5. ТОЖЕ ФАНТАСТ
Да, разговор получился.
Даже несмотря на то, что Ольга Ларионова была ненастоящей. Настоящая Ольга Ларионова в этот момент находилась у себя дома. Она обиделась на второсортных редакторов, публикующих в своих третьеразрядных журналах фантазии далеко не первоклассных писателей, и правильно сделала.
Мало того, собеседник пана Лема вообще не был женщиной. Или если выразиться точнее — собеседница пана Лема была мужчиной, переодетым женщиной.
По-видимому, пришло время раскрыть некоторые из тайн. Человека, подставившего ножку великому писателю, звали Борис Штерн — он тоже был фантастом, а кроме того, входил в оргкомитет конференции "Интерпресскон", заседал в жюри премии "Гамбургский Счет" и являлся действительным членом Нобелевского комитета. Дело в том, что Борис терпеть не мог заниматься общественной работой, поэтому его всюду и выбирали. Из-за болезненной интеллигентности он не умел отказываться. Только таких людей, кстати, и надо включать в различные жюри и комитеты, в этом состоит истинно государственный подход. Сам он живет в Киеве, что особенно удобно для руководителей тех иностранных органов, в которых он членствует. Писатель Штерн, если уж зашла о нем речь, на самом деле никакой не еврей (в отличие от Лема), хоть и с Украины. Однако такой же наш, как и пан Станислав. Он типичный человек планеты. ЧЬЕЙ ПЛАНЕТЫ? — можно было бы спросить, но сведения теологического характера здесь ни к чему, рассказ о другом.
Всего лишь час назад в репинский филиал Нобелевского комитета поступила конфиденциальная информация от одного из добровольных "помощников". А может, от секретного сотрудника (что совершенно неважно). О том, что готовится похищение Нобелевского лауреата — как раз по пути на банкет а-ля фуршет. Какая из сект фэндома спланировала эту провокацию, осталось неизвестным, так же, как и цель провокации, но меры следовало принять незамедлительно. Вот Борис, единственный трезвый человек из веселой литературной общественности, и бросился спасать любимого писателя. Он неслучайно встал на остановке возле гостиницы "Августейшая", где жил пан Лем, и неслучайно подставил Мастеру ножку. Очень уж подозрительно выглядел подошедший автобус (вполне пригодного, между прочим, маршрута, если довериться номерной табличке) — вместительный, чистенький, с прекрасно отрегулированным двигателем. И без единого пассажира. Прямо-таки фантом, "Летучий Голландец". Короче говоря, Борис принял единственно правильное решение.
А милиционеров, проглоченных этим чудовищем, было жалко.
Вот только непонятно, зачем фантасту Штерну понадобилось маскироваться Ольгой Ларионовой. Он, к сожалению, и сам этого не знал. Возможно, начитался крутосваренных боевиков вроде "Отеля "У погибшего альпиниста", в которых космические супер-Ольги то женщины, то мужчины, и решил, что настоящие герои — такие. Это все из-за неопытности. Впрочем, перевоплощение в обаятельную особу иного пола далось ему легко и естественно, что да, то да. Поэтому в дальнейшем, во избежание путаницы, Бориса Штерна вполне допустимо именовать по-прежнему: "Ольга", "она", "женщина".
Итак, мужчина и женщина, оставшись наедине, беседовали. Много вопросов успели они задать друг другу, пока не вспомнили главный: где же автобус?
6. СЛАВА РЫБАКОВ!
Номерная табличка на автобусе действительно была та, что положено. Опытные милиционеры не сели бы абы куда, это ясно. И умница Лем просто так не перешел бы с шага на бег. Но ехал автобус как-то слишком уж неправильно, писатели-фантасты это в конце концов обнаружили. Прошествовав сквозь пустой салон, они оказались возле кабины водителя.
— Странный какой-то шофер, — проявив проницательность, заметил майор Руденко.
— Руки у него не шоферские, — поддержал капитан Брайдер, недобро сощурившись. — Нежные, как у писателя.
— Или как у наемного убийцы.
— И весь он слишком уж смуглый, кучерявый. Иностранец, что ли?
— Нет, не может быть иностранец. Наверное, он просто еврей.
— Еврей?
— Ну, вроде Сережи Бережного или Андрюши Николаева. Наш человек.
— А на лбу, смотри, наколка! Дракон. Почему дракон?
— Да, уголовники такие не делают. Это, скорее всего, не дракон, а змей.
— А может, это у него василиск вытатуирован?
— Точно! Не Буркин ли он Юлий? А что, подрабатывает. Юля все умеет делать — ладно, автобус водить, и сам повести сочиняет, и музыку записывает, печатает сам свои книги и пластинки, даже продает их тоже сам.
— Где тогда мальчик? Буркин без сына никуда не ездит. Боится, наверное, один в комнате оставаться.
Пассажиры требовательно окликнули водителя:
— Эй, Юлий!
Тот не оглянулся. Нет, не Буркин.
Между тем автобус внезапно остановился. Путь преграждала толпа демонстрантов, марширующая по улице. Над головами людей раскачивались огромные транспаранты: "ЛИТЕРАТУРА И ФАНТАСТИКА ЕДИНЫ", "ЧТЕНИЕ — ДЕЛО ВСЕХ И КАЖДОГО". Топорщились лозунги поменьше: "Слава высокой печати!", "Слава нам!", "Слава Рыбаков!" То тут, то там выглядывали плакатики с малопонятными репликами: "Художественность!", "Турбо!", "Массаракш!" — как будто кто-то вскрикивает в толпе. Реяло алое знамя с драконом в правом верхнем углу. Дракон на знамени был не такой, как у водителя (у того злой, намеренно повернутый в обратную сторону — дракон Правого Пути), а истинный, Левого Пути.
Демонстранты скандировали: "Ду-ра-ки! Ду-ра-ки!" Впрочем, имели в виду не пассажиров вставшего автобуса, а других своих литературных противников.
— Опять, по-моему, "новые коллективисты", — предположил Боря Руденко.
— А может, "новые эгоцентристы"?
— Кто ж их разберет, их сейчас так много разных.
— В общем, новые, — устало подытожил Юра Брайдер. — Чего-то требуют.
На самом деле шествие организовала влиятельная партия "За фантастику с человеческим лицом". У этих людей, конечно, были требования (в частности, общее программное: "Дай дорогу!"), но в настоящий момент колонна просто направлялась к Дому Писателя, парализовав городской транспорт.
Демонстранты, обнаружив в своих рядах автобус, обрадовались и хлынули внутрь салона. Они были шумные и резкие в движениях, наэлектризованные сплоченностью, переполненные правотой и силой. Улица вскоре опустела.
Поместились все. Решительно расселись, загорланили: "Шеф, подбрось до Литейного!" Два уже сидевших в автобусе пассажира не возмутились. Им ведь тоже до Литейного. И не испугались. Во-первых, табельное оружие на боку, во-вторых, среди демонстрантов сплошные свои — вот этот хотя бы… как там его зовут?.. или тот, с лысиной — говорят, тоже талантливый…
На Литейный — как раз мимо гостиницы "Августейшая". Мимо томящихся в ожидании мужчины Лема и женщины Штерна. Автобус поехал, а литераторы начали слаженно декламировать: "Мы, реалисты, народ плечистый!.."
7. ТЕРРОРИСТ НАТАНЫЧ
Кто-то, возможно, уже догадался, что шофер автобуса был не просто шофер. А то и вовсе не шофер, хотя управлялся с машиной профессионально. Это был террорист Щеголев, хорошо известный в Европе, Азии, Африке и Америке. С ним связано огромное число громких акций, о некоторых из которых будет сказано позже, и не зря этот безжалостный человек имел кличку "Контра". Кстати, Щеголев — тоже псевдоним. Преступник цинично присвоил фамилию популярного политика и публициста, а всамделешний Щеголев в данный момент, по-обыкновению, спал.
Настоящее имя террориста было Натаныч Рамирес Санчес. Родом из Колумбии, он обрел убежище на гостеприимной петербургской земле. Его отец, южноамериканский фанатик-библиофил, назвал троих сыновей так: Аркадий, Борис и Натаныч, в знак уважения сами понимаете к кому. Двое стали трудолюбивыми фермерами, чьи хозяйства специализируются на культуре кока, и только младший вырос неизвестно кем. Вот как в жизни бывает.
План похищения не удался. Террорист сообразил, что вместо Нобелевского лауреата в его автобус сели сотрудники местной жандармерии. Случайностью это никак не могло быть. Выход напрашивался сам собой — как ни в чем не бывало следовать по маршруту, при первом удобном случае убрать фараонов и уносить колеса. Правда, заказчики… м-м, ох уж эти заказчики! Что ОНИ скажут? Срыв такой операции не простился бы никому… Разумнее было "перепутать" маршрут, уйдя на кольцо, развернуться и двигаться обратно — что преступник и сделал.