За дверью принцессы послышался знакомый голос, затем все стихло. Филипп? Голос был похож.
Кровь прилила к ее лицу. Энни говорила себе, что тревожится лишь потому, что он принадлежит ей по праву и законам, как божьим, так и человеческим. Но боль, которую она испытывала, представляя Филиппа, обнимающего другую женщину, шла из самой глубины, из самого потаенного уголка ее сердца. Она не хотела признать, что любит его. Если за дверью находится ее муж, она должна знать об этом.
В спальню принцессы должен быть вход из комнаты служанок. Энни вошла в нее. Так и есть.
Она застыла у двери в покои принцессы и прислушалась. Теперь голоса стали слышны лучше. Затаив дыхание, она повернула дверную ручку, медленно приоткрыла дверь и прижала ухо к узкой щели. Голос мужчины доносился из алькова позади постели принцессы, но слов она разобрать не могла. Ритм и тембр голоса был почти таким же, как у Филиппа. Разглядеть ночного гостя мешал балдахин над кроватью. Решив выяснить наверняка, Филипп это или нет, она юркнула в комнату.
На столике у дальнего конца кровати горели две свечи. Сидя в алькове спиной к Энни, Великая Мадемуазель наклонилась к своему посетителю, чье колено и голенище сапога были видны от двери.
Закрывать дверь или нет? Энни решила, что не стоит рисковать, оставляя ее открытой. Голос принцессы может разбудить ее служанку. Энни осторожно прикрыла дверь и спряталась в тень высокого комода.
Голос Великой Мадемуазель стал громче:
– Не глупите. Измена подобна убийству. При определенных обстоятельствах на нее способен каждый.
Руки Энни сжались в кулаки. Посетитель принцессы встал и вышел на свет. Ее сердце, застучав, чуть не выпрыгнуло из груди. Это был не Филипп, а Конде, руководитель мятежных войск!
Энни почувствовала себя так, словно, намереваясь перешагнуть лужу, неожиданно свалилась в бездонный, темный колодец. Во что она впуталась? Если ей не удастся скрыться незамеченной, это может стоить ей жизни! Они ни за что не поверят ее объяснениям. Она осторожно двинулась к двери, но остановилась, когда Конде грохнул кулаком по столу.
– Нас предают на каждом шагу. Я предупреждал, что на верность герцога Лоррейна нельзя полагаться. Нам надо было послать за ним раньше, не дожидаясь сегодняшнего дня. – Он прошел в дальний угол комнаты. – После нашей встречи я вернулся в Париж и сразу же получил от него сообщение, что его отряд отбросили и он нуждается в подкреплении. Подкреплении! Это он со своими наемниками должен был стать нашим подкреплением. Без него войска Тюренна превосходят нас вдвое!
Принц рухнул в кресло.
– Я с охраной вернулся в лагерь Лоррейна, и знаете, что я там обнаружил? Лоррейн вел себя так, словно мы с ним и не встречались. Тот господин, что шутил, подхалимничал и любезничал с нами еще в полдень, спустя два часа обращался со мной, как с низкородным прощелыгой. Он заявил, что еще несколько дней назад подписал с Мазарини соглашение!
Энни не желала ничего больше слушать. Каждое слово делало ее положение все более опасным. Стук сердца отзывался в ее ушах, она еще плотнее прижалась к двери. Путь к отступлению будет отрезан, стоит принцессе пройтись по комнате.
Но Великая Мадемуазель была слишком погружена в свои проблемы.
– Зачем ему было лгать, клянясь нам обоим в своей преданности сегодня днем, а спустя несколько часов говорить вам про соглашение с Мазарини? В этом нет никакого смысла!
В голосе принца прозвучала горечь:
– Потому что сегодня днем там были вы.
По лицу принцессы скользнуло какое-то странное удовлетворение.
Конде продолжал:
– Очевидно, он не рискнул задевать вас. Но он без всяких угрызений совести оскорбит меня и предаст вашего отца, мужа собственной сестры!
Даже при тусклом свете можно было разглядеть выражение торжества в глазах Великой Мадемуазель, смотревшей мимо раздосадованного кузена.
– Так он боится задевать меня. Предусмотрительный человек. Можете записать очко в его пользу, месье принц.
Конде фыркнул:
– И что вы предлагаете делать сейчас?
Принцесса села и повернулась лицом к нему.
– Вам надо поговорить с моим отцом. Сегодня же ночью. А я должна узнать, кто из моих приближенных нас предал. Меня и раньше предупреждали, что кто-то шпионит для регентства. Мне следовало действовать раньше, но я не люблю применять пыток.
Голос принца стал раздраженным:
– Я говорил вам, это Шатильон.
– Это вы говорили оттого, что она отвернулась от вас и вернулась к де Немерру. Эх, мужчины! Вы скорее поверите в то, что женщина – изменница, чем в то, что она неверная любовница. Нет. Я не думаю, что это Шатильон. – Принцесса медленно добавила: – Скорее это Корбей.
У Энни затряслись поджилки. Несомненно, на самом деле принцесса не считала ее шпионкой…
Конде проворчал:
– Вы просто не слушаете то, что последние полчаса я твержу вам: это никак не может быть Корбей. Что понимает этот простодушный ребенок?
Великая Мадемуазель воскликнула:
– Она не ребенок и отнюдь не простодушна.
Энни словно окатило холодом. Если она не выберется отсюда, за ее жизнь не дашь и гроша. Едва она подалась к двери, как услышала слова Конде:
– Это началось задолго до того, как появилась Корбей. У нашего предателя связи на самом высоком уровне. Мои источники утверждают, что это Шатильон, и у них есть свидетели. Она предала нас регентству за сто тысяч франков.
Помолчав, принцесса сказала:
– Глупо. Я заплатила бы ей вдвое. – Энни услышала нотку разочарования в ее голосе. – Ну ладно, согласна. Итак, это Шатильон.
Энни облегченно вздохнула. Теперь бы скрыться незамеченной! Она подкралась к двери и принялась медленно и осторожно открывать ее.
Сзади Конде продолжал уже мягче:
– Я знаю, вы сумеете провести допрос Шатильон. Используйте любые средства, какие пожелаете, но добейтесь правды от этой потаскушки. Сожалею, что не могу остаться и посмотреть на это собственными глазами. – Энни услышала, что он встает. – Я отправляюсь к вашему отцу. К сожалению, я прибыл сюда прямиком из лагеря Лоррейна, и у меня нет ни одного посыльного. Надо послать в наш лагерь донесение о последних событиях. Но кому мы можем его доверить?
Дверь была уже открыта, но вдруг одна из петель предательски заскрипела. Принцесса и ее гость рванулись к двери.
Попалась! Энни обернулась и храбро посмотрела им в лицо.
Великая Мадемуазель открыла рот от изумления.
– Вы! Вы давно здесь? Что вы слышали?
Наполовину выхватив шпагу из ножен, принц взглянул на Энни со смесью гнева и подозрения, задержал свой взгляд на ее открытом халате.
Энни знала: она не должна подавать вида, что ей страшно.
– Я слышала, вы говорили о герцоге Лоррейне и Шатильон.
Принцесса зашипела:
– Значит, вы шпионка? – Она повернулась к принцу. – Какие еще доказательства вам нужны? Я была права!
Энни запахнула халат.
– Ваше высочество, я пришла сюда не затем, чтобы шпионить. Я здесь скорее потому, что вы меня предали все. – Она взглянула на Конде. – Я думала, ее высочество проводит время с другим мужчиной, которого мы обе с ней знаем.
Принцесса спокойно скрестила руки на груди.
– А почему я должна в это верить?
– Потому что это правда.
Конде опустил руки.
– Мадемуазель, я говорил вам, что существуют доказательства вероломства Шатильон. Но вот поймана еще одна рыбка. Возможно, что Шатильон не единственная предательница. – Он покачал головой, глядя на Энни. – И что, черт возьми, нам с вами делать?
Энни внешне сохраняла ледяное спокойствие, но мысли лихорадочно метались в поисках выхода.
– Как я вижу, у вас есть три возможности: поверить мне, убить меня или же просто отправить обратно в постель.
Принцесса в изумлении вскинула бровь, затем холодная улыбка искривила ее губы.
– А вы, я смотрю, хладнокровны. Клянусь, Корбей, вы мне даже нравитесь. – Она провела сложенным веером по позвоночнику Энни. Принцесса продолжала кружить вокруг Энни, в ее холодных голубых глазах читались гнев и беспокойство. – А почему бы нам вас не убить? Это значительно все упростит.