Его дыхание было неровным и горячим. — С тобой всё в порядке?

Безумный смех поднимался в ее горле. Она зарылась лицом в его рубашку и крепко обняла его, пока не перестала дрожать, хотя и не могла сказать, кто из них дрожал сильнее. Он мягко разжал объятия, поднялся на ноги и помог подняться ей.

Держа ее лицо в ладонях, он решительно смотрел на нее и улыбался.

— У тебя такая же реакция, как была у меня прошлой ночью, когда я понял, что тебя не застрелили.

В ответ она рассмеялась, всё еще всхлипывая. Он ладонями вытер слезы с ее щек.

Она рукой указала на каменный лаз. — Это туннель контрабандистов?

— Если и был им, то не использовался уже давно. — Носком ботинка он оттолкнул упавший камень.

— Я не был причиной обвала. Я лишь вызвал его гнев, — он покачал головой и пошевелил левым плечом. — Давай выбираться отсюда, а потом я объясню.

— Давно пора.

Софи взяла фонарь. Чад нес меч, словно побывавший в битве воин в своей рваной, покрытой кровью рубашке. Рукав был почти оторван у левого плеча, зигзагообразные ссадины покрывали кожу. Образ солдата подтверждался его лицом, застывшими чертами и жуткой усталостью в глазах. Вдобавок он хромал, осторожно ступая на правую ногу.

Быстро оглядев муслиновое платье, она заметила темные пятна, сияющие и мокрые в свете фонаря. Кровь Чада. Совсем не чувствуя отвращения, она прижала свободную руку к пятну и почувствовала странное ощущение кровных уз, которые выдержат всё, что преподнесет им будущее.

Всё внутри нее перевернулось. Связь с Чадом, с мужчиной, лазившим по скалам, убегавшим от пуль, бросавшим вызов обвалам… и он вызывал в ней поразительные, возбуждающие ощущения. Да, само пребывание с этим человеком наполняло ее радостью такой же яркой и сияющей, как его волосы.

Но в этом мужчине была еще одна сторона, погруженная в тайны и темноту, скрытая за стенами, за которые он не позволял ей проникнуть, как бы она не пыталась. А она была женщиной, не перестававшей пытаться, недовольной ограничениями, неполной его частью, которую он ей предлагал.

И всё-таки он вообще ничего не предлагал. Несмотря на то, через что они вместе прошли, что они пережили, она не должна забывать, что он не давал ей никаких обещаний. Он не говорил об их совместном будущем. Просто иногда, из-за той близости, которую они испытали, будучи знакомы так недолго, она чувствовала так, словно это будущее у них было.

Она с сожалением смотрела на его широкие плечи и упругий изгиб его зада, следуя за ним по туннелю, а потом вверх по лестнице. Предложив ей руку, чтобы она смогла забраться в винный погреб, он остановился, чтобы осмотреть бутылки, расставленные на ближайшей полке. Всё так же сжимая в руке меч, он схватил бутылку и пошел дальше. До того, как они вышли за дверь, он грустно посмотрел на нее, устроил бутылку в локтевом изгибе и взял ее за руку.

— Ты собираешься рассказать мне об этой вещи? — она указала на оружие.

— После того, как выпью достаточно вина.

Они оба заморгали от сравнительно яркого света кухни. Софи поморщилась от количества кровавых пятен на льняной рубашке Чада.

— Я займусь твоими ранами. — Она открыла ящик наугад, в надежде найти тряпки для мытья посуды.

Рукой он схватил ее за запястье, бедром закрыв ящик. — Позже. После вина будет меньше болеть.

Он поискал в буфете бокалы и штопор. Протянул их ей, снова взял бутылки, меч и, прихрамывая, прошел в смежную комнату.

Длинный дубовый стол и скамейки по обеим сторонам от него указывали на то, что раньше тут была столовая для слуг. Чад прошел до конца скамьи и положил на стол бутылки и меч.

— Передай мне штопор, — он отодвинул стул с высокой спинкой от торца стола и похлопал по сиденью. — Устраивайся поудобнее. Мы пробудем здесь какое-то время.

Наклонившись над столом, он не произнес больше ни слова, пока не выпил два бокала кларета, а потом налил себе еще. Софи понемногу отпила из своего, пока ее бокал не опустел на две трети. Затем она поняла, что пьет едва ли не наравне с Чадом. Головная боль после туннеля почти прошла. Ее тело казалось легким, разум — спокойным. В первый раз за несколько недель она чувствовала себя свободнее.

Ладонью придерживая подбородок, девушка смотрела, как Чад подносил бокал к губам, следила за тем, как вино проходило по его горлу, как явно выраженное Адамово яблоко двигалось под кожей. Он закатал до локтей порванные и покрытые кровью рукава, открыв взгляду синяки.

Она снова посмотрела на его строгие черты, — изгиб его бровей, сильная линия носа, и рот, единственный, опустошительный намек на нежность, проявляющуюся с такой бездумной уверенностью, с такой устойчивостью. Она напряглась. Он настолько красив. Настолько мужественен. Настолько идеален.

Почему она не может иметь никаких отношений с этим мужчиной? Еще несколько глотков вина и она уже не помнила причин, по которым это было невозможно.

При звуке удара бокала о стол эти причины поспешно дали о себе знать. Она поморщилась, пытаясь собраться с мыслями, и почувствовала стыд из-за своих неприличных желаний, когда ей следовало бы волноваться о его самочувствии.

Тыльной стороной руки он вытер рот и окинул ее взглядом. — С одной стороны я чертовски благодарен, что ты сегодня пришла сюда, с другой — я бы с удовольствием свернул твою прелестную шею.

Он потянулся и положил руку на ее ключицу, лаская горло большим пальцем, а длинными пальцами вызывал покалывание на затылке. — О чем, черт возьми, ты думала, что пришла сюда одна после того, что случилось прошлой ночью, не говоря уже о том, чтобы спуститься в туннель, когда ты и понятия не имела, что там произошло?

— Ты будешь ругать меня за то, что я спасла твою чертову шкуру?

— Нет, — его рука скользнула к ее плечу. Он легонько встряхнул ее. — Я собираюсь бранить тебя за то, что ты рисковала своей шкурой.

— Ах, вот опять то же самое.

— Да, то же самое, — еще раз встряхнул ее. — Ты станешь отрицать, что ты поступила глупо?

— Мои поступки не были глупее твоих. О чем ты думал, пробираясь через туннель в одиночку? Что, если бы я не хотела найти тебя? Поверь мне, я несколько раз подумывала оставить это дело, — она содрогнулась, вспомнив тот шепот, который встревожил ее. Он был так похож на его голос… но этого не могло быть. — Ты думаешь, что твой слуга пришел бы тебя искать?

— Натаниель? Боже, нет, — его рука опустилась. Он схватил бокал и сделал большой глоток.

— Но те мужчины стреляли в тебя прошлой ночью? Разве это не говорит о том, что следует проявить осторожность? Не говоря уже о том, как ты рискуешь, испытывая терпение своего дяди, когда тайком уходишь с фермы.

— Угрозы дяди Барнаби — просто слова. Я теперь это понимаю. Его связь с теми людьми доказывает, что у него секретов больше, чем у меня, и он не станет рисковать и привлекать внимание моего дедушки и ни причинит мне боли, ни сообщит о моем поведении. К тому же я пришла именно из-за того, что случилось прошлой ночью.

Он так быстро опустил бокал, что алая жидкость едва не перелилась через край. — Ты узнала что-то еще? Что-то произошло?

— Ничего подобного. Но мои тетя и дядя уехали из Пенхоллоу утром сразу после завтрака. Они направились в Маллион по делам, касающимся их фермы, и вернутся поздно.

— Ты говоришь Маллион?

— Да. Может быть, они даже останутся там на ночь, — она наклонилась вперед. — Доминик несколько часов будет занят стадами. Я подумала, что мы могли бы воспользоваться этой возможностью, чтобы осмотреть ферму и поискать то, что прячет мой дядя. Я могла бы отвлечь Рейчел, а ты — она запнулась и оглядела его. — О, да посмотри же на себя. Ты весь в крови и хромаешь. Тебе не стоит никуда идти, а тем более на ферму.

— По крайней мере, не сегодня. — Он нахмурился и задумался. — Ты говоришь, что они вернутся поздно. Если бы ты смогла отвлечь своих кузенов, я бы мог осмотреться. Хотя сомнительно, что Гордон хранил бы что-то незаконное на своей территории. Скорее для этого используется усадьба на торфяниках.