– Спасибо. Думаете, мы в силах контролировать, кому следующему достается душа? В смысле – по-на-стоящему? В “Большущей-пребольшущей книге” сказано, что они перемещаются, как им надлежит.
– Надо полагать, – ответил Верн. – Всякий раз, когда я что-нибудь продавал, свет в них тут же гас. Если человек не тот, этого бы, наверное, не было?
– Ну, видимо, – сказал Чарли. – Хоть тут какой-то порядок.
– Вы знаток, – сказал Верн – и выронил вилку. – Кто это? Ух какая классная.
– Это моя сестра, – ответил Чарли. К ним направлялась Джейн. В темно-сером двубортном костюме Чарли от “Армани” и черных туфлях с завязочками. Ее платиновые волосы были уложены и залакированы волнами перманента тридцатых годов в палец толщиной и виднелись из-под черной шляпки с вуалью, которая закрывала все лицо до губ, сиявших, точно красные “феррари”. На взгляд Чарли, она, как обычно, смахивала на помесь робота-убийцы и персонажа Доктора Зойсса[62], но если попробовать сощуриться и не обратить внимания на тот факт, что она его сестра… и лесбиянка… и его сестра, то можно было, наверное, постичь, как ее волосам, губам и чистой линейности удается поразить кого-нибудь “классом”. Особенно таких, как Верн, кому для покорения женщин ее роста потребуется альпинистское снаряжение и баллон кислорода.
– Верн, позвольте представить вам мою неописуемо классную сестру Джейн. Джейн, это Верн.
– Здрасьте, Верн. – Джейн протянула ему руку, и Торговец Смертью поморщился от хватки.
– Примите мои соболезнования, – сказал он.
– Спасибо. Вы знали нашу маму?
– Верн ее очень хорошо знал, – сказал Чарли. – Вообще-то мама перед самой смертью очень хотела, чтобы ты позволила Верну угостить тебя пончиком. Не правда ли, Верн?
Тот закивал с такой силой, что Чарли послышалось, как щелкают его позвонки.
– Ее предсмертное желание, – сказал Верн.
Джейн не шелохнулась и ничего не ответила. Поскольку глаза ее прятались под вуалью, Чарли не видел, какое у нее лицо, но догадывался, что она своим лазерным взором пытается прожечь спаренные дырки в его аорте.
– Знаете, Верн, это было бы очень мило, но не могли бы мы отложить приглашение? Мы только что похоронили маму, и мне нужно кое-что обсудить с братом.
– Это ничего, – сказал Верн. – И пончиком угощать необязательно, если вы следите за фигурой. Знаете, можно кофе, салатик, что угодно.
– Запросто, – сказала Джейн. – Раз так хотелось маме. Я вам позвоню. Однако Чарли сообщил вам, что я лесбиянка, правда?
– О боже мой, – произнес Верн. Он чуть не сделал стойку на руках от возбуждения, но тут вспомнил, что он на поминках, где открыто воображать себе ménage á troi[63] с дочерью усопшей как-то неприлично. – Простите, – пискнул он.
– Увидимся, Верн, – успел сказать Чарли, когда сестра повлекла его за собой к клубной кухоньке. – Я напишу вам про остальное.
Едва они свернули за угол, Джейн двинула брата в солнечное сплетение, вышибив дух.
– О чем ты себе думал? – прошипела она, откинув вуаль, чтобы ему лучше было видно, как она рассвирепела, – вдруг через пузо до брата не дошло.
Чарли ловил ртом воздух и хохотал.
– Этого хотела мама.
– Моя мама только что умерла, Чарли.
– Ага, – сказал он. – Но ты себе даже не представляешь, что ты сделала для этого мужика.
– Вот как? – Джейн подняла бровь.
– Он навсегда запомнит этот день. У него больше не случится ни одной сексуальной фантазии, в которой к не-му не будешь подходить ты, – притом, вероятно, в чужих туфлях.
– И тебе не кажется, что это извращение?
– Ну-у… да, ты моя сестра, но для Верна это главный миг в жизни.
Джейн кивнула:
– Ты довольно неплохой человек, Чарли, раз так заботишься о постороннем недомерке…
– Ну… да, знаешь…
– Хотя и жопа с ручкой! – закончила Джейн и снова утопила кулак в солнечном сплетении Чарли.
Странное дело – хватая губами воздух, Чарли свято верил: где бы мама сейчас ни была, она им довольна.
“Пока, мамуля”, – подумал он.
Часть третья. Поле битвы
Завтра мы встретимся,
Смерть и я, —
И жнец вонзит косу
В того, кто глаз не сомкнул.
Даг Хаммаршёльд
19. Все в норме, если дичь не рвет подметки
Элвин и Мохаммед
Когда Чарли возвратился домой с похорон матери, в дверях его встретили два очень крупных, очень радостных представителя семейства псовых, кои, не будучи ныне отвлекаемы заложником хозяйкиной любви, сумели в полной мере оделить нежностью и радостью вернувшегося хозяина. Общеизвестно – и даже записано в уставе Американского псового клуба, – что человек не бывает поистине употреблен никакой собачкой, пока его не употребит пара четырехсотфунтовых адских псов одновременно (Раздел 5, Параграф 7: Стандарты употребления, доставания и приходования человека собакой). И, несмотря на применение сверхкрепкого дезодоранта перед вылетом из Седоны, Чарли обнаружил, что когда человеку в подмышки неоднократно тычутся два мокрых песьих пениса, ощущения свежести не возникает.
– Софи, позови их. Сними их с меня, Софи.
– Щеники с папулей пляшут, – хихикнула Софи. – Пляши, папуля!
Миссис Лин рукой закрыла девочке глаза, дабы оградить от скверны – невольного отцовского опущения до полного скотства.
– Иди руки мой, Софи. Обедай, пока папа с шиксами безобразуй. – Миссис Лин не могла не провести оперативной оценки скользких и красных песьих елдаков в денежном эквиваленте, пока упомянутые агрегаты скорострельно втыкались в оксфордскую хозяйскую рубашку, точно тюбики губной помады с поршневым приводом. Травник в Китайском квартале заплатит целое состояние за порошок из сушеных членов Элвина и Мохаммеда. (На исторической родине миссис Лин мужчины готовы на все, лишь бы упрочить свою мужскую силу, – мелют в порошок даже вымирающие виды и заваривают из них чай, напоминая тем самым некоторых американских президентов, полагающих, что ни один стояк не сравнится с тем, который возникает, когда разбомбишь несколько тысяч инородцев.) И тем не менее все говорило об одном: состояние за сушеные псиные фаллосы останется невыплаченным. Миссис Лин давно уже потеряла надежду разобрать адских псов на запчасти – после того, как попыталась отправить Элвина к праотцам посредством резкого и звонкого удара сковородой в череп, а пес просто взял и скусил чугунную посудину с длинной ручки, сжевал ее, брызжа во все стороны слюной и металлической стружкой, после чего сел по стойке смирно и попросил добавки.
– Полейте же их водой! – заорал Чарли. – Лежать, собачки. Хорошие песики. Фу, бля.
Этот сигнал SOS активировал миссис Лин, и, соразмерив свое перемещение с горой человечьего и собачьего мяса, качающейся в дверях, она проскочила мимо Чарли в коридор и затопотала вниз.
Лили
Лили взбежала по лестнице и на ковре в прихожей затормозила юзом – ее остановило зрелище двух псов, употребляющих ее работодателя.
– Ашер, да ты извращенец!
– На помощь, – вымолвил Чарли.
Лили сдернула со стены огнетушитель, подтащила к дверям, сорвала чеку и окатила содержимым резвящееся трио. Две минуты спустя Чарли валялся мороженой кучей на пороге, а Элвин и Мохаммед, запертые в хозяйской спальне, весело дожевывали опустевший баллон. Лили заманила их туда, когда они пытались откусить струю СО2, – похоже, собачкам после радушного приема, оказанного хозяину, очень хотелось освежиться морозной радостью.
– Ты нормально? – спросила Лили. На ней был поварской халат поверх красной кожаной юбки и высоких сапог на платформе.
– Неделя выдалась трудноватая, – признался Чарли.