Поднявшись наверх, Филипп повернулся и громко крикнул служанкам, перешептывающимся внизу:

– Ванну! Живо!

Оставляя на полу грязные следы, Филипп подошел и открыл дверь ее спальни.

– Мадам, – он бережно опустил ее на ковер, – прошу простить, но, наверно, вам следует привести себя в порядок.

Он успел закрыть дверь, прежде чем ее грязная туфля попала туда, где только что было его лицо.

Она повернулась, моргая темными ресницами, и увидела Филиппа, застывшего на полпути между дверью в его комнату и ее ванной.

Извечно женским жестом она одной рукой прикрыла грудь, другой – темнеющий под водой треугольник.

– Вы давно здесь? Где Мари?

Он подошел ближе. От бокала в его руке и еще сильнее от его дыхания шел запах коньяка.

– Я отправил Мари на кухню и сказал, что сегодня вечером мы будем обедать у себя. Она не придет, пока я ее не позову.

Филипп, скрывая смущение, выпил еще глоток коньяку. Видит бог, он вовсе не хотел причинить какой-либо вред своей жене, когда бросил ее в неглубокий пруд. Но при всем желании, даже после трех изрядных порций коньяку, он не мог выбросить из памяти страх в ее глазах.

Он пододвинул стул к ванне и сел на него верхом.

– Мне жаль, Анна-Мария, что так получилось. Надеюсь, что горячая ванна помогла вам согреться.

Как бы моля о прощении, он опустил пальцы в воду и погладил качающуюся волну золотисто-каштановых волос. Его взгляд скользнул по гладким блестящим плечам вниз, жадно впитывая дразнящие очертания ее обнаженного тела. Один взгляд на нее заставил его мучительно захотеть получить то, что ему принадлежало по праву.

Энни отстранилась, передернув плечами.

– До сих пор горячая ванна была одним из немногих удовольствий в моей жизни. Ваша детская выходка лишила меня и этой маленькой радости. Даже полоская волосы, я заново переживаю тот ужас, который я испытала в пруду под водой.

– Лучше представьте, как нам будет хорошо в объятиях друг друга.

Энни, несмотря на негодование, готова была сдаться соблазняющей неге его голоса. Рука Филиппа, скользнув под воду, коснулась груди Энни, и ее пронзила дрожь желания.

– Мы слишком долго не были вместе, – сказал он, пробираясь рукой ниже.

Энни чувствовала, что тело предает ее, и была бессильна себя остановить. Все было не так, как она представляла. Она клялась, что в следующий раз они будут вместе тогда, когда она захочет, и так, как она захочет.

Голос Филиппа был теплым, как подогретое вино.

– Мы одни. Слугам приказано не беспокоить нас, пока я не позову их.

Энни погрузилась в воду поглубже.

– Я прекрасно обойдусь без ужина. После всего случившегося у меня нет аппетита.

Ноздри Филиппа чуть вздрогнули.

– Я тоже не очень голоден, только если… – Зачерпнув немного теплой воды, он обрызгал ее плечи.

Боясь выдать ответное желание, Энни отвела взгляд.

– Вода стынет. Я хочу выйти из ванны. Позвоните, пожалуйста, Мари.

Он встал и резко поставил стул на место. – Не нужно беспокоить Мари. К тому же вспомните, звонок отсоединен. Здесь…

Он отставил в сторону бокал с коньяком и вытащил из сундука огромную простыню из льняного полотна.

– Я помогу вам.

Энни старалась не замечать беспокойный стук сердца. Поднявшись с достоинством, которого она вовсе не ощущала, она взяла простыню и закуталась толстой белой тканью. Отойдя от ванны, она гордо произнесла:

– Если вы соблаговолите оставить меня, то я наконец смогу отправиться спать.

– Лечь спать пораньше – отличная идея. Но не в одиночестве.

Филипп подошел ближе. Она плотнее завернулась в простыню, и на груди, животе и между бедрами проступили темные мокрые пятна. Нетерпеливый огонек зажегся в глазах Филиппа.

Жена она или нет, но в угол ее не загнать, решила Энни. Волоча за собой один конец простыни, она быстро повернулась и направилась к своей комнате.

Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

– Я вежливо просила оставить меня, Филипп. Как можно выразиться яснее?

– Я все понял, но я не хочу уходить. – Он взял ее за руку. В глазах его была настойчивая решимость.

Энни держала себя в руках.

– Это моя комната, сир. Воспитанный дворянин не останется там, где его не хотят видеть.

– И мадам не должна отказывать мужу в его супружеских привилегиях.

Она презрительно взглянула на Филиппа:

– Вы намерены применить силу?

Филипп отпустил ее.

– Ваша сдержанность, Анна-Мария, впечатляет, но мы оба знаем, что вы страстная женщина. Вы наслаждались нашей близостью так же, как и я.

Отчаянно борясь с собой, Энни сказала:

– Я снова прошу вас оставить меня.

Она решительно двинулась к двери, простыня соскользнула и упала на пол.

Энни по инерции сделала пару шагов и, повернувшись, увидела, что край простыни прижат сапогом Филиппа.

Изобразив удивление, он отодвинул ногу.

– О… Простите!

Филипп приблизился. Он стоял, не прикасаясь к ней, могучий и твердый, как башня. Пристальный взгляд его синих глаз светился откровенным желанием, настойчивым призывом. Он склонился к ней и прошептал на ухо:

– Вы так же прекрасны, как и тогда!

Энни закрыла глаза, стараясь не выдать своего яростного желания. Она почувствовала совсем близко тепло его лица, влажный жар его дыхания. Его губы коснулись ее век, задевая трепещущие ресницы.

Прохладный воздух комнаты вдруг стал раскаленным.

Энни не шевелилась. Его губы так же нежно, как и тогда, ласкали изгибы ее шеи, двигаясь к теплому плечу. Он прошептал:

– Как хорошо! Позвольте мне доставить вам радость.

Ни одного прикосновения, ни одного объятия, ни одного движения рук – только мучительная нежность его губ, скользящих по белоснежной коже, всегда прикрытой от солнца. Энни слышала шорох его одежды, когда он наклонялся все ниже.

Его волосы, касаясь ее груди, вызывали таинственный трепет где-то внутри. Губы касались ее уже почти у талии, и Филипп мягко прихватил зубами нежное тело. От неожиданного ощущения у нее закружилась голова, и Энни схватила его за плечи, чтобы удержать равновесие.

Ее прикосновение вызвало у Филиппа сдавленный стон. Энни открыла глаза и увидела, что он стоит перед ней на одном колене с закрытыми глазами и пылающим лицом.

Энни проклинала свою слабость, но ее пальцы, помимо ее воли, ласкали его волосы и притягивали его к себе.

Энни неожиданно для себя резко скомандовала:

– Снимите одежду!

Требование, казалось, лишило Филиппа последних остатков самообладания. Он встал, не отрывая от нее взгляда. Он сбросил сапоги, снял носки и быстро справился с застежками одежды.

Конечно, она, как жена, не имеет права отказаться от исполнения супружеских обязанностей. Но ничто не обязывает ее быть покорной и получать удовольствие так, как желает он, и столько, сколько хочет он.

А почему не наоборот?

Он нагнулся снять штаны, но она вновь заговорила изменившимся голосом:

– Нет. Позвольте, я сама сниму.

Филипп не смог скрыть удивления. Прикусив нижнюю губу, он согласно кивнул.

Она скользнула рукой в расстегнутые штаны и очень медленно стянула их. Они, шурша, свалились на пол, открыв явное доказательство его возбуждения и опалив ее тем острым, диким, мужским запахом, который она помнила с брачной ночи.

Энни немного отступила. Она прошлась взглядом по заросшей черными, как смоль, волосами дорожке от пояса до самого низа, где во всей красе стояла его мужская сила. Очарованная, она открыто рассматривала представившееся ей.

Ее смелость лишила Филиппа остатка терпения. Он застонал и прижал ее обнаженное тело к себе.

– Что вы за женщина? Сначала вы неделями не подпускаете меня к себе, прогоняете, как только я пытаюсь подступиться к вам, а теперь пожираете меня глазами. Клянусь небом, вы околдовали меня, и я схожу с ума от желания.

Он схватил и поднял ее.

– Нет. Не здесь. В постели. – Все будет по ее желанию: время, место, способ.