Что слишком уютно, а в поле уже зима,

Что теплоцентраль исправна,

в дождь можно сходить в плаще

До ближнего магазина…

И есть неприязнь к домам.

Ничья

А вы, барон, и вы, виконт,

Пожалте в секунданты…

В. Высоцкий

Чу. Деревья наушничают в ночи,

Катер – облако, не задев дома,

Проплывает в рейде. Фанерный щит

Белым словом исписан: «Зима. Зима…»

Не уснувший и вышедший на балкон

Прямо в тапочках, изморозь настругав

По дощатому полу,

  барон – виконт –

Не стреляться ж –

  глядишь с головой в снега.

Не стреляться ж, не пить до «упал в кювет».

Сор игорного дома несёт игрок.

Подстаканник не прячется в рукаве,

А оклад халата давно намок.

В обесточенном здании, при свечах,

Где, как швейная, скрипка кроит уют,

Он кропил колоду, загнув

  клетчатый манжет рубашки…

   Ты ждал… Сдают.

Карта вышла… Схватил за манжет…

Скандал.

Осыпание порохом. Пьяный бред.

Здесь зима. Как колокол из катал,

Глухота поёт в жестяной берет.

Из сугробов выпархивая тяжело,

Жизнь соскальзывает

 и катится по-сверх льду.

Не пускающий руку тесней в тепло,

Подстаканник подрагивает на свету.

И темно, и холодно, снег валит.

Голова бесформенней калача.

На залёгший где-то сырой асфальт

Со стаканом ты плещешь холодный чай.

Ты мурлычешь: «что я могу ещё…»,

Как заснувший дьякон у алтаря,

И метель лепной поправляет счёт

На фанерном стенде у фонаря.

Полина КОНДАУРОВА

***

Как сочетаются время в пути

   и тоска

                  по дому.

Эти почти

с рожденья штампующие колёса:

«Отказать», «Отказать», «Отказать»,

«Переслать другому».

Абакан – «Отказать», Москва – «Отказать»,

«Снять вопрос»

О моём проживанье у самого синего моря.

Сквозняк,

Как домашний котёнок, запутался в шторе.

И колёса бранятся размеренно и

              знакомо,

Как соседи.

 Какого ещё уюта

Мне искать,

 если я любую

Плацкартную полку обживаю в одну минуту?

Если самую-самую вечную вечность людскую

Составляют всё те же два метра

 на семьдесят пять.

***

Бесконечно большое, говорят,

То же самое, что бесконечно малое…

Бесконечность перетягивает на себя одеяло

С тех понятий, которые определяет.

И я упрощаю

Желания до горячего чая

И думаю: а, действительно,

Разница велика ли?

Вот если соотнести ощущение края,

Ну, просто с краем… стола, например,

Или дня, что некстати прожит.

Ведь край есть край?

Все вертикали –

потенциальные горизонтали.

И линия жизни тоже.

– Да ну? – усмехается речь –

А зачем, говоря «О, Боже…»,

Ты просишь «верни», а не «дай»?

Леля СЕРЕБРЯНАЯ

Нищий

Встречаешь его каждый день,

Как сам день,

На бетонном троне у магазина.

Обронзовевшие пальцы

Мнут котелок без монет,

И туберкулёзная фея едкого никотина

Обращает гнилой помидор

В карету белую с алым-алым крестом.

Мост-акробат

В июльский обморок упасть,

Где старым акробатом мост

Шатается, держась за корни яблонь.

Заплаты рваного трико –

Мох, низкорослая трава,

И мышцей дряблой

Трясётся весь,

Едва ступи…

На середине, под сгнившей

Мокрою доской,

Стучит легонько…

И запрокинуто лицо

Для всех пощёчин от следов,

А воздух горький.