— Я это понимаю, — сказал Джованни. — Но почему вы говорите, что мы боимся жизни?

— Мы боимся открыться ей навстречу, с радостью встречать ее стремительное течение. Предпочитаем контролировать свое существование, ведя ограниченную, размеренную жизнь без всяких сюрпризов. И не важно, где мы находимся, в убогой хижине или во дворце! Человек страшится жизни, и больше всего его привлекает безопасное существование. Когда все сказано и сделано, человека больше интересует не жизнь, а выживание. Но выживание есть не что иное, как существование без жизни… то есть, по сути, смерть.

Мудрец посмотрел на слушателей и снова широко улыбнулся.

— Труднее всего перейти от реального выживания к реальной жизни, — продолжил он. — И так же трудно и страшно принять как данность то, что мы сами являемся творцами собственной жизни. Мы предпочитаем жить, словно во сне, не думая, не рискуя, даже не пытаясь приблизиться к своим сокровенным мечтам. А ведь они и есть самый лучший стимул для жизни. Конечно, мой юный друг, вы существуете, но вы должны спросить себя, живете ли вы на самом деле?

Слова мудреца, которые перевел Ибрагим, эхом отозвались в душе Джованни. Он подумал, что в свое время, когда покинул деревню, чтобы найти Елену, он выбрал жизнь. Оставил безопасное и спокойное существование, чтобы следовать велению своего сердца, своим мечтам. Принял важное решение, рискнул, доверился течению жизни. И жизнь преподнесла ему бесценные дары. Она свела его с Пьетро и мессером Луцио. Дала возможность найти Елену и любить ее. Но Джованни сам все испортил, убив человека. Затем он ушел в монастырь, конечно, чтобы укрыться от жизни, потому что боялся сам себя. А почему он стал рабом? Потому что сел на корабль с мыслью о мести. И его нынешнее существование отражает состояние души: он по-прежнему раб своих страстей. Да, возможно, он и на самом деле отказался от жизни, чтобы следовать тропой смерти, путем простого существования. Возможно, он и не живет по-настоящему с тех пор, как покинул Венецию и потерял Елену.

Джованни ответил мудрецу улыбкой, улыбкой, которая говорила больше, чем слова. Затем юноша задал еще один вопрос:

— На горе Афон я встретил великого русского старца, который сказал мне, что основная цель жизни человека — приближение к Богу. Вы верите в это?

— Конечно! Одного из величайших учителей суфизма, аль-Халладжа, подвергли мучительной казни за то, что он провозгласил: «Я есть Бог!» И он был совершенно прав! Воля человека, который растворился в Боге, совпадает с волей Аллаха. Этому учит мусульманский мистицизм, впрочем, как и иудейский, и христианский. Но не каждый сможет это понять, стезя мистика — опасный путь.

Джованни бросил на него вопросительный взгляд.

— Опасный для того, кто своим слабым разумом полагает, что стал Господом, хотя на самом деле он всего лишь стал чуточку безумнее! Опасный для тех законников, которые недолюбливают людей, которые, постигнув Божественное, могут бросить вызов их указам.

Мудрец снова заразительно рассмеялся.

Ибрагим задал вопрос, который его глубоко волновал:

— Если это и есть цель духовной жизни, как ее лучше достигнуть? Каким путем, независимо от вероисповедания, можно добиться обожения?

— А ты как думаешь? — осведомился мудрец.

— Любить Господа и подчиняться Его заповедям, — ответил Ибрагим.

— Несомненно, но это путь верующего человека. Стезя человека духовного шире и одновременно проще. Она одинакова для верующих и неверующих, иудеев, христиан, мусульман или язычников. Духовная стезя не описана ни в одной религиозной книге, но в конце своем она соединяется с лучшими путями, о которых говорится в священных книгах. Кто угодно — мужчины, женщины, дети, бедные, богатые — могут ей следовать.

Ибрагим и Джованни переглянулись. Они не имели понятия, что еще скажет суфий. Взгляд старика был устремлен поверх головы Джованни, словно он рассматривал что-то вдали.

— Видите ли, друзья, — продолжил он медленно, тихим голосом, — суть духовной жизни вовсе не в том, чтобы досконально знать Библию или Коран и славить Бога в соответствии с религиозными предписаниями. И не в том, чтобы каждый день ходить в мечеть или церковь, повторять молитвы или петь гимны. Все это, конечно, достойно уважения, но относится к религии. Смысл духовной жизни также не в том, чтобы жить по правилам, исполнять свой долг и не грешить. Это, скорее, область морали. Квинтэссенция духовной жизни содержится за пределами морали и религии. Она проще, но постичь ее тяжелее.

Суть духовной жизни в том, чтобы… принимать жизнь, и не покорно и безропотно, а с уверенностью и любовью! Только так мы воспринимаем присутствие Бога во всем, что происходит. По роду занятий я ткач, и мы должны научиться верить так, как это делают ткачи. Каждый человек в течение жизни работает над полотном с изнанки, видя только челнок и нити. Красота ткани станет заметной только в конце, когда мы перевернем ее и проявится рисунок, который дано видеть только Богу, а мы не можем даже представить форму и великолепие этого рисунка. Верить в будущее, работая над ним в настоящем, — вот ведущая сила на духовном пути. И главное на нем — быть открытым жизни, всему тому хорошему и плохому, что она предлагает. Наш отзыв на все, что происходит с нами, не важно, вдохновленный ли сердцем, религией или моралью, каким бы незначительным он ни был, обрисовывает контуры таинственной формы, значение которой нам дано понять только после смерти… когда мы все окажемся в лоне Господнем. И тогда не останется ничего, кроме любви.

Все следующие недели Джованни часто думал о словах мудреца. Они эхом отозвались в душе юноши и вытащили из глубин подсознания вопросы, которые он считал давно похороненными. Джованни возобновил занятия и попросил Ибрагима прислать определенные философские труды на латинском и греческом языках, а также Библию. Тому не хотелось приносить сакральную книгу неверных в самое сердце дворца паши, но, уважая своего подопечного и восхищаясь им, Ибрагим согласился, успокаивая себя тем, что даже в Коране цитируются отрывки из Священного Писания христиан и иудеев. Он не знал, что таким образом дает политическим врагам, ждущим его падения, прекрасный повод осуществить желаемое.

Джованни арестовали через несколько дней после того, как Ибрагим вручил ему Библию на латинском языке, ту самую, которую оставил монах-капуцин, о предательстве которого рассказывал Жорж. Юношу схватили в его комнате, командир янычар отобрал у него Библию, а самого Джованни приволок на собрание дивана, совета паши. К своему удивлению, итальянец заметил, что Ибрагима там нет, хотя он и был одним из самых значимых сановников. Сын Барбароссы, Гассан, сидел посредине. Сухощавый молодой человек по имени Рашид бен Гамрун поднялся и начал говорить. Он задавал Джованни вопросы на итальянском, переводя ответы на арабский.

Вскоре Джованни понял, почему отсутствует Ибрагим. Несколько советников дивана, в том числе и Рашид, обвинили дворецкого в организации коварного заговора против паши. Чтобы обосновать свои обвинения и очернить Ибрагима в глазах правителя, они не погнушались ничем. Джованни привели на заседание дивана по двум причинам. Прежде всего враги дворецкого хотели доказать паше, что Ибрагим плохой мусульманин, раз проводил так много вечеров в компании христианского раба и даже — верх святотатства! — подарил ему священную книгу неверных. Но недруги не ограничились нападками на благочестие дворецкого. Они оболгали его, сообщив, что постоянное присутствие Джованни рядом с Ибрагимом объясняется их плотской связью. Джованни категорически отказывался от всех обвинений, но сановники напомнили ему, что он пытался бежать с юным Пиппо. Паше показали признание, написанное со слов янычара Мехмета, в котором он утверждал, что был свидетелем того, как Джованни перед побегом удовлетворял свою похоть с мальчиком. Джованни возразил, что это ложь до последнего слова, и еще раз рассказал о том, почему заставил мальчика присоединиться к побегу. Но когда юношу спросили, почему он отказался от услуг молодой женщины, его ответы были не слишком убедительны. Джованни сказал паше, что до сих пор любит одну женщину, которую не видел много лет, и считает невозможным искать утешения в объятиях рабыни. Он подчеркнул, что выступает против самого принципа рабства и не может обладать женщиной, у которой нет выбора. Когда ответ юноши перевели, несколько советников насмешливо ухмыльнулись, и Джованни понял, что они не собираются ему верить.