Чарли обмяк и навалился на стену.

– В газетах про это ничего не было.

– Мы такое не разглашаем. Оба жили бобылями, никто ничего не видел, мы даже не знаем, есть ли там – состав преступления. Но теперь, раз пропал этот свежий мужик…

– Думаете, эти двое тоже торговали смертью?

– Я не утверждаю, Чарли, что я в это верю, могло быть просто совпадение. Но когда мне сегодня насчет вас позвонил Рей Мейси, я все равно собирался с вами встречаться. Спросить, знали вы их или нет.

– Рей меня сдал?

– Не кипишитесь. Может, он спас вам жизнь.

Чарли уже в сотый раз за вечер подумал о Софи – его беспокоило, что он не рядом с ней.

– Можно, я позвоню дочери?

– Конечно, – сказал Ривера. – Но потом…

– “В шкаф их, Дэнно” в Миссии, – сказал Чарли, вытаскивая из кармана пиджака мобильник. – Дотуда минут десять. Мне кажется, хозяин – один из нас.

У Софи все было отлично – они с миссис Корьевой кормили адских псов “Сырными тритончиками”. Девочка спросила, не надо ли Чарли помочь, и он чуть не разрыдался. Ответил, что нет, когда голос перестал дрожать.

Через семь минут они встали едва ли не поперек улицы Валенсии: впереди пожарные машины палили из водометов по второму этажу того дома, где прежде располагалась лавка Энтона Дюбуа. Чарли с инспектором вышли из машины, и Ривера предъявил бляху тому полицейскому, который первым прибыл на место происшествия.

– Пожарные бригады не могут проникнуть внутрь, – сообщил тот. – Там сзади тяжелая стальная дверь, а в этих ставнях с четверть дюйма стали, если не больше.

Шторы пучились наружу, и на них виднелись тысячи мелких бугорков.

– Что произошло? – спросил Ривера.

– Еще не знаем, – ответил полицейский. – Соседи сообщили о взрыве, и пока это все, что нам известно. Выше никто не жил. Все соседние здания мы эвакуировали.

– Спасибо, – сказал Ривера. Он посмотрел на Чарли и поднял бровь.

– Филлмор, – ответил тот. – Ломбард на углу Фултон и Филлмор.

– Поехали. – Ривера взял Чарли за руку, чтобы тот быстрее хромал к машине.

– Так я больше не подозреваемый? – спросил Чарли.

– Если выживете – разберемся, – ответил Ривера, открывая дверцу.

Из машины Чарли позвонил сестре:

– Джейн, мне нужно, чтобы ты забрала Софи и собачек и отвезла их к себе.

– Конечно, Чарли, только мы недавно ковры почистили… Элвин и…

– Ни за что не разлучай Софи и собак ни на секунду, Джейн, ты меня поняла?

– Господи, Чарли. Ну еще бы.

– Я не шучу. Ей может грозить опасность, а они ее защитят.

– Что происходит? Вызвать полицию?

– Я и так с полицией, Джейн. Прошу тебя – поезжай за Софи немедленно.

– Уже выхожу. А как мне их всех вместить ко мне в “субару”?

– Как-нибудь. Если надо, привяжи Элвина и Мохаммеда к заднему бамперу и езжай медленно.

– Но это ужас, Чарли.

– Нет, не ужас. Они справятся.

– Да нет, когда я в прошлый раз так делала, они оторвали мне бампер. Ремонт обошелся в шестьсот долларов.

– Поезжай. Перезвоню через час. – И Чарли отсоединился.

– Ну что, эти клейморы – паскудство, я вам так скажу, – произнесла Бабд. – Как мечи они мне раньше нравились, а теперь… Вот обязательно их нынче делать так, чтоб бабахали и кидались этой… Немайн, как эта дрянь называется?

– Шрапнель.

– Шрапнелью, – сказала Бабд. – А я только начала в себя приходить…

– Заткнись! – рявкнула Маха.

– Но больно же, – ответила Бабд.

Морриган текли по стоку под 16-й улицей в Миссии. Теперь в них вновь осталось еле-еле два измерения, и походили они на драные черные боевые флаги – прохудившиеся тени, что сочились черной слизью. Немайн оторвало одну ногу, и Морриган сунула беглую конечность под мышку, а сестры волокли ее саму по трубе.

– Немайн, лететь можешь? – спросила Бабд. – Ты тяжелая, знаешь.

– Только не здесь, а туда я больше не пойду.

– Нам придется еще что-то делать Сверху, – сказала Маха. – Если хочешь поправиться в этом тысячелетии.

Когда три дивы смерти вытекли к широкой развилке под Рыночной улицей, перед ними в трубе что-то заплескалось.

– Что это? – спросила Бабд. Все остановились.

Что-то проплюхало мимо по трубе, к которой они приближались.

– Что это было? Что это было? – встревожилась Немайн, которой за сестрами ничего не было видно.

– Похоже на белочку в бальном платье, – ответила Бабд. – Но я сильно ослабла и могу бредить.

– К тому же ты идиотка, – сказала Маха. – Это же дармовая душа. Лови давай! Ею мы вылечим Немайн ногу.

Маха и Бабд выронили сестру-унидекстру и кинулись к развилке. И тут им дорогу заступил бостонский терьер.

Когда Морриган ретировались по трубе, звук был такой, словно кошки рвут кружево.

– Эгей, эгей, эгегей, – пела Маха, и то, что оставалось от ее когтей, царапало бетон.

Фуфел отрывисто и угрожающе протявкал и кинулся на Морриган в бой.

– Новый план, новый план, новый план, – бормотала Бабд.

– Ненавижу собак, – изрекла Маха.

В ретираде они подхватили сестру.

– Мы, богини смерти, мы, кто скоро будет повелевать всей подлежащей тьмой, – и бежим от крохотного песика, – сказала Немайн.

– Ну и к чему ты это, поскакушка? – спросила Маха.

А в Филлморе Кэрри Лэнг закрыла свой ломбард на ночь и стала ждать, когда очистятся ультразвуком драгоценности, принятые днем, чтобы их можно было выложить в витрину. Ей хотелось поскорее все закончить и убраться отсюда – пойти домой, поужинать, может, на пару часов выйти погулять. Ей было тридцать шесть, не замужем, и она считала своей обязанностью гулять – чем черт не шутит, вдруг встретит хорошего парня, – хотя на самом деле предпочла бы остаться дома и смотреть по телевизору детективы. Она гордилась тем, что не стала циником. Ростовщик, как и судебный поручитель под залог, склонен рассматривать людей с худшей стороны, и что ни день Кэрри в себе давила опаску: вдруг последний на земле приличный парень уже стал барабанщиком или сторчался?

Однако в последние дни Кэрри не очень стремилась выходить на улицу: уж очень много странностей она видела и слышала в городе. В тенях шебуршились какие-то твари, из ливнестоков что-то шептали – голоса. Чем дальше, тем больше ей нравилось сидеть дома. Кэрри даже стала брать с собой на работу бассета-пятилетку Бодряка. Взаправду защитить ее пес, конечно, не мог, если нападавший не был ростом ниже колена, хотя гавкал громко, и была надежда, что однажды Бодряк обгавкает какого-нибудь мерзавца. Если у мерзавца под рукой не будет собачьей галеты. Но, как впоследствии выяснилось, те, кто вторгся вечером в ломбард, – ростом были гораздо ниже колена.

Кэрри служила Торговкой Смертью девять лет и, когда первое потрясение прошло (что заняло всего каких-то четыре года), стала полагать все это причудой бизнеса. Но по намекам в “Большущей-пребольшущей книге Смерти” она понимала: что-то происходит. И это ее нервировало.

Выйдя в торговый зал, чтобы открутить до пола защитные жалюзи, Кэрри услышала, как за спиной в темноте что-то шевелится, – что-то низенькое, у гитарной стойки. Проходя, оно зацепило струну ми, и нота завибрировала предостережением. Кэрри остановилась и проверила, с собой ли у нее ключи, – вдруг придется выскакивать в переднюю дверь. Она расстегнула кобуру револьвера.38-го калибра, затем подумала: “Какого черта, я же не легавый”, вытащила оружие и прицелилась в еще звучавшую гитару. Полицейский, который ухаживал за ней много лет назад, уговорил ее всегда иметь при себе на работе “смит-и-вессон”. И пусть раньше ей ни разу не приходилось его выхватывать, она знала, что грабителей револьвер отпугивает.

– Бодряк? – позвала она.

Ответило ей какое-то шорканье в задней комнате. Ну зачем она выключила почти весь свет? Рубильник – в глубине склада, путь освещали только лампочки в витринах, которые почти не отбрасывали света на пол, а именно там что-то и шевелилось.

– У меня пистолет, и стрелять я умею, – сказала она и почувствовала себя дура дурой, еще не успев договорить. На сей раз ей ответил приглушенный скулеж. – Бодряк!