– Пора бежать, – сказал Чарли. – Скоро буду. – Он нажал кнопку отбоя четыре раза, потом еще один, чтоб уж наверняка. Всего несколько дней назад Кассандра была такой милой женщиной. Что с людьми творится?

Чарли заскочил в спальню.

– Миссис Саркофф?

– Да, я еще здесь, – донесся голос из чулана.

– Боюсь, мне надо ехать. Я нужен дочери.

– Надеюсь, все в порядке?

– Да, ничего ужасного. Меня просто не было дома несколько дней. Послушайте, если вам еще будет нужна помощь…

– Ну что вы, на это я и рассчитывать не могу. Дайте мне день-другой, я все рассортирую и что-нибудь завезу вам в лавку.

– Это было бы мило. – Глупо, конечно, орать собеседнику в чулан, но что тут поделаешь.

– Нет, честно – я появлюсь.

Чарли не сумел придумать, как разрулить ситуацию на месте, – к тому же ему пора было домой.

– Тогда ладно. Я пошел.

– Спасибо вам, мистер Ашер. Вы меня просто спасли.

– На здоровье. До свидания. – Чарли сам вышел из дома, и дверь щелкнула у него за спиной. Направляясь к фургону, Чарли слышал копошение под улицей – шорох перьев, глухой вороний грай. А дойдя до места, обнаружил, что фургон, разумеется, уволокли на арестплощадку.

Услышав щелчок замка, Одри вошла поглубже в чулан и отодвинула огромный картонный ящик от гардероба. За ним на садовом раскладном табурете спокойно сидела пожилая женщина. Она вязала.

– Он ушел, Эстер. Можно выходить.

– Так помоги мне, дорогуша, – я тут, по-моему, застряла, – ответила Эстер.

– Извините, – сказала Одри. – Я и понятия не имела, что он проторчит здесь так долго.

– Я вообще не понимаю, зачем ты его впустила. – Со скрипом, но Эстер уже поднялась на ноги.

– Чтобы он удовлетворил любопытство. Сам все – увидел.

– И откуда ты выкопала это имя – Элизабет Саркофф?

– Моя учительница в начальной школе. Первое, что пришло в голову.

– Ну, надеюсь, ты его одурачила. Даже не знаю, как тебя благодарить.

– Он вернется. Вы же понимаете, правда? – сказала Одри.

– Надеюсь, что не сию минуту, – ответила Эстер. – Мне очень нужно припудрить носик.

– Где он, любовничек? – шипела Морриган из ливнестока на Хэйт, где Чарли ловил такси.

– Лажаешь, Мясо, – вторил ей адский хор.

Чарли огляделся, не слышит ли кто еще, но все прохожие вроде бы сосредоточились на своих беседах, а если кто шел один, глаза его были устремлены в точку шагах в двенадцати впереди на тротуаре. Обе стратегии позволяли не встречаться взглядом с попрошайками и полоумными, что выстроились вдоль улицы. Но даже чокнутые, похоже, ничего не замечали.

– Отъебитесь, – свирепо шепнул Чарли бордюру. – Блядские гарпии.

– Ох, любовничек, ты так аппетитно дразнишься. А кровь у малютки такая вкусная!

Молодой бездомный, сидевший чуть дальше на тротуаре, посмотрел на Чарли:

– Чувак, скажи у себя в клинике, чтоб дозу лития увеличили, и они уйдут. Мне помогло.

Чарли кивнул и дал парню доллар.

– Спасибо за совет, я подумаю.

Утром придется звонить Джейн в Аризону и выяснять, как далеко продвинулась тень на столовой горе, – если она вообще движется. Чего ради то, что он сделал или не сделал в Сан-Франциско, должно влиять на то, что происходит в Седоне? Все время он старался убедить себя, что это его не касается, а тут раз – и касается очень даже. “Люминатус придет к власти в Городе Двух Мостов”, – сказал Верн. Насколько вообще надежны пророчества человека по имени Верн? (“Заходите в «Дисконтные Пророчества Верна – Нострадамуса с Недорогими Перспективами»”.) Нелепость. Надо идти вперед, делать свое дело и стараться изо всех сил собирать те сосуды, какие ему попадаются. А если он этого делать не будет, Силы Тьмы восстанут и начнут править миром. Что с того? Давайте, валите, сточное блядво! Подумаешь!

Однако раздался голосок внутреннего бета-самца – того гена, благодаря которому его сородичи не вымерли за три миллиона лет: “Силы Тьмы правят миром? Вот это будет фигово”, – произнес голосок.

– Она так любила запах хвойного очистителя, – сказала уже третья женщина, которая в тот день уверяла, будто она ближайшая подруга матери Чарли.

Похороны прошли не очень скверно, только теперь в клубе дома престарелых, где Бадди жил до того, как переехал к Лоис, организовали поминки вскладчину. Пара частенько приезжала сюда поиграть в карты и пообщаться с прежней компанией Бадди.

– А вы попробовали “неряху Джо”?[61] – осведомилась лучшая подруга номер три. Несмотря на стоградусную жару, на ней был розовый тренировочный костюм, расшитый стразовыми пудельками, и с собой она таскала под мышкой еще одного пуделька, черного и нервного. Пока она отвлеклась на беседу с Чарли, песик лизал ее картофельный салат. – Не знаю, ела ли когда-нибудь “неряху Джо” ваша матушка. Я видела, что она только “старомодные” пьет. Вот коктейли она очень любила.

– Это уж точно, – ответил Чарли. – И мне кажется, я сейчас тоже готов их полюбить.

Чарли вылетел в Седону утром. Накануне в Сан-Франциско он всю ночь пытался отыскать два просроченных сосуда. Хотя извещения о похоронах Эстер Джонсон он не нашел, симпатичная брюнетка в доме на Хэйт сказала, что тетушку предали земле за день до того, как появился Чарли, и он предположил, что сосуд опять погребли вместе с хозяйкой. (Брюнетку звали Элизабет? Ну конечно, Элизабет, – он обманывал себя, даже притворяясь, что забыл. Бета-самцы никогда не забывают имен хорошеньких женщин. Чарли помнил, как звали модель с центрального разворота первого “Плейбоя”, который он свистнул с полок отцовской лавки. Он даже не забыл, что ее отвращают дурной запах изо рта, гадкие люди и геноцид, ибо тогда же дал клятву никогда не разводить, не любить и не совершать ничего подобного, – просто на всякий случай, если вдруг столкнется с ней, когда она будет ненавязчиво подставлять солнцу груди на капоте машины.) И ни следа второй женщины, Ирэны Посокованович, которая должна была скончаться уже давно. Ни извещения, ни записей в больницах, и в ее доме никто не жил. Она как будто испарилась и забрала сосуд души с собой. До срока третьего имени в ежедневнике у Чарли еще оставалась неделя-другая, но он даже не был уверен, с чем тогда ему придется вступить в бой. Тьма нагличала.

Кто-то рядом сказал:

– Светская болтовня отнюдь не просветляет, когда потеряешь близкого человека, а?

Чарли развернулся на голос и с изумлением увидел Верна Гловера – малорослого Торговца Смертью: тот жевал капустный салатик с фасолью.

– Спасибо, что пришли, – на автомате ответил Чарли.

Верн отмахнулся от благодарностей пластмассовой вилкой.

– Тень видели?

Чарли кивнул. Доехав утром до материного дома, он увидел, что тень со столовой горы уже доползла до переднего двора, и вопли падальщиков, что вились стаями по ее краям, уже просто оглушали.

– Вы не говорили, что ее больше никто не видит. Из Сан-Франциско я звонил сестре проверить, как она движется, но Джейн ничего не заметила.

– Простите, но они ее не видят – по крайней мере, насколько я могу судить. Ее не было пять дней. Вернулась утром.

– Когда я прилетел?

– Наверное. Это все из-за нас? Кофе с пончиками – и уже конец света?

– Дома я пропустил две души, – ответил Чарли, улыбнувшись господину в винного цвета костюме для гольфа: мужчина в знак сочувствия, проходя мимо, прижал руку к сердцу.

– Пропустили? И они достались этим – как вы их назвали? – сточным гарпиям?

– Возможно. Как бы там ни было, оно, похоже, от меня не отстает.

– Извините, – сказал Верн. – Но я все равно рад, что мы поговорили. Мне теперь не так одиноко.

– Ну да, – сказал Чарли.

– И мои соболезнования, – торопливо прибавил Верн. – Вы как вообще?

– До меня, наверное, еще не дошло, – ответил Чарли. – Но, кажется, я теперь сирота.

– Я прослежу, кому достанется ожерелье, – сказал Верн. – И буду с ним бережно.