За воспоминания принялся в уже зрелом возрасте, известным музыкантом. Удивительно, какие замечательные детали удержала память. То, чему он придаёт значение, конечно, прежде всего характеризует его самого. И этот портрет весьма симпатичен. Кадет Коля Голубев со своим: «Татьяна Борисовна (сестра), перешедши в шестой класс, очень много о себе возомнила». Певица Кадмина, намеревавшаяся его поцеловать. Юный Гольденвейзер категорически отказался. На её недоумённый вопрос ответил: «У вас усы». У неё, брюнетки, над верхней губой действительно были чуть заметные усики. Сергей Иванович Танеев с его исключительной прямотой и честностью – прекрасный портрет. Жаль, что мы так мало слышим его музыки. Наконец-то я усвоил, что было причиной охлаждений между Львом Толстым и Танеевым. Софья Андреевна увлеклась Сергеем Ивановичем. А Лев Николаевич, не без оснований, был недоволен.

Небольшие портретные зарисовки очень удачны. Историю музыки XIX–XX веков надо учить по этой книге. Уверен, заставлять читать никого не придётся – так увлекательны её сюжеты. Например, совершенно неожиданный Чайковский. В бархатном пиджаке, как отмечает автор. Щегольство было ему свойственно. Даже Вера Игнатьевна Мухина учла это обстоятельство, работая над знаменитой скульптурой, украшающей теперь сквер перед Московской консерваторией. Но вот Пётр Ильич, вызвавшийся играть на кастаньетах в оркестре, чтобы выручить дирижёрский дебют Н.А. Римского-Корсакова (артист, на них игравший, на концерт не явился), – это уже необычно и ново.

Интересно читать о Метнере – мы мало его знаем. Восхищавшийся его творчеством Сергей Рахманинов тоже предстаёт иногда совершенным незнакомцем. Трогательны строки о Скрябине. Александр Борисович незадолго до смерти пришёл в его дом-музей, походил по комнатам, и это было окончательным прощанием со старым товарищем.

Кто узнаваем независимо от времени – учёные советы музыкальных учебных заведений. Они были такими же погаными, как и сейчас, – всё время на поводу у силы и власти. Отчего непросто приходилось талантливейшим людям эпохи.

Александр Борисович Гольденвейзер не зря рассказал свою жизнь, хотя бы потому, что она продолжается в его учениках, в его записях, в людях, которых мы по сию пору слушаем и благодарим за высокое присутствие в нашей жизни. Это и есть подлинная история, познакомиться с которой советую всем, кто неравнодушен к музыке.

Искусство

«Наша Дама» Владимира Бурмейстера

ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ

Ноябрь. Реставрация балета «Эсмеральда» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко

Рапортуем! За 51 номер уходящего года на страницах отдела искусства нами было отрецензировано 50 театральных премьер (включая 13 событий в области балета), подвергнуто детальному рассмотрению 19 киноновинок – как отечественных, так и зарубежных. Мы рассказали – и достаточно подробно – о том, как проходили 24 фестиваля в различных городах и весях, связанных с самыми различными видами художественного творчества. 40 свежих книг и альбомов по искусству было представлено читателям на наших полосах. Это не считая материалов обзорных, аналитических, проблемных и проч., в которых недавние события в сфере изящного также находили своё отражение. Но это всё равно – капля в море: жизнь искусства слишком необъятна для ста с небольшим газетных страниц…

Вот ещё четыре события 2009-го: каждый из сотрудников отдела вспомнил о каком-то одном своём впечатлении – не обязательно самом ярком, но «застрявшем в памяти», по тем или иным причинам не отпускающем, а значит, таящем в себе то, ради чего оно, искусство, и существует в нашей жизни. Ждём новых ярких впечатлений уже в 2010 году!

Когда Сергей Филин предложил зрителю восстановленную «Эсмеральду» Бурмейстера, у многих мог возникнуть вопрос: зачем? Есть одноимённый балет Петипа, он – часть «алмазного фонда» русской культуры. Нужна ли конкуренция в общем поле традиции? Не вернее ли ограничиться «имперской» составляющей «наследия предков»?

Нет, не вернее. Театр, обращаясь к частной мифологеме, работает в области, где неприменимы сравнительные категории «лучше/хуже», где у слова «правильно» отсутствует антоним. В этой сфере правильно всё, ибо речь идёт об основных культурных кодах, формирующих эстетическое своеобразие высказывания.

Вкратце. О чём роман Гюго «Собор Парижской богоматери»? Естественно, о самом сооружении, посвящённом «Нотр-Дам» – «Нашей Даме»: недаром огромное количество страниц отдано тщательному описанию архитектуры. Но ещё больше он – о душе, носящей Бога, подобно носившей Его телесно Пречистой. Это первое.

Второе. Гюго не зря обратился к готической архитектуре, которой Европа обязана тамплиерам.

В основе же их мировоззрения лежит жёсткий дуализм. Душа рыцаря-храмовника не стонет под гнётом романского свода – она жаждет распрямиться. Но само напряжение этого стремления обусловлено тяжестью готического свода, придающего устойчивость конструкции. В душе человека вибрирует всё и «чёрное» сосуществует с «белым». Собор украшен химерами, а Квазимодо горбат.

Подобно нервюрам храма, которому служит Клод Фролло, обнажены его нервы. Тёмная часть ego священника – дурные поступки и мысли – метафорически суть его воспитанник Квазимодо. Собственные грехи и убивают Клода. Гюго тамплиеров не любил – отсюда такое разрешение метафизики. Однако даже благоговей романист перед храмовниками, исход повествования предопределён: Фролло, увлёкшись цыганкой, нарушил обет, данный «Нашей Даме», а измена по законам военного времени карается смертью. Церковь земная – воинствующая.

И вот – сцена. Тщательно воспроизведённые химеры, реалистические панорамы Парижа. Обилие танцев соответствует многословию описаний Гюго. Бурмейстер отражает саму атмосферу романа балетными средствами. Но это пока фон – не сердцевина. Центр – девушка, именем которой назван балет.

Эсмеральда Бурмейстера легка, она не просто в наибольшей степени живёт в атмосфере танцевальности – она её создаёт. Что не противоречит Гюго, который не зря выбрал героиней цыганку, свободную от феодальных отношений: только такой могло показаться, что она со своим возлюбленным Фебом, аристократом и воином, может существовать на равных. Гюго – гуманист, и эта его особенность отражена в балете.

Признаюсь, я читал роман очень и очень давно. Но стоило мне посмотреть балет Владимира Бурмейстера, как все страницы «Собора» будто стали перед глазами. Меня оставляет равнодушным «девушка с козочкой» Петипа, ничуть не трогает душевная красота урода, воспетая Роланом Пети, но меня поражает величие постройки, воздвигнутой Бурмейстером с помощью такого эфемерного средства, как танец. В этом балете – красота готической архитектуры, точность инженерного расчёта балетмейстера-мыслителя, в нём – все смыслы, заложенные Виктором Гюго.