Аромат морской воды достиг его носа. Он дернулся назад к дороге, сердце выскакивало из груди.

— Мы опоздали, — прошептала она, — очень поздно. — Она подняла глаза к небу, которое вдруг потеряло свою яркость. Раздались угрожающие раскаты грома. — Шторм приближается. Идем!

Она помчалась стрелой, розовая верхняя юбка и белоснежные нижние юбки бешено плясали, она неслась, не разбирая дороги, перепрыгивая через валуны. Чад сорвался вслед, крича, чтобы она остановилась, ускоряя бег в отчаянной попытке поймать ее, остановить прежде, чем… Он не знал зачем. Он только знал, что должен перехватить ее. Начался дождь, настоящий яростный ливень, который мгновенно промочил его до нитки. Капли застилали его глаза. Он поднял руку, чтобы смахнуть их, и когда посмотрел на поле снова, ребенка уже не было.

Смертельный ужас охватил его. Он молниеносно бросился вперед, притормозив только на самом краю обрыва. Куда же она делась? Она сорвалась? Прикрыв глаза от дождя, он внимательно осмотрел бурлящие волны, страшась обнаружить розовое пятно в этой пенящейся темноте. Его начало трясти в ознобе. Дыхание клубилось возле его губ.

Каким-то образом, он сам не понял как, он сполз вниз по скале, невредимо приземлившись на ягодицы. Волны хлестали его ступни и, лодыжки, притягивали, манили в свое лоно. Господи, где же девочка? Где????

Худенькая ручка показалась из воды. Затем вторая. Барахтаясь, ища выход из прибоя. На поверхности появилась ее голова. Но девочка снова ушла под воду. Он, пошатываясь, направился к рассвирепевшей воде, не оказывая сопротивления и позволяя ей захватить его.

Почти здесь. Так близко. Держись, еще немного!

Она подплыла поближе, и мороз пробрал его до костей. Безвольная, безжизненная, она была лишена цвета. Губы посинели, платье превратилось в лохмотья. Ее глаза, ее такие яркие сверкающие глаза смотрели в пустоту, приводя его в отчаяние и лишая надежды.

Он обхватил руками тщедушное тельце. Всю его силу поглотило злобное, ревущее море. Мужчина тащил ее к берегу, повинуясь единственному желанию: море не получит ее. Он не допустит. Море разрывало его, дрожь сотрясало все тело, девочка выскальзывала из его рук…

Он рывком дернул ее на себя. Слезы разорвали болью его глаза и затуманили зрение. Он не видел шторма, бушующих волн, ничего, кроме тех глаз. Тех серых безжизненных глаз…

Больше не было василькового взгляда ребенка. Больше вообще не было никакого ребенка. Крик недоверия и гнева вырвался из глубины его сердца, из самого центра его души. В его руках находилась Софи, прижимал к своей груди и оплакивал именно ее. Исступленный вой разорвал бушующие волны и грохот шторма.

Сознание вернулось к Софи. Вместе с громким шумом в ушах. Она резко села, руками сжала свое горло, заглатывая воздух, пытаясь наполнить им свои легкие — отяжелевшие, разрывающиеся, словно она и в самом деле едва не погибла в ледяной морской воде.

Где она находится? Что происходит? Ее всю трясло, юбка сбилась вокруг ее ног, и пока девушка пыталась освободить их, краем глаза заметила какое-то движение рядом с собой.

Позади нее, продавив матрас своим весом, кто-то лежал. Вдруг она оказалась в чьих-то объятиях, и глубокий голос прозвучал в комнате:

— Софи? О, Боже. Софи. Вы живы. С Вами все в порядке.

От отчаяния он с устрашающей силой стиснул ее в объятиях, прижал к себе, словно окружил своим телом, губами скользя по ее бровям, щекам, волосам бесконечными поцелуями облегчения. Девушка в отчаянии позволяла целовать ее и держать в объятиях, изо всех сил вцепилась в него и уткнулась лбом в бешено пульсирующую жилку на его шее.

Их обоих сильно трясло, ее сердце билось, как птица в клетке, словно хотело выскочить из груди. Но даже такое яростный танец ее сердца не мог заглушить крупную, лихорадочную дрожь ее тела. Она спряталась в его руках, грелась в его тепле, которым он щедро с ней делился.

Как той ночью в церкви.

— Кошмарный сон… — начал он.

— У меня тоже, — прошептала она, — ужасное сновидение. Даже не могу описать…

— Вы тонули…

— Вы пытались спасти меня…

— был шторм…

— зловещие волны… — закончили они вместе, и он, и она внезапно поняли, что разделили этот кошмар на двоих. Сидя на кровати, они отпрянули друг от друга и затихли.

Свирепость в глазах Чада не соответствовала нежности его прикосновений.

— Это невозможно.

Несмотря на его нежность, от этого взгляда мурашки пробежали по ее коже. То, о чем каждый из них рассказывал…… он был прав. Это было невозможно. И все же…

— У нас был одинаковый сон, — она шептала, обвив руками его предплечья. — Как это могло случиться?

Мускул на его щеке дернулся, он обдумывал происхождение их общего кошмара, которому она тоже искала логическое объяснение. Которого, в итоге, не существовало. Кроме сильных электрических разрядов, которые с треском проносились между ними, пламени в его глазах и что ей сейчас было необходимо, так это вновь очутиться в его объятиях.

Руки сомкнулись вокруг нее, как стальной замок, и комната перевернулась в ее глазах, когда он опрокинул ее на матрас и прижал своим телом. Его губы зарылись в вырез ее кофточки, требовательными поцелуями ища вершины ее грудей. Снова и снова он повторял ее имя, прерываясь на пламенные поцелуи и обжигающие прикосновения языка.

Волна облегчения и растущего желания с огромной силой накрыла ее.

— Вы пришли за мной, — она держалась за него, ей нужно было ощущать его твердое тело рядом с собой. — Вы были там, и я знала, что останусь жива.

— Я решил, что опоздал, — в раскаянии прошептал он, — смертельно опоздал. Я пытался, но…

— Нет. Все в прошлом. Это просто сон. Просто кошмарный сон и ничего больше. — Девушка провела рукой по его волосам, смыкая их в кольцо и прижимаясь к его губам. Она горела в пламени желания, раскаляющем ее соски и лоно, охватывающим огнем все ее нутро.

— Просто сон, — повторил он, — Спасибо тебе, Господи.

Он целовал ее, сжимал в объятиях с силой, которая тревожила девушку. Даже, несмотря на его внешнее проявление слабости, он был именно тем мужчиной, которого она встретила в церкви посреди болота, именно он защитил ее кольцом своих рук от зловещей ночи и колдовского тумана.

Его руки исследовали ее кожу через нижние юбки и рубашку, она обнаружила, что лежит под ним, раздвинув ноги, и он исследует ее самые интимные места. Но это не вызывало у нее протеста, его прикосновения с совершенной точностью изучали каждый дрожащий сантиметр ее кожи.

Упала развязанная ленточка, ее груди оказались в жаждущих мужских руках. Девушка хватала ртом воздух, его ладони обхватили ее грудь, большие пальцы нежно, как прикосновения птичьего перышка, ласкали крохотные вершины. Сладкая мука отдавалась воспламеняющим желанием, беспомощной полнотой ощущений, а остатки разума, казалось, улетучились.

И возникло что-то еще… Необходимость не только получать, но и отдавать, разделять это изумительное ощущение, как они вместе испытали весь ужас их ночного кошмара.

Она проникла руками под его рубашку, ее дыхание прерывалось с каждым открытием ее трепещущих пальцев: выточенные линии его груди, приводящие в восторг мышцы спины, твердые, как камень, изгибы его ягодиц. Его руки блуждали вдоль ее тела, груди, бедер, ягодиц, опаляя жаром, исходившим от его ладоней. Страсть нарастала, приводила в ярость.

Она остановилась на темной дорожке темных волос, уходившей за пояс его брюк. Девушка спрашивала себя, осмелится ли она проследовать вдоль ее пути?

Он разрешающим движением положил ее пальцы на пуговицу. О, Боже, мужчина был тверд, как скала, только его губы с мягкостью покусывали ее тело. Он был твердый и жесткий, как корнуоллский ландшафт, но удивительно гладкий и бархатистый, пульсирующий в ее руках.

Рычание вырвалось из его груди, когда она сомкнула пальцы на его древке. Его низкий стон отозвался в ней желанием, которое требовало выхода.