Ну, не вполне “палю” – у него же шпага в трости, не пушка, – скорее “тычу за справедливость”: маловато, конечно, пафоса для ангела-мстителя, походить на ко-его Чарли стремился, – он просто рассвирепел и готов надрать кому-нибудь задницу, вот и все. Поэтому ты давай, это… поосторожней. (По случайному совпадению “Тыц за справедливость” в тот момент было вторым по популярности произведением в “Видеопрокате Кастро”, оно постепенно вытесняло “Рождение звезды: режиссерскую версию”[31] и уступало только “Легавым без штанов”, номеру один, как кнутом подстегнутому.)
Свернув с Рыночной, сразу же за углом Ноэ Чарли увидел: “Свежая музыка”, квадратные буквы самодельной вывески-витража, – и волосы у него на загривке тут же встали дыбом, а в мочевом пузыре возникла настоятельная потребность. Тело его переключилось в режим “драка-или-драпак”, и уже второй раз за неделю он собирался пойти вопреки своей бета-самцовой природе и предпочесть драку. Что ж, так тому и быть, подумал Чарли. Так тому и быть. Он лицом к лицу встретится со своим мучителем, вот только найдет место для парковки. Которого не нашел.
Чарли объехал квартал, виляя меж кафе и баров, – и тех и других на Кастро было в изобилии. Поездил взад-вперед по переулкам, уставленным рядами викторианских особнячков в безупречном состоянии (и за безумные цены), но стойла для своего верного жеребца не отыскал. Через полчаса орбитальных облетов всего квартала он снова направился прочь от центра и поставил фургон на платную стоянку в гараже Филлмора, после чего на древнем трамвае вернулся по Рыночной к Кастро. Славненький зелененький антикварненький трамвайчик, сделанный в Италии, с дубовыми – скамьями, латунными поручнями и оконными рамами красного дерева; чарующий латунный колокол и предел скорости – где-то миль двадцать в час. Вот так Чарли Ашер и кинулся в битву. Он пытался вообразить, как на подножках трамвая висит орда гуннов – размахивает свирепыми сабельками, по ходу осыпает стрелами настенные росписи в Миссии, – или, быть может, это плывет спецназ викингов: щиты приторочены к стенкам трамвая, громыхает огромный барабан, а они гребут себе и гребут, дабы подвергнуть разграбленью антикварные лавки, садо-мазо-бары, суси-бары, садо-мазо-суси-бары (не спрашивайте) и художественные галереи Кастро. Но тут Чарли подвело даже его внушительное воображение. Он вышел на углу Кастро и Рыночной и протопал квартал обратно к “Свежей музыке”. У лавки он помедлил: ну вот и что теперь?
А если тот человек просто взял и попросился звякнуть с этого телефона? Вдруг Чарли ворвется с угрозами и воплями, а за прилавком – какой-нибудь попутанный пацан? Но тут Чарли глянул в дверь, и там, за стойкой, совсем один стоял необычайно высокий черный мужчина, с ног до головы одетый в мятно-зеленое. Тут-то Чарли и утратил рассудок.
– Вы убили ее! – завопил он и пошел на штурм стоек с компакт-дисками, преграждавших подступы к Мятному. На бегу он выхватил шпагу – или, во всяком случае, попытался, надеясь, что выхватится она одним плавным движением и тотчас перережет горло убийце Рейчел. Но трость провалялась на складе у Чарли очень долго, и шпагу из ножен не вынимали много лет – за исключением трех случаев, когда с нею из лавки хотела уйти Эбби, подруга Лили (один раз – попробовав ее купить, и Чарли ей отказал, и два раза – попробовав ее украсть). Маленькую латунную защелку, высвобождавшую клинок, заело, поэтому, нанося смертельный удар, Чарли размахнулся всей тростью, а та была тяжелее – и медленнее, – чем сама шпага. Человек в мятно-зеленом – проворно для своих габаритов – пригнулся, и Чарли снес целую полку с дисками Джуди Гарленд, потерял равновесие, отрикошетил от стойки, крутнулся на месте и снова попробовал тот комбинированный замах, который столько раз видел в кино, – им выхватывали мечи и полосовали врага самураи, а сам он столько раз мысленно отрепетировал его по пути сюда. На сей раз шпага покинула ножны и смертельной дугой просвистела в трех футах от человека в мяте, подчистую обезглавив картонную фигуру Барбры Стрейзанд.
– Это не… не-блядь-спровоцировано! – громогласно рявкнул черный дылда.
Чарли едва успел принять стойку для удара слева – и тут заметил, как на него надвигается что-то крупное и темное; в последний миг он сумел распознать, что именно. Ему на голову обрушился антикварный кассовый аппарат. Вспышка, звяк колокольчика – и все потемнело и стало очень липким.
Когда Чарли пришел в себя, он был привязан к стулу в задней комнате музыкальной лавки – помещение как две капли воды походило на его собственный склад, только составленные башнями коробки были набиты пластинками и компакт-дисками, а не ассортиментом порепанного барахла. Над Чарли высился черный дылда, и пленник поначалу решил, что дылда обращается в туман или дымок, но затем понял, что рябью – подернуто его собственное зрение, – и сразу же всю голову изнутри, как стробоскопом, осветило болью.
– Ай.
– Как шея? – спросил дылда. – Не сломана? Ноги чувствуете?
– Валяйте, убейте меня, подлый трус, – произнес Чарли, изгибаясь на стуле и стараясь кинуться на своего поимщика; он ощущал себя немножко Черным рыцарем в “Святом Граале” “Монти Питона”[32] после того, как бедолаге откромсали руки и ноги. Если этот тип сделает к нему хоть шаг, Чарли сумеет головой протаранить ему причинные – в этом он был уверен.
Дылда резко топнул – прямо Чарли по ноге; мокасины восемнадцатого размера[33] из перчаточной кожи привелись в движение двумястами семьюдесятью фунтами смерти и торговца запиленными пластинками.
– Ай! – Чарли заскакал на стуле в круге боли. – Черт бы вас побрал! Ай!
– Так вы ноги свои ощущаете?
– Заканчивайте. Валяйте. – Чарли вытянул шею, словно подставляя горло под нож, – стратегия его заключалась в том, чтобы подманить мучителя, после чего зубами порвать ему бедренную артерию, после чего злорадствовать, глядя, как кровь струится по мятно-зеленым штанам на пол. Чарли будет долго и зловеще смеяться, наблюдая, как из этого мерзкого ублюдка вытекает жизнь, а потом доскачет на стуле до улицы, впрыгнет на Рыночной в трамвай, пересядет на Ван-Несс на сорок первый автобус, соскочит на Колумбе и два квартала пропрыгает до дома, где его кто-нибудь развяжет. У него был план – и проездной на автобус, действительный еще четыре дня, – поэтому сукин сын не тому смерти пожелал.
– У меня нет намерений вас убивать, Чарли, – произнес дылда, держа безопасную дистанцию. – Простите, что пришлось вас стукнуть кассой. Но вы не оставили мне выбора.
– Вы могли бы отведать фатального укуса моего клинка! – Чарли пошарил вокруг глазами: вдруг мужик бросил трость со шпагой где-то под рукой.
– Можно и так, только я предпочел не оставлять пятен и обойтись без похорон.
Чарли напряг мускулы, стараясь разорвать узы, кои, как он теперь осознал, представляли собой целлофановые магазинные пакеты.
– Вы связались со Смертью, вам это известно? Я – Смерть.
– Ага, я знаю.
– Да?
– Конечно. – Дылда развернул спинкой вперед еще один деревянный стул и уселся на него верхом. Колени у дылды теперь оказались на уровне локтей, и он стал похож на огромную древесную лягушку, готовую прыгнуть на свою насекомую добычу. Чарли впервые разглядел, что у мужчины золотистые глаза, яркие и заметные: с темной кожей они как-то не сочетались. – Я тоже, – добавил зловещий мятно-зеленый лягух.
– Вы? Вы – Смерть?
– Одна из, не единственная. Не уверен, что единственная Смерть вообще существует. По крайней мере, в наши дни.
Чарли не мог такого постичь, поэтому снова принялся бороться с узами и качаться, пока черный дылда не протянул руку и не утвердил его стул на ножках, чтобы Чарли не опрокинулся.
– Вы убили Рейчел.
– Нет, не убивал.
– Я вас там видел.
– Это правда. Тут-то и загвоздка. Будьте добры, перестаньте уже дрыгаться? – Он потряс Чарли за стул. – Но смерти Рейчел я не причинял. Мы так не работаем – по крайней мере, в наши дни. Вы что, в книгу не заглядывали?
