а кого — нет, где можно охотиться, а где — нельзя. Кроме того, существуют эти расписанные по дням образцово-показательные рейды, спланированные налеты на кроличьи садки, состязания, кто больше съест, трибуналы, которые устраивает Психо… Может быть, старшее поколение и верит в кроличью угрозу, но мы не представляем себе, как это кролики смогут завоевать весь мир. Нам они не кажутся опасными. Для нас кролики — как и все остальные — это просто кровь, которую надо выпустить, и мозги, которые надо выпить…— Минимус сделал паузу и продолжал: — Как бы это поточнее выразить, Вождь… Все это кажется нам подстроенным, организованным специально для того, чтобы помешать нам вести себя наиболее естественным образом. Мы считаем, что жизнь должна быть гораздо богаче и разнообразнее, чем тот список развлечений, которые я перечислил, но вы, наши вожди, как будто специально удерживаете нас в определенных раз и навсегда рамках, не допуская никаких перемен. Я понятно говорю? — неожиданно спохватился он.

— Я все прекрасно понимаю, — ответил Мега, подавляя в себе невесть откуда взявшиеся волнение и восторг. — И все-таки объясни еще раз — зачем было убивать Альфонса?

— Потому что мы считали, что это даст ситуации необходимый толчок,— чистосердечно признался Минимус. — Если он спасал лес и тем самым удерживал нас в нем, то естественно было предположить, что с его смертью нам всем придется переселяться.

— Но вы и так могли переселиться, если так уж неймется! — вскричал Мега, неожиданно рассердившись.

Были, были пределы тому, что он готов был услышать! Пожалуй, он напрасно отнесся с таким пренебрежением к предложенному Отделом норкетинга «Проекту X» — произнесенные им речи в конце концов повлияли на умонастроение молодежи. Вот только почему они не ответили на них действием, а пошли по более трудному пути?

— Неужели вы не слышали, что вам говорят? — в сердцах спросил он. — Разве не я твердил вам о славе

покорителей новых лесов, о новых пределах, о новых и новых землях для норок?

— Ты говорил, о Вождь, — почтительно ответил Ми-нимус, и на его аккуратной мордочке впервые за все время промелькнуло что-то похожее на испуг. Однако, как выяснилось, он не собирался отступать. — Это-то нас и огорчало больше всего. Можно было подумать, что ты хочешь от нас избавиться, а для нас это было неприемлемо. Мы хотим завоевывать новые леса и земли, потому что норки для этого и существуют, но только не так, как предлагали нам вы. Вам хотелось, чтобы мы ушли из леса одни, словно изгнанники, но у нас на этот счет есть свое мнение. Мы хотим, чтобы на завоевание новых земель нас повел ты! За тобой мы пойдем хоть на край света.

Волна нежности захлестнула Мегу, и он посмотрел на Минимуса с уважением и любовью. Оказывается, все это время молодые норки хотели только одного — быть членами его стаи, его семьи, а он об этом даже не подозревал. Но теперь, когда все вещи были названы своими именами, Мега понял, что он и сам хотел того же, еще как хотел!

«Устами младенца», — мрачно подумал Мега. Минн-мус был абсолютно прав. Пропади все пропадом — и обжитое Плато, и водные аттракционы, и искусственно раздутая кампания по истреблению ушастых, да и весь Предприимчивый Лес, раз он перестал быть предприимчивым! Нет, хватит сотрудничества с безнадежными «деревяшками» и прочей хреновины вроде Уникальных Лесных Предложений и рейтингов гастрономической популярности! Только теперь — да и то не сам, а с помощью ясно видящего и трезво мыслящего Минимуса — Мега понял: Альфонса нельзя было не убить. Это «деревяшки» были прикованы к своему лесу, и присутствие золотой иволги было им выгодно. Что касалось норок — истинных норок, — то для них Альфонс был вовсе не гарантом безопасности и свободы, а тяжким грузом, который привязал их к этому лесу, мешая уйти куда глаза глядят.

Поначалу, конечно, лес показался им именно тем, ради чего они покинули вольер и отправились в далекое

и опасное путешествие. Вряд ли когда-нибудь норки забудут ощущение силы и восторга, который испытала каждая из них, впервые в жизни перегрызая добыче горло или разбивая ей голову, чтобы высосать мозги. Нет, этого они не забыли и не забудут. Они забыли другое — что с самого начала этот лес должен был стать для них плацдармом, откуда они пойдут дальше. Но они застряли здесь, а молодые норки, которые появились на свет в этом лесу и никогда не знали ни вольера, ни проволочной сетки, расчертившей на квадраты стены сарая, считали его тюрьмой, удерживающей их точно так же, как когда-то клетки удерживали их родителей. Они инстинктивно отвергали жизнь, замкнутую в искусственных границах одного, пусть даже самого прекрасного места. По складу характера все они были дикарями, варварами, налетчиками, мародерами и вандалами, которые врывались в новую страну и потрошили ее, чтобы в следующую минуту вернуться на свою охотничью тропу и рыскать в поисках добычи по лесам и перелескам, никому не подчиняясь и ни перед кем не заискивая.

Мега заметил на морде Минимуса умоляющее выражение.

— Ты сделаешь это, отец? — негромко спросил Ми-нимус, заглядывая своими черными глазами глубоко в черные глаза Меги. — Ты уведешь нас отсюда — меня и остальных, которые захотят пойти?

«Отец», — подумал Мега, и по его телу пробежала сладкая дрожь. Это говорил его сын. Впрочем, все молодые норки были его сыновьями и дочерьми.

— Хорошо, сын, — торжественно кивнул он. Мысли его снова унеслись вперед. Он бросит своих советников, как бы они к этому ни отнеслись. Пусть возвращаются в свой Предприимчивый Лес — он им его подарит, если лес так им нужен, но сам уйдет. Несомненно, где-то есть и всегда будут девственные леса, которые еще предстоит завоевать, колонизировать, заселить норками. Он начнет все сначала и еще раз переживет то волнение и восторг, которые он испытал, впервые выведя свою стаю на залитое лунным светом

шоссе, когда вокруг не было ничего, кроме взволнованных хищных морд позади и звездного неба над головой. И рядом с ним будет шагать спокойный и невозмутимый Минимус, уже не мальчик — мужчина, хоть и невеликий ростом, но с головой на плечах…

Мысленно Мега вернулся в те весенние месяцы, когда он познал Мо — мать Минимуса. В отличие от некоторых других самок — слишком подавленных или без нужды раболепствующих, — она доставила ему настоящее удовольствие. Полная противоположность Мате, Мо была простым, бесхитростным и естественным существом, умевшим радоваться жизни. Как и его мать Шеба, она с добродушной покорностью сносила насмешки других самок по поводу того, что из всего помета выжил только один детеныш…

Мега сглотнул. Как он не подумал об этом раньше? Минимус был очень похож на него. Не имея ни братьев, ни сестер, он рано узнал, что такое одиночество, когда все твои сверстники считают тебя чужаком. Пожалуй, ему следовало признать Минимуса своим сыном, чтобы он смог узнать отца так, как сам Мега никогда не знал Соломона. Шебе бы это понравилось: она всегда жалела, что ее сын был лишен отцовской любви. Как теперь понимал Мега, Мо не связала себя ни с кем из самцов, продолжая хранить свою независимость, оберегая ее со всей возможной свирепостью. Он мог только одобрить ее преданность сыну и стремление дать ему хороший старт в жизни и не возражал бы, если бы она тоже захотела присоединиться к его походу за новыми землями. Из Мо вышла бы хорошая подруга и попутчица, и они втроем могли бы жить крепкой, счастливой семьей и вместе строить новую жизнь для себя и всех норок. Минимус был бы ему не просто сыном, а ближайшим советчиком и помощником, которому Мега мог бы довериться в самых сложных ситуациях. А потом… потом Минимус мог бы занять его место. Не просто помощник, а настоящий наследник, связанный с ним кровными узами. Как, собственно, и вся его новая стая. И тогда Мега повел бы их, объединенных общей идеей — настоящей идеей, а не норкетинговыми выдумками Первого и Второго, — за собой к единственной великой цели, о которой только и стоит говорить, — к свободе.

Мега широко развел лапы и улыбнулся.