кажется, что-то тут неправильно. Особенно насчет падающего неба. Ведь этого никак не проверишь, верно? Просто когда птицы пробрались в вольер, я… я почувствовал себя по-другому, как будто с меня сняли какую-то тяжесть, как будто я впервые живу настоящей жизнью, такой, как надо.
Он жалобно посмотрел на мать.
— Ты понимаешь, что я имею в виду? — с тревогой спросил Мега.
Шеба ласково улыбнулась в ответ:
— Понимаю, милый, отлично понимаю. У меня было точно такое же ощущение, пока я жила в клетке с твоим отцом. И именно его ты должен благодарить за то, что я сейчас тебе расскажу. Идем со мной.
Мега прошел за матерью к крошечному домику-укрытию, притулившемуся у задней стены последней, пустующей клетки, о котором он давно знал, но в котором ему еще ни разу не приходилось бывать вместе с матерью.
В домике никого не было.
— Твой отец, Соломон, многое повидал, Мега, — сказала Шеба, устраиваясь на подгнившей соломе и стараясь собраться с мыслями. — Многое узнал, о многом догадался и рассказал мне. И вот что главное: как бы ни распинались Старейшины, большинство людей, включая нашего Хранителя, вовсе не друзья нам, а враги.
— Так как же насчет Счастливой Страны, Шеба? — нахмурившись, перебил Мега.
— Никакой Счастливой Страны нет.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше? — спросил он, и Шеба впервые уловила в его голосе новые, властные нотки.
— Ты не спрашивал, — ответила она нерешительно, а взгляд ее так и светился нежностью.
— Можно я спрошу тебя еще кое о чем? Шеба кивнула.
— Во время Посвящения Габбла спрашивал нас, стал бы Хранитель заботиться о нас, если бы он был нашим врагом. «Что мы для него?» — вот как он сказал. Ведь Хранитель не питается норками. Если бы он был врагом, он, скорее, убил бы нас. Это так, мама?
— Никто, и я в том числе, не мог ответить на этот вопрос, пока я не повстречала твоего отца, — сказала Шеба. — Соломон долго дразнил меня, когда я его спрашивала, но наконец ему пришлось сказать правду. «Люди и убивают нас, — вот как он сказал. — Люди убивают норок ради их шкурок». — «Но не будет же Хранитель есть наши шкурки?!» — сказала я ему. Как видишь, я не так хорошо соображаю.
Она с любовью улыбнулась Меге, и он улыбнулся в ответ, хотя сказанное ею потрясло его.
— «Он и не собирается их есть, глупенькая,— ответил мне Соломон. — Шкурки нужны Хранителю для других людей — чтобы они носили их в холода». Ты понимаешь, Мега?
Мега понял ее почти мгновенно. Это были те самые человеческие сменные шкуры, которыми он так восхищался. Собственного меха у людей не было; так что же могло согреть их лучше, чем густой норочий мех?
— Есть одна сложность, Мега, — поспешила предупредить его Шеба.— Даже Соломон говорил мне, что это гипотеза, которая выглядит правдоподобно и все объясняет, но которой он — да и никто другой — не мог найти никаких доказательств. Но я поверила ему в ту же минуту, как услышала, поверила, сама не знаю почему.
— И я верю, — не раздумывая, отозвался Мега.
— Потом твой отец спросил меня: «Скажи, Хранитель время от времени забирает из вольера самых старших норок?», — продолжала Шеба. — «Да, — ответила я. — Старейшины говорят, что он отправляет их в Счастливую Страну».— «Возможно, Старейшины и сами в это верят, — сказал твой отец, — хотя я в этом сомневаюсь. В других колониях я тоже видел подобные привилегированные группы — только там они назывались Сеньорами, Правителями, Старшинами. Другое название, но суть та же. Впрочем, даже если здешние Старейшины не верят в Счастливую Страну, они никогда в этом не признаются, и я могу объяснить почему. Что будет, если все норки в колонии узнают, что в конце концов им суждено быть убитыми и освежеванными? Как жить этим несчастным, не имея никакой надежды на освобождение? Каждый день ждать своего последнего часа? Не лучше ли дать им что-то, о чем они могли бы мечтать и на что надеяться? Сказочка о Счастливой Стране тут очень подойдет. И больше всего эта выдумка устраивает Старейшин, потому что благодаря ей им легче всего сохранить то положение, которое они занимают».
— Значит, в Дурных Мыслях нет ничего… дурного? — спросил в конце концов Мега.
— Абсолютно ничего, — улыбнулась Шеба. — Кроме того, никакие они не дурные — это совершенно правильные мысли, мысли настоящей норки.
— Но как же быть с тем, что говорил тебе Со… папа? Габбла утверждал, что у нас нет никаких возможностей бежать, и, похоже их действительно нет.
— А вот самое поразительное из всего, что я узнала от твоего отца, — ласково проговорила она. — Придет день, когда мы окажемся на свободе.
Мега безмолвно таращился на нее. Мгновение назад у него в голове все кипело и бурлило от обилия потрясающих новостей, но сейчас он почувствовал, как его охватывает удивительное спокойствие. Поднимаясь вверх по позвоночнику, оно разливалось по всему телу, принося с собой уверенность, которой он никогда прежде не испытывал.
— Я постараюсь припомнить слово в слово, что сказал мне твой отец. Я знаю, что для тебя это важно, — продолжала Шеба. — «Любопытные вещи случаются в наше время, — говорил он. — Впервые я услышал об этом в тот день, когда меня привезли на одну ферму исполнять мои обычные обязанности. Там бушевало форменное восстание. За день до того какие-то люди пробрались в сарай и открыли половину клеток. Они бы открыли их все, но снаружи раздался какой-то шум, и они в испуге бежали. Впоследствии до меня не раз доходили слухи о подобных происшествиях, и в конце концов у меня не осталось сомнений, что и среди людей у нас есть друзья. Не такие друзья, верить в которых вас заставляют Старейшины, а настоящие, готовые рисковать, чтобы освободить нас».— «Почему?» — спросила я его…
Шеба немного помолчала.
— Видишь ли, Мега, Соломон очень убедительно говорил, что Хранитель — наш враг. Я всегда подозревала, будто так оно и есть на самом деле, но мне ни разу не приходило в голову, что одни люди могут быть за нас, а другие — против. Но по словам Соломона, люди — слишком сложные существа и два разных человека даже могут неодинаково относиться к одной и той же проблеме. Сам Соломон усматривал подтверждение своим мыслям в том, как разозлился тамошний Хранитель, когда узнал, что другие люди выпустили его норок. Он наверняка попытался бы убить их, если бы ему представилась возможность. А они, в свою очередь, должно быть, сильно его боялись, если бежали при первом же подозрительном шуме. «Мне представляется, — сказал далее твой отец, — что вся загвоздка не в людях, которые могут открыть наши клетки, а в нас, норках. Норки зачастую не готовы принять свободу. Они просто не знают, что с ней делать. В тот раз лишь несколько норок ушли далеко, да и то по чистой случайности. Все остальные шныряли поблизости, и всех их вскорости переловили. Некоторые даже не осмелились переступить порог своей клетки, другие остановились у ворот сарая, а несколько норок сами вернулись к клеткам, когда наступило время кормления!» Твой отец очень смеялся, Мега!
