– Два-три раза в месяц. Приезжает с одной из своих сиделок… А как только та отвернется, он уже в кафе… Вот сдача, сынок.

– Благодарю вас, сэр! – Милош забрал пакеты с рисом и направился было к выходу, но старикан окликнул его:

– Сэр, сиделки-медсестры за Мэнни углядеть не поспевают, а его не мешало бы приструнить, как-никак при конгрессмене, а то тяпнет стаканчик-другой… Да вы сами знаете!

– Да уж! – Варак с улыбкой оглянулся на владельца магазина. – А что, частенько он позволяет себе?

– Да вот хоть вчера… Я увидел его, крикнул, мол, привет домашним, а он гаркнул в ответ что-то вроде «дорогуша», отмахнулся и в кафе. Тут-то я и заметил машину… Прямо стелется по улице, а парень за рулем что-то в трубку говорит, говорит… В машинах теперь кое у кого есть телефоны. А потом машина встала напротив кафе через улицу, а парень за рулем, смотрю, наблюдает за входной дверью. Потом он опять поговорил по телефону и пошел к Гонсалесу. В кафе больше никто не входил, тут-то до меня и дошло, что парень за рулем шпионит за Мэнни.

– Спасибо, обязательно предупрежу, чтобы были поосторожнее, – сказал Милош. – А у этого, что за рулем, волосы темные?

– Нет! Он рыжий, как лисица… Весь такой прилизанный.

– Ах, этот! – воскликнул Варак. – Моего роста, да?

– Не сказал бы, – покачал головой старикан. – Повыше…

– Это уж как водится! – улыбнулся Милош. – Мы склонны считать, что все кругом пигмеи, одни мы – великаны. Он такой худощавый, да?

– Вот-вот! – кивнул старик. – Мяса-то у него на костях совсем немного.

– А он, случайно, не на коричневом «Линкольне»?

– Машина большая и синяя, а какая марка… уже не различаю.

– Ну, спасибо! Обязательно передам у Кендрика, чтобы там держали ушки на макушке. Не стоит все-таки обижать Мэнни.

– Не думайте, будто я ничего не петрю. Мне кажется, Мэнни с Кендриком заодно, так что, если Эван сочтет, что за Мэнни надо присмотреть, я готов. Знаете, ведь этот Мэнни – сущий дьявол. Гонсалес у себя в кафе, когда удается, разбавляет ему виски водой.

– Еще раз спасибо! Проинформирую конгрессмена о вашем предложении насчет сотрудничества.

– А я-то подумал, будто вы незнакомы с ним.

– Это когда я встречусь с ним. До свидания.

Милош Варак включил зажигание, а спустя пару минут он, выехав на дорогу, сбросил скорость и поехал медленно, посматривая по сторонам.

– Этого не может быть! – сказал с расстановкой Митчелл Джарвис Пейтон. – Не могу в это поверить!

– Придется, – возразила Калейла, глядя на своего названого дядюшку в упор. – А что вообще ты знал об Омане?

Они сидели за столиком, покрытом скатертью в красно-белую клеточку, в глубине итальянского ресторана в Арлингтоне.

– Ну, во-первых, то, что операция «4–0» на федеральном уровне. Во-вторых, что связь осуществляет Лестер Кроуфорд. Ему потребовался перечень наших людей со списком всех их контактов в Юго-Западной Азии. Пожалуй, это все, что мне было известно.

– Ты не упомянул, что вся страна стояла на ушах, чтобы спасти жизнь заложников.

– А я, между прочим, оказался меж двух огней по причине твоей дружбы с султаном Ахматом и его женой. Понимаешь, мне не хотелось сдавать тебя Лестеру, но этого требовала твоя прошлая работа в Отделе спецопераций и твои контакты с семьей султана Омана. Кроме того, я понимал, что, если не включу тебя в перечень, а ты об этом узнаешь, я окажусь у тебя на крючке.

– Это уж точно!

– Однако хочу признаться в маленьком грехе, – печально улыбаясь, сказал Пейтон. – Когда кризис с заложниками благополучно разрешился, я зашел к шефу всего управления, этому Кроуфорду, и довел до сведения, что правила игры я принимаю, но мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Он поднял на меня свои рыбьи глаза и сказал, что ты возвратилась в Каир. Думаю, и этого ему не хотелось говорить… А теперь именно ты мне рассказываешь, что эта дьявольская операция раскрыта кем-то из наших! Операция под кодом «4–0» останется тайной за семью печатями в течение многих лет, даже десятилетий! К примеру, кое-какие сведения о Второй мировой войне не подлежат огласке до середины будущего столетия, если не позже.

– Эм-Джей, а кто за это отвечает? Я хочу сказать, кто обеспечивает неразглашение?

– Документы хранятся в специальных бункерах, разбросанных по всей стране. Задействованы высокотехнологичные охранные системы. Сигнал тревоги немедленно поступает к нам в Вашингтон – в Госдепартамент, в Министерство обороны и в особую службу Белого дома. С развитием компьютеров стало возможным хранить информацию в банках данных с кодами доступа, вырабатываемыми как минимум тремя разведслужбами и в Овальном зале. Там, где принимается решение относительно того, какие из документов являются жизненно важными, они опечатываются и запаковываются. Это и есть временное забвение, моя дорогая, с абсолютной защитой от похищения и дураков.

Адриенна откинулась на спинку стула и начала свой рассказ. Она выложила «дяде Митчу» все, даже интимное происшествие, случившееся в Бахрейне.

– Не могу сказать, что сожалею об этом, профессионально или как-то еще. Мы оба были загнаны в угол и испуганы. А он оказался порядочным человеком. Я убедилась в этом еще раз сегодня утром в Мэриленде.

– В постели?

– О господи, нет, конечно! Он объяснил мне, чего добивается, почему сделал то, что сделал, даже почему стал конгрессменом. Теперь он не хочет быть им, как я тебе уже рассказывала. Между прочим, все думают, будто он кроткий агнец, но я бы никому не посоветовала доводить его до точки кипения.

– Наконец-то у моей племянницы появился друг, сумевший задеть ее за живое…

– Было бы лицемерием отрицать это, но сомневаюсь, что это надолго. Мы с ним в каком-то смысле похожи. Но мы слишком поглощены каждый своим делом, а чувства у нас лишь на втором месте. И все же он мне нравится, очень нравится. Представляешь, он заставляет меня смеяться, но, разумеется, не над ним, а вместе с ним.

– Это необыкновенно важно, – задумчиво произнес Пейтон. – А я так и не встретил никого, кто бы по-настоящему заставил меня смеяться. Вместе с ним… с ней. Но эта трещина в фасаде собственного здания – моя вина. Я, наверное, слишком многого требую.

– При чем тут требовательность? – пожала плечами Калейла. – Просто у тебя работа такая.

– Твоему отцу совсем не трудно рассмешить твою маму. Временами я завидовал им.

– А мама всегда считала, произнеси он трижды слово «развод», как это принято на Востоке, и им придется расстаться.

– Чушь! Он ее обожает. А почему Кендрик настаивал на анонимности, как главном условии? Ты мне уже рассказывала, но повтори-ка еще раз.

– Ты что-то не в меру подозрителен, дядя Митч. Объяснение весьма логично. Он намеревался вернуться в Оман и взяться за то, что бросил пять-шесть лет назад. Но ведь в Омане с его именем теперь связано многое! Понимаешь, его голова нужна всем. А те, кто ему помогал, боятся до смерти оказаться раскрытыми. То, что случилось с ним за последние два дня, лишь доказывает его правоту. Вернуться ему никто не позволит.

Пейтон нахмурился:

– Моя дорогая, я все понимаю, но дело в том, что ты полагаешься лишь на его слова. Он хотел, он хочет вернуться… Это слова, а нужны факты.

– Я ему верю, – сказала Калейла.

– Возможно, он и сам в это верит, – пожал плечами Пейтон. – Сейчас верит… Хорошенько обдумал ситуацию и поверил.

– Эм-Джей, ты говоришь загадками. Что ты имеешь в виду?

– Может быть, это и мелочь, но на ней стоит остановиться особо. Если у человека действительно не лежит душа к службе в конгрессе, он не станет сражаться с пентагоновскими тяжеловесами по телевидению, не станет выступать в воскресной телепрограмме на всю страну. А эта его пресс-конференция? Он заведомо знал, что она произведет эффект разорвавшейся бомбы. И зачем, скажи на милость, на слушаниях специально созданного подкомитета по контролю за разведкой задавать жесткие вопросы? Ведь это не способствует положительному имиджу в глазах общественности, хотя, конечно, делает его весьма популярным. Подытоживая, могу сказать: поступки не характеризуют его как человека, решившего бросить политику и те преимущества, которые она предоставляет. Здесь что-то не стыкуется. Как, на твой взгляд?