Шанс проникнуть внутрь корабля представится мне, когда команда закроет вентиляцию перед запуском. Я сильнее прижалась к холодному металлу и попыталась не обращать внимания на вой проносившегося мимо меня воздуха. Надеюсь, ждать осталось не слишком долго, в противном случае через несколько часов меня непременно начнут преследовать кошмары.

"Друг мой, Рэджем, пусть тебе не снятся кошмары обо мне", - грустно прошептала я, понимая, что прошу невозможного, учитывая выражение его лица, когда мы виделись в последний раз.

Я позволила себе ненадолго задремать, но меня разбудила странная вибрация, которая не совпадала по ритму с движением воздуха в вентиляционной трубе. Я прогнала панику - у эйспанов есть склонность в случае возникновения даже намека на опасность спасаться бегством - и попыталась понять, что происходит.

"Наконец-то буксир направляется в сторону взлетного поля", - почти сразу сообразила я, почувствовав, как меня начало резко бросать из стороны в сторону.

Видимо, наступило утро, но у меня не было возможности это проверить, поскольку моя голова и все глаза находились внутри вентиляционной шахты. Воздух, который проносился надо мной, был таким же чистым, как на Ригеле II, впрочем, он им и был. Я ждала подходящего момента, чтобы двигаться дальше.

Все вышло иначе. Позже, когда нашлись время и возможность подумать, я осознала, в какой последовательности происходили события, и догадалась, что на самом деле корабль вовсе не отрастил зубы, которые вонзились в пять задних сегментов моего тела, а затем засосал меня внутрь во время наполненного жаром и болью взрыва. Но, повторяю, осознание этого пришло позже.

Я услышала шорох, потом грохот. Какая боль! Я вошла в другой цикл автоматически и так быстро, что опалила всю внутреннюю поверхность шахты. Из-за ускорения, которое мне придал выброс собственной энергии, я, обретя форму Паутины, устремилась вперед, оставив позади часть своего тела - она застряла в вентиляционном отверстии. Эта часть была такой маленькой, что не могла существовать самостоятельно и теперь умирала. А я ничего не могла сделать, чтобы ее спасти.

Впрочем, тому, что осталось, хватало своих проблем. Я ударилась о вентилятор за мгновение до того, как он отключился. Моей скорости хватило (так я решила потом, когда смогла рассуждать здраво), чтобы уничтожить большую часть лопастей и получить возможность двигаться дальше более или менее в целости и сохранности.

"Менее", - напомнила я себе.

Бух!

Если существует могущественное космическое нечто, играющее жизнью и судьбой разумных существ, оно, по-видимому, решило вмешаться - или перестало развлекаться со мной и занялось издевательством над кем-то другим. Я свалилась в резервуар с кретенгами - такими прекрасными, сочными и вполне созревшими. Иными словами, абсолютно пригодными для еды. Мне понадобилось одно короткое мгновение, чтобы проглотить пару дюжин и восстановить свою первоначальную массу.

Затем я распласталась по всему свободному пространству дна резервуара, надеясь, что команда решит, будто вода пролилась на палубу из-за резкого толчка буксира, а причина, по которой кретенги испуганно жмутся к поверхности, состоит в том, что они просто ничего не соображают.

Как я и предполагала, команда занималась подготовкой корабля к старту, я же осталась в полном одиночестве и получила столь необходимые мне время и свободу, чтобы залечить свои раны. Когда корабль покидает порт, у его команды всегда прибавляется работы, а после празднования Рождества ее эффективность наверняка оставляла желать лучшего. Разумеется, эти утверждения касаются опытного экипажа, хорошо справляющегося со своими обязанностями в обычных обстоятельствах. Судя по моим наблюдениям, данная команда заслуживала лестных отзывов. Кретенги решили, что опасность стать частью массы Паутины предпочтительнее риска оказаться выплеснутыми с водой на палубу, и потому некоторые из них настолько осмелели, что спустились на дно. Я постаралась съесть не слишком много - в конце концов, они спасли мне жизнь.

Воспоминание о боли, причем смешанной с потерей, которую не восполнит никакая новая масса, пронзило все мое существо. Я чувствовала себя целой, однако у меня не было возможности отсортировать свою массу за короткие секунды, в которые произошла катастрофа, и потому я не могла позаботиться о сохранности своих воспоминаний - себя - в полном объеме. Природа нашего вида такова, что я никогда не узнаю, каких воспоминаний лишилась. Они исчезли навсегда. Будь у меня время перед стартом - и достаточно храбрости, наверное, я могла бы вернуться назад к вентиляционной шахте и спасти застрявшую часть.

Я вздрогнула, и стая кретенгов тут же решила, что поверхность воды все же безопаснее. Что случилось, то случилось. Еще одно любимое высказывание Эрш, смысл которого наконец стал мне понятен.

Находясь в своей естественной форме, я еще ни разу не переживала момент старта с планеты. Внутренняя гравитация корабля изменила меня на мгновение, окутав мое тело, соединив с глубокими пульсирующими тонами сердца Ригеля П. Уничтожение и создание заново атомов внутри корабельных двигателей потрясли меня изысканностью процессов освобождения и захвата энергии. Если бы я умела петь, то непременно бы запела.

Постепенно мой восторг начал проходить. Планета отпускала нас неохотно, и до некоторой степени я разделяла ее чувства: ведь там осталось нечто, чему мне никогда не удастся найти замену. И некто тоже. Пришлось отправить все воспоминания о Рэджеме в самые дальние уголки памяти.

Я сделала достаточно с точки зрения нарушения законов Паутины; пора начинать вести себя подобающим образом. Тем более что скоро кто-нибудь заявится с намерением проверить состояние резервуаров и другого груза.

Сначала мне было необходимо выбрать вид существа, в облике которого я смогу успешно прятаться до следующего приземления, поскольку мне совсем не хотелось общаться с людьми. Образ ланиварианки, любимый мной, поскольку я в нем родилась, не обсуждался - я уже достаточно натерпелась во время предыдущего полета, да к тому же рисковала быть узнанной в обличье исчезнувшего гостя Кирна.

Прежде всего надо было собраться с силами и покинуть резервуар. Наверное, кретенги дружно и с облегчением вздохнули - я не обратила на них внимания.

Несмотря на недавнюю смену воздуха, в помещении было темно, сыро и снова начало вонять тухлыми фруктами. Я внимательно изучила запах и решила сравнить его со своими воспоминаниями, с этой целью сосредоточилась на более сложных следах, атомах, соединенных в беспорядочных протеиновых завихрениях, едва различимых на фоне "аромата" фруктов, но определенно мне знакомых. Недолго думая я вернулась в резервуар, превратила еще некоторое количество кретенгов в собственную массу и вошла в цикл.

Когда я превратилась в гантора, темнота вокруг меня словно сгустилась, однако это не имело никакого значения. Тонкое обоняние помогло определить, что я была не одна. С едва сдерживаемым воплем радости я промчалась мимо ящиков со спелыми котилдынями - деликатес, который обожают ганторы, - и прижала нос к силовому барьеру, перекрывавшему треть склада. С точки зрения людей и их сенсорных приборов этот барьер выглядел как стена. Мне же с моим более чувствительным носом он не казался серьезной преградой.

За барьером столпились мои соплеменники. Запахи, которые испускали их тела, говорили о здоровье и умиротворении, а также о скуке. Почему они здесь? И с какой целью их скрывают от посторонних глаз?

Я осторожно отступила и спряталась за ящик, надеясь, что они, в свою очередь, не почуяли меня. Мне страстно хотелось подойти к ним поближе ганторы обладают на удивление сильным стадным инстинктом. Представители других цивилизаций обожают шутить по поводу проблем, которые возникают у гантора, когда он вдруг оказывается один в толпе чужаков. Приняв обличье гантора, я тут же испытала это чувство: меня так неудержимо тянуло к сородичам, что я едва с собой справлялась.