– Она меня назвала по имени, – произнес Рей.

– Немножко… не знаю – какая-то не слишком воображаемая для тебя.

Рей обернулся к своей Немезиде:

– Тебе придется посидеть в лавке. Мне надо идти.

– Зачем?

– Нужно за ней проследить, узнать, кто она такая. – Рей начал собираться – телефон, ключи, бейсбольная кепка.

– Да, это признак душевного здоровья, Рей.

– Скажи Чарли, что я… Ничего не говори Чарли.

– Ладно. Так мне тогда можно уйти с сайта УРОД?

– Чего?

Лили отступила от экрана и, тыча в буквы пальцем, прочла:

– “Украинские Рабыни Отсосут Досуха” – УРОД. – И улыбнулась бодро и самодовольно, как третьеклассница, выигравшая викторину по правописанию. Вы же таких ненавидели, правда?

Рей не мог поверить своим глазам. Они даже ничего уже и не скрывают.

– Некогда мне, – быстро сказал он. – Пора бежать. – Выскочив за дверь, он припустил по Мейсон за прелестной и сострадательной Одри.

Ривера подъехал к ресторану “Дом на утесе”, выходившему на Тюленьи скалы, и заставил Чарли купить им обоим выпить, пока они будут наблюдать за – серферами на пляже. Сам по себе Ривера не был склонен к патологии, но знал, что если будет часто сюда приходить, рано или поздно увидит, как серфера слопает белая акула. Вообще-то он изо всех сил надеялся, что это произойдет, потому что иначе в мире не будет никакого смысла, никакой справедливости, а жизнь останется лишь спутанным клубком хаоса. Тысячи тюленей в воде и на скалах – основной продукт питания белых акул, – в воде сотни серферов, переодетых тюленями… слопать такого просто необходимо, чтобы с миром все было в порядке.

– Я ни на миг вам не поверил, мистер Ашер, когда вы сказали, что вы – Смерть, но поскольку я не мог объяснить, что это за тварь была с вами в переулке, – фактически, не желал этого объяснять, – я и не стал заострять внимания.

– И я это ценю, – ответил Чарли, чуточку ежась от неловкости: в наручниках пить вино из бокала не очень удобно. Лицо его от перечного газа было красным, как яблоко в глазури. – Это у вас обычная процедура допроса?

– Нет, – ответил Ривера. – Обычно платит город, но я попрошу судью вычесть напитки из вашего срока.

– Здорово. Спасибо, – сказал Чарли. – И можете звать меня Чарли.

– Ладно, тогда вы можете звать меня инспектор Ривера. Итак, размозжить голову старушке шлакоблоком – о чем вы вообще думали?

– Мне нужен адвокат?

– Разумеется, нет, у вас все в порядке – в этом баре полно свидетелей. – Некогда Ривера был полицейским-по-учебнику. Но то было еще до демонов, гигантских сов, банкротства, белых медведей, вампиров, развода и этой женской твари с когтями-саблями, которая обернулась птицей. Нет, теперь уже не настолько.

– В таком случае скажу: я думал, что меня никто не увидит, – ответил Чарли.

– Потому что вы невидимы?

– Не вполне. Просто как бы незаметен.

– Что ж, такое я допускаю, но все равно вряд ли это повод бить бабушку по черепу.

– У вас нет доказательств, – сказал Чарли.

– Есть, разумеется, – ответил Ривера, поднимая стакан – сигнал официантке, что ему нужен еще один “Гленфиддих” со льдом. – Она показала мне фотографии внуков, когда я зашел в дом.

– Нет, у вас нет доказательств, что я собирался бить ее по черепу.

– Понимаю, – сказал Ривера, который не понимал ничего. – Откуда вы знаете миссис Посокованович?

– Я ее не знаю. Ее имя просто возникло у меня в ежедневнике, я же вам показывал.

– Показывали. Это верно. Но это не дает вам права ее убивать, не так ли?

– В том-то и штука. Она должна была умереть три недели назад. В газете даже был некролог. Я пытался гарантировать точность.

– И не заставили “Кроникл” напечатать опровержение, а надумали вышибить бабуле мозги.

– Ну, либо так, либо попросить мою дочку сказать ей “киска”, а я не намерен эксплуатировать своего ребенка подобным образом.

– Что ж, Чарли, я восхищен тем, что вы заняли по этому вопросу столь принципиальную позицию, – сказал Ривера и подумал: “Кого тут надо пристрелить, чтобы мне принесли стакан?” – Но давайте допустим на одну миллисекунду, что я вам верю: старушке действительно пора было скопытиться, но она не скопытилась, и поэтому в вас стреляли из арбалета, и появилась та тварь, которую я подбил в переулке… Давайте просто допустим, что я верю, – и что мне со всем этим делать?

– Нужно быть осторожнее, – сказал Чарли. – Вы можете превратиться в одного из нас.

– Прошу прощения?

– Так произошло со мной. Когда умерла моя жена, в больнице я увидел мужика, пришедшего забрать сосуд ее души, – и ба-бах, стал Торговцем Смертью. Вы видели меня сегодня, когда меня не видел никто, вы видели сточную гарпию в ту ночь в переулке. А как правило, их вижу только я.

Ривере очень, очень хотелось передать этого парня психиатрам в больнице и никогда больше с ним не встречаться, но закавыка в том, что он действительно видел в ту ночь женскую тварь в переулке – и потом еще раз, уже на собственной улице. А также читал рапорты обо всякой дичи, что творилась в городе последние недели. И не просто обычная сан-францисская дичь, а действительно дикая – например, стая воронов напала на туриста в “Башне Койт”, один мужик въехал на машине в витрину магазина в Китайском квартале под предлогом того, что старался не сбить дракона, а по всей Миссии люди утверждали, будто видели, как у них в мусорных баках роется игуана, одетая мушкетером, – с крохотной шпагой и прочим.

– Я могу доказать, – сказал Чарли. – Отвезите меня в музыкальный магазин на Кастро.

Ривера посмотрел на печальные голые кубики льда у себя в стакане и произнес:

– Чарли, вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что за ходом вашей мысли трудно следить?

– Вам нужно поговорить с Мятником Свежем.

– Конечно, это все и проясняет. А заодно и с Хрустиком Кремом.

– Он тоже торгует смертью. И подтвердит, что я вам рассказывал правду, и вы меня отпустите.

– Вставайте, – сказал Ривера.

– Я еще вино не допил.

– Оставьте деньги за выпивку и встаньте, пожалуйста. – Ривера пальцем подцепил наручники Чарли и поднял его на ноги. – Едем на Кастро.

– По-моему, я не смогу в наручниках опираться на трость.

Ривера вздохнул и посмотрел на серферов внизу. Ему показалось, будто в волне за спиной у одного движется что-то крупное, однако едва сердце его подскочило от возбуждения, как из гребня высунул усатое рыло морской лев, и Ривера вновь упал духом. Он кинул Чарли ключи от наручников.

– Ждите меня у машины, мне надо отлить.

– Но я же могу сбежать.

– Это запросто, Чарли. Только сначала заплатите.

Энтон Дюбуа, хозяин лавки “В шкаф их, – Дэнно”, служил Торговцем Смертью дольше прочих в Сан-Франциско. Само собой, он сначала не называл себя Торговцем Смертью, но когда их так назвал этот парнишка Мятник Свеж, который открыл музыкальный магазин на Кастро, Энтон уже и не думал о себе иначе. Ему стукнуло шестьдесят пять, здоровье подводило – телом своим он всю дорогу пользовался почти исключительно для того, чтобы носить на нем голову, в которой бо́льшую часть времени и жил. Но годы чтения превратили ее в энциклопедию по науке и мифологии смерти. Поэтому в тот четверг, сразу после заката, когда в окнах его лавки почернело, словно из мироздания вдруг высосали весь свет, и к нему за стойку, где он сидел с книгой под маленькой лампой, будто на желтом островке в неохватной черноте ночи, по проходу двинулись три женские фигуры, Энтон Дюбуа оказался первым человеком за последние полторы тысячи лет, который в точности знал, что – кто – это.

– Морриган, – произнес он, и в голосе его особого страха не слышалось. Энтон отложил книгу, но страницу закладывать не стал – незачем. Снял очки, протер полой фланелевой рубашки, затем снова надел, чтобы ничего не упустить. Пока Морриган были иссиня-черными очерками, что перемещались по глубоким теням лавки, но он их видел. Когда Энтон заговорил, они остановились. Одна зашипела – не по-кошачьи, долго и стойко, а скорее как воздух, что выходит из надувного плота, который один лежит между тобой и темным морем с акулами: то шипела, сочась в расходящиеся швы, сама жизнь. – Я так и думал. Что-то происходит, – сказал Энтон, теперь отчасти нервно. – И знаки были, и пророчество Люминатуса – я так и знал, что-то должно произойти. Но не думал, что это будете вы – лично, так сказать. Весьма увлекательно.