Джованни встал, и хозяин дома проводил его до выхода из патио. Прежде чем распрощаться на ночь, Джованни не удержался и задал еще один вопрос:

— Почему вы поселились в беднейшем квартале города, ведь вы легко могли бы позволить себе жить где угодно?

Елизар погладил длинную бороду.

— По меньшей мере по двум причинам. Во-первых, большинство евреев Аль-Джезаира живут здесь, а я люблю быть со своим народом. А во-вторых, я бы не нашел такого сада в нижней части города. Мне нравится то, что мой сад, о котором знают лишь немногие жители города, спрятан в самом центре этих грязных улочек. Я ценю красоту, которая скрыта и не бросается в глаза, ее нужно отыскать. И поэтому я дал дочери имя Есфирь. У него двойное значение. Оно происходит от имени финикийской богини любви Астарты, которая стала Афродитой у греков, а у римлян — Венерой. Но по-еврейски это имя означает: «я спрячусь». Есфирь — самая яркая звезда, звезда любви, но ее прячет Бог. Только тот, кто поистине достоин, сможет ее найти.

События дня словно прорвали плотину в душе Джованни. Сердце юноши, получив столько ран после того, как Джованни разлучили с Еленой, казалось, утратило способность чувствовать. Однако благодаря дружбе с Жоржем и Эмануилом, а потом с Ибрагимом оно начало постепенно оттаивать. Встреча с Елизаром и Есфирь полностью оживила его. Джованни проплакал всю ночь. Но из его глаз текли не слезы страдания, подобные тем, что он проливал на галерах или в отшельнической пещере. Нет, то были слезы освобождения от мук. Лица всех тех, кого он любил, всплыли в его памяти, как призраки, которые возвращаются к жизни. Затем он представил лицо Есфирь. Джованни понял, что эта женщина, которой он был обязан своим чудесным спасением, полюбила его с первого взгляда. Она попросила, чтобы его купили за любую цену, потому что ее чувство не знало корысти. Но будет ли он достоин этой любви или доверия, которое ему оказали она и ее отец?

Юноша уснул под утро. Когда проснулся, солнце стояло уже высоко. Джованни ощущал необыкновенную легкость на сердце и потому, когда мылся, начал напевать калабрийскую песню. Он не пел с тех пор, как покинул Венецию. Юноша спустился во внутренний дворик для прислуги и встретил там Сару, которая, увидев Джованни, весело рассмеялась. Джованни, даже не понимая причины ее смеха, тоже расхохотался. Затем прошел в комнату, где работал Малек. Заметив его, управляющий улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Наконец-то! Вот это сон! Ты, должно быть, очень устал!

— Я только что услышал призыв муэдзина к молитве; судя по положению солнца, сейчас уже полдень. Да, я был совершенно без сил, но сейчас чувствую себя превосходно!

— Немудрено, ведь ты здесь с позавчерашнего дня! Проспал две ночи и день, в общей сложности около полутора суток.

Джованни удивленно посмотрел на Малека. Тот расхохотался.

— Ничего страшного! Но вчера я раз пять посылал Сару в твою комнату, чтобы удостовериться, что ты еще жив и никуда не сбежал!

— Милостью Божьей я жив и не собираюсь покидать этот дом. Правда, умираю от голода!

— Тогда иди и поешь. Хозяин попросил передать, что ты можешь сколько угодно гулять по дому и саду. Однако пока лучше не выходить в город — будет плохо, если тебя узнают.

Насытившись и утолив жажду, Джованни вышел в сад. Красота этого места поразила его еще больше, чем прежде. Журчание ручейков смешивалось с пением птиц, а в воздухе витал аромат цветов и водных растений. Джованни сел на каменную скамью в тени развесистой чинары и закрыл глаза.

— Спасибо, — произнес он, ни к кому не обращаясь.

Ему ответил тихий голос, и от неожиданности юноша вздрогнул.

— Самая совершенная молитва.

Джованни открыл глаза. Перед ним стояла Есфирь. На ней было длинное голубое платье из легкой ткани и прозрачная желтая накидка, которая наполовину скрывала волосы и ниспадала на спину и плечи девушки. Есфирь не отличалась высоким ростом, но из-за стройной, хрупкой фигуры казалась выше, чем на самом деле.

— Надеюсь, я не помешала вашим молитвам? — с улыбкой спросила она.

Джованни встал и улыбнулся в ответ.

— Нет, я не молился, — произнес он, немного помолчал и продолжил: — Не знаю, как вас благодарить. Без вас…

Есфирь приложила к его губам палец.

— Ш-ш-ш. Вы видели десять фонтанов?

— Нет.

— Тогда пойдемте, погуляем по саду. Отец создавал его больше двадцати лет, и в нем заложен особый символизм.

— А почему фонтанов десять? — спросил Джованни.

— Они соответствуют десяти сефиротам^[34] каббалы. С самого начала иудаизм испытывал интеллектуальное влияние мистицизма, который пытается постичь значение Божественности через символическое прочтение Священного Писания. Теософская каббала прежде всего основывается на двадцати двух буквах еврейского алфавита. У каждой буквы есть несколько символических значений, а также числовое выражение. Сочетая и интерпретируя символы и священные числа, мы можем постичь тайный смысл Торы и найти скрытое значение, которое гораздо глубже того, которое возникает при буквальном прочтении.

— Скрытое значение, — повторил Джованни.

Есфирь остановилась и взглянула на него.

— Моя жизнь беспорядочна, а порой тяжела, но мне выпало счастье почти четыре года быть учеником великого философа, и почти столько же времени я прожил в монастыре на Крите. Я научился раскрывать глаза разума и когда-то испытывал мистическое единение с Богом. Как давно это было!

— Мне почти ничего не известно о вашей жизни, Джованни. Я знаю, на вашу долю выпало немало злоключений, но если Господь испытывает чье-то сердце, значит, на это есть причина. Может, ваша жизнь была тяжелой, но не беспорядочной. Не сомневаюсь, когда-нибудь вы поймете ее истинное значение.

— Я тоже так думал, — признался Джованни, — но сейчас сомневаюсь…

Молодые люди молча и неторопливо брели по дорожкам сада. Первой заговорила Есфирь.

— Один мудрец как-то сказал, что человек, который никогда не ведал темноты сомнений, не может по-настоящему достичь света истинной веры.

— А вы, Есфирь? Вы когда-нибудь сомневались в существовании Бога?

— Да. Когда скончалась мама, мое сердце опустело, и вера моя умерла. Я не могла молиться, мне становилось плохо лишь при одной мысли о Боге. Так продолжалось несколько лет.

— Ваш отец испытывал то же самое?

— Для отца это было страшным горем, но он никогда не терял веры. Он уважал мою точку зрения и никогда не пытался меня переубедить или заставить что-либо сделать. Я часами оплакивала смерть мамы. И проклинала Бога.

Джованни вспомнил, как сам в пещере роптал на Господа.

— Я изливала на Него весь мой гнев. Пока однажды утром не проснулась и не поняла, что я Его простила.

— Простила Бога?

— Да, простила Бога, — ответила Есфирь спокойно. — Обычно мы считаем, что надо прощать людей. Но когда жизнь причиняет нам боль, мы сердимся на Господа, и, так как Он и есть жизнь, Его и надо простить.

Джованни застыл. Слова девушки напомнили ему о собственных испытаниях. Неожиданно он подумал, что ему никогда не приходило в голову, что он может простить Бога. Он только поквитался с Ним самым жестоким образом — решил, что Бога нет.

— И вы вновь обрели веру? — спросил Джованни, стараясь унять сумятицу в мыслях.

— Да, но это уже не была простая, прекрасная и беззаботная вера ребенка. Она изменилась, и Бог стал более таинственным и непостижимым для разума, но в то же время ближе моему сердцу. В каждый миг жизни я чувствую Его присутствие, но теперь не могу найти слов, чтобы говорить о Нем. Мои личные переживания привели меня в самое сердце учения каббалы.

Есфирь медленно поднималась по центральной дорожке в верхнюю часть сада.

— Каббала, — продолжила он тихим голосом, — разделяет Эйн-Соф, скрытый, невыразимый аспект Бога, и десять сефиротов, которые являются Его проявлениями в мире. Понятие Эйн-Соф, которое можно перевести как «беспредельный» или «ничто», означает, что Бог непостижим. Его нельзя описать никакими словами. Представить в виде какого-нибудь образа. Охватить концепцией. Ваш великий философ Фома Аквинский, которого отец часто цитирует, очень хорошо сказал: «Я знаю о Боге только то, что ничего о Нем не знаю». Бог непостижим, и опасно даже называть Его. Именно поэтому в иудаизме запрещено обращаться к Нему по имени. Называть — это то же самое, что обладать… и, коль скоро мы обращаемся к Нему по имени, значит, будем использовать для собственных целей.