София прочла письмо еще раз. Потом откинулась на спинку дивана и почувствовала, как кровь прилила к лицу теплой, опьяняющей волной.

Около четырех она вышла из дому, набросив на плечи легкую летнюю пелерину и накинув на голову темный шарф, надеясь в таком наряде незамеченной пройти по городу.

Возле часовни позади церкви она увидела служку. В доме Аргиряди Матея хорошо знали, он регулярно заглядывал к ним, принося с собой городские новости — как церковные, так и мирские. Говорили, что во время восстания он прятал в церкви оружие. Эти смутные подробности припомнились Софии лишь сегодня, когда она получила записку от Грозева.

Матей издали увидел ее и вышел из тени каштана, где сидел в холодке.

— Добрый день, Матей, — смущенно поздоровалась она.

— Добрый день, барышня, — ответил служка и, повернувшись к Узкой лестнице, выходившей на заднюю улочку, сказал:

— Пройдемте здесь…

София молча пошла за ним. Под эркером второго дома стоял фаэтон. Это было старое ландо, одно из тех, которые еще ждут пассажиров возле вокзалов и в которых можно объехать весь город, не будучи узнанным.

— Садитесь, — служка открыл дверцу, сам устроился на другом сиденье и, обернувшись к возчику, приказал: — Езжай вперед! До развилки дороги на Пештеру под холмом Бунарджик…

Копыта лошади зацокали по булыжной мостовой.

София уже полностью овладела собой. Неожиданное событие словно вернуло ей спокойствие, которого она была лишена вот уже несколько недель. Для себя она все уже решила и теперь радовалась, что еще дома сумела побороть свою слабость. Сейчас она знала, как ей надо вести себя.

Она посмотрела в окошко ландо. В желтеющих листьях деревьев, в лиловатых, почти прозрачных силуэтах гор уже ощущалось дыхание осени.

У Бунарджика ландо повернуло на широкую дорогу и в сотне шагов от старой пивной Караманли остановилось. Они вышли. Из-за холма волнами налетал ветер. Приближалась летняя гроза.

— Здесь… — коротко произнес Матей и двинулся по узкой тропинке вверх по склону.

София огляделась и с облегчением отметила, что вокруг совсем безлюдно. Перед пивной стояли распряженные телеги, но людей не было видно.

Немного погодя они вышли на поляну. В дальнем ее конце виднелся заброшенный навес. Почерневший, полуразрушенный, он был едва заметен среди зарослей кустарника.

Послышался короткий свист. Служка остановился. София почувствовала, как волнение сдавило грудь. Владевшее ею спокойствие внезапно испарилось, и, глядя на пустой навес, она ощутила тревожные тяжелые удары сердца.

Кусты возле навеса зашевелились, от них отделилась человеческая фигура. София узнала Бориса.

Она сжала губы, хотя внутри все дрожало. Девушка чувствовала, что если покажет свою слабость, то будет презирать себя всю жизнь. Матей повернулся и пошел по тропинке вниз.

Борис подошел к ней. Улыбнулся и взял за руку. Она не отрывала от него глаз.

Увидела вблизи его лицо, исхудавшее и заросшее щетиной, с темными кругами под глазами, мятый серый пиджак. Борис страшно похудел и изменился. Она взглянула ему в глаза, и сознание того, что он стоит перед ней, живой, заставило ее в одно мгновение позабыть все, в чем она себе зарекалась.

— Борис, — сказала она, глядя ему в глаза и не отнимая руки, — с каких пор вы здесь? Почему вы не дали мне о себе знать?…

— Это было невозможно… — улыбнулся он. — Но сейчас я устроился хорошо…

— Боже, как вы изменились… — промолвила она, чувствуя, как слезы подступают к глазам и она вот-вот расплачется.

Ветер усилился, поднимал клубы пыли, и сквозь эту пыльную завесу Пловдив казался серым и далеким.

Упали первые дождевые капли. Борис оглянулся и сказал:

— Спрячемся под навесом… Пойдемте…

Они побежали, но дождь хлынул сплошным потоком, и когда добрались до навеса, оба были мокрые и запыхавшиеся.

София сняла пелерину, вытерла лицо и повернулась к Борису. Он смотрел на нее. Она показалась ему бледнее обычного, и от этого черты ее были тонкими и чистыми.

Борис улыбнулся.

— Знаете, я боялся, что вы не придете… Когда увидел тучи, приближение грозы, подумал, что она вам помешает… — Он снова улыбнулся.

На его измученном лице эта улыбка выглядела странной.

Она хотела сказать что-то обычное, думала, что несколько обыкновенных слов помогут ей овладеть собой.

— Да, — подтвердила она, — я тоже сомневалась, смогу ли прийти. Столько всего могло мне помешать…

— Что могло вам помешать? — Борис посмотрел на нее с тревогой.

Ей хотелось придумать причину, дать ему какое-то объяснение. Но что-то вдруг в ней оборвалось, силы ее оставили и, подняв к нему лицо, она, задыхаясь, прошептала:

— Ничто… И никогда…

Борис ошеломленно глядел на нее. Увидел свет в ее глазах, и ему показалось, что он озарил все вокруг — мрачный навес, пасмурное небо.

Он ощутил ее дыхание, теплое и прерывистое, аромат ее влажной кожи.

Борис потянулся и обнял ее. София приблизила лицо, их губы слились в жарком, опьяняющем поцелуе. Борис обхватил ладонями ее голову и прижал к своему лицу. Он слышал, как неистово бьется ее сердце. И вся его предыдущая жизнь, все страдания и огорчения растворились в этой счастливой минуте, подобно которой он никогда еще не испытывал.

Когда он снова взглянул ей в глаза, их свет уже заливал всю вселенную. Все преграды исчезли.

Борис продолжал сжимать в ладонях ее лицо.

— София, — прошептал он, — не будешь ли ты сожалеть о том, что сейчас произошло?

— Нет, Борис… — ответила она.

Голос ее был тихим, но решительным. Эта решительность показалась ему вызывающей, и он снова спросил:

— А можешь ли ты оставить навсегда свой дом, все, что у тебя есть, и уйти со мной?

Ее глаза потемнели, она посмотрела на него глубоким взглядом, пытаясь проникнуть в суть сказанных им слов, потом взволнованно произнесла:

— Да, Борис… Навсегда…

Она дрожала от волнения и от холодных порывов ветра. Борис целовал ее снова и снова. Ее теплые нежные губы отвечали на его ласку.

Гроза уходила. До самых Родоп открывалась величественная картина обновленной природы. Над холмом пронесся порыв ветра, напоенный ароматом мокрой зелени. Откуда-то снизу послышался короткий свист.

Борис улыбнулся.

— Матей… — сказал он. — Видимо, беспокоится, как бы не появились завсегдатаи корчмы Караманли.

София обернулась. Борис взял ее руку в свою. Ее лицо горело чистым, свежим румянцем.

— Где ты теперь живешь? — спросила она.

— Здесь, недалеко… — улыбнулся Грозев.

Она внимательно оглядела все вокруг.

— Здесь безопасно?… Ты уверен, что тебя не выследили?

— Вряд ли. Они не предполагают, что я в городе… София медленно положила свою ладонь на его руку.

— Береги себя, Борис, — сказала она. — Не будь самонадеян… Положение сейчас серьезнее, чем когда бы то ни было… — И, помолчав, добавила: — Давай мне о себе знать… Когда сможешь… И когда захочешь…

— Хорошо… — кивнул он. — Я найду способ…

Ее просветленный взгляд скользнул по его лицу. Она медленно склонила голову ему на грудь.

Потом быстро выпрямилась и произнесла тихо, но твердо:

— Если нужно сделать что-то, как-то помочь вам, скажи! Я все сделаю…

Борис привлек ее к себе, поцеловал в волосы.

— Сейчас ступай домой… И спасибо тебе, София, за все!..

Свист повторился — громкий, настойчивый.

— До свидания! — сказала она и, придерживая подол юбки, пошла по мокрой траве.

Дойдя до поляны, обернулась. Борис стоял у навеса. Он махнул ей рукой, потом его серый пиджак исчез за кустами.

Борис медленно поднимался по склону. На листьях деревьев блестели дождевые капли. Подняв руку, он вытер лицо, еще раз ощутив чистый аромат ее волос.

Вдали на западе под редеющими облаками, которые еще отцеживали из себя последние капли дождя, открывалась равнина — освеженная, радостная.