Теперь еще замечания (по пунктам, которые вы мне прислали).
7. Кто будет в жюри, тот и получит премию, при условии, что он примет участие в решающем заседании.
8. Сам по себе пункт тусовочный. На уровне пионерских размышлений: а если наша пионервожатая любит мальчиков-блондинов, то значит ли это, что брюнетов больше в лагерь брать не будут?
То же касается и пункта 9. А ты не тусуйся, ты плюнь на трепотню и пиши, что хочешь. Неужели не обойдешься без премии, которую придумали не для тебя?
На пункт 10 я уже ответил. Нужен был дополнительный шкаф, вот и сдвинули.
Пункт 11 я тоже уже объяснил — нельзя приезжать было, если ты себя хоть чуточку уважаешь. Нельзя участвовать в мероприятиях, имеющих некий этически сомнительный оттенок. Ах, как вы боролись в свое время с аморальной "Молодой гвардией"!
Пункт 12 также исходит из всего, что я сказал — издательство платило за пряники не бескорыстно. Ему понадобилась медаль на шею "За усердие". Я клевещу? Ответ на это заключается в вашем вопросе.
Пункт 13. Не имею чести знать гиганта отечественной мысли по имени Флейшман. Наверное это какая-то ваша местная тусовочная фигура? Простите, виноват.
Последнее, что я хочу сказать, касается пункта 2 вашего вопросника.
Книгу Каца (и как мне стало известно — Арбитмана) я прочел только на днях. Раньше не попадалась. Я знаю, что Арбитман по каким-то своим причинам меня не любит. Это его дело. Я его тоже не люблю. Это мое дело. Но если бы я знал в то время, когда мне позвонил Борис Стругацкий и пригласил в жюри, что в этой тусовке будет участвовать Арбитман-Кац, я бы вообще разговаривать не стал. Как известно, я лишен чувства юмора и мне книга Каца не кажется смешной, а кажется бездарной. По той же причине я полагаю ее оскорбительной для меня и выходящей за пределы порядочности. И не в том даже дело, что в книге под собственными именами обосраны лишь два писателя (Владимир Щербаков и я), но дело в одной хорошо известной Арбитману детали, которая среди порядочных людей недопустима: я умирал от инфаркта, но пока что отложил это дело. Арбитман же написал, что я умер от инфаркта и указал правильную дату моей болезни. Если вам и тем, кто давал премии книге Каца, это кажется смешным, то тогда у меня совсем другое отношение к юмору. Мне надоело отвечать на телефонные звонки (и я не шучу), в которых люди, видевшие книгу Арбитмана и знают мою фамилию по моим книгам, звонят мне домой и выражают соболезнование моим близким. Это мне тоже не смешно.
Что же касается моего дальнейшего участия в каких-либо жюри, или разрешения выдвигать на премии какие бы то ни было мои работы, то я категорически заявляю, что не согласен, не буду, не участвую, не состою и не являюсь.
Извините за невежливость.
Ваш Игорь Можейко. Москва 20 сентября, 1994 года.
Чертова дюжина неудобных вопросов Борису Натановичу Стругацкому, члену жюри премии "Странник"
1. Здесь, как я понял совсем недавно, имеет (имело) место недоразумение. Дело в том, что изначально я под словом "фэндом" понимал все фэнство, то есть многотысячную толпу фанатов от фантастики, читателей, потребителей духовной пищи под названием "фантастика", причем потребителей в большинстве своем (закон Старджона!) неприхотливых и неразборчивых.
При всем моем уважении к этой многоликой толпе (а я действительно отношусь КО ВСЕМ ЧИТАТЕЛЯМ с должным уважением: в конце концов, это же они платят мне за мою работу), при всем моем к ним уважении я, тем не менее, никак не находил им места в структуре "Интерпресскона", который виделся мне прежде всего как СОБРАНИЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ. Профессионалов-писателей, профессионалов-издателей, художников, книгопродавцов, киношников, литературных критиков и т. д. — то есть не просто людей, которые ловят кайф от общения с фантастикой, а которые занимаются ею профессионально, для которых она стала существенной частью жизни и областью приложения творческих сил. Именно эти люди, по моим понятиям, должны были ежегодно встречаться на "Интерпрессконе", чтобы обменяться информацией, обсудить конъюнктуру, поговорить об Искусстве и о Вселенной, подвести итоги года и наградить достойнейших.
Только совсем недавно (прежде всего благодаря терпеливым объяснениям издателей "Оберхама") я понял, что ФЭНДОМ в современном понимании этого слова как раз и есть сообщество людей, сделавших фантастику частью своей жизни, не просто читающих ее, но — изучающих, анализирующих, публично обсуждающих ее, а также торгующих ею, переводящих ее и даже ее издающих. ТАКОЙ фэндом просто обязан быть частью "Интерпресскона", да он и является уже его частью — это видно невооруженным глазом.
2-4. Давайте расставим все точки над "i".
С глубоким и искренним уважением отношусь я к Андрею Михайловичу Столярову, высоко ценю его литературный талант, не могу не отдать должного и его замечательным организаторским способностям. Мне безусловно близка и понятна его творческая манера, хотя при обсуждении общелитературных вопросов мы с ним зачастую остаемся, как говорится, каждый при своем мнении. Среди лучших произведений нашей фантастики последнего десятилетия на мой взгляд без всякого сомнения навсегда останутся и "Изгнание беса", и "Послание к коринфянам", — как образцы литературы самого высокого класса.
С глубоким и искренним уважением отношусь я и к Александру Геннадиевичу Щеголеву, какового рассматриваю (уже давно) как самого, может быть, многообещающего представителя последней волны нашей фантастики. Всегда с удовольствием читаю новые его вещи, всегда с интересом слушаю его нестандартные выступления на семинаре, всегда считал, что "Любовь зверя" и "Кто звал меня?" — среди лучших из лучших фантастических произведений последнего времени и способны составить доброе имя любому автору.
Оба уважаемых автора уже давно и безусловно состоялись как писатели, никаких ЭСТЕТИЧЕСКИХ различий между ними я просто не вижу, и главное (может быть, единственное) преимущество Столярова над Щеголевым есть преимущество большей опытности — преимущество, разумеется, существенное, но, согласитесь, преходящее.
Сказанным выше я хочу подчеркнуть, что ни в коем случае не намерен принимать чью-то сторону в возникшей (излишне резкой) полемике, ибо оба полемиста мне близки и дороги ОДИНАКОВО.
Я специально перечитал сейчас оба доклада (в "Оберхамовском" изложении). Как и раньше, я согласен с большинством тезисов Столярова.
Да, в литературе существует только ДВА вкуса: хороший и плохой ("мой" и "не мой"). Ни о какой "объективности" в литературе и речи быть не может.
Да, имеют право называться ЛИТЕРАТУРОЙ только книги о человеке и о его судьбе в обществе (по сути именно это Столяров и называет "художественностью").
Да, плохой писатель ОЧЕНЬ ЧАСТО оказывается и плохим человеком одновременно (не место здесь обсуждать эту любопытную корреляцию, горькую и опасную, но она есть "наблюдательный факт", как сказал бы естественнонаучник).
Да, престиж фантастики, как равноправного вида настоящей литературы, принижен и продолжает систематически принижаться тем обстоятельством, что В.Рыбаков пишет фантастику — и Петухов пишет фантастику, М.Веллер пишет фантастику — и Ю.Медведев тоже пишет ФАНТАСТИКУ…
Перечень совпадений наших со Столяровым точек зрения можно было бы и продолжить. Не из этого ли обстоятельства проистекает странное предположение о том, что Столяров просто "озвучивает" Стругацкого, и еще более странное предположение, что Стругацкий "принимает точку зрения" Столярова (надо понимать — за неимением своей собственной)?
Однако любому непредубежденному и достаточно компетентному читателю ясно, что изложенные тезисы не есть что-то принципиально новое, что обо всем этом мы — все! — неоднократно уже говорили (на семинаре, в частности) и писали — в незапамятные времена, и десять, и даже двадцать лет назад.
Что же произошло? Почему доклад Столярова (резкий доклад, жесткий, я бы сказал, даже — беспощадный) вызвал такую волну протеста? Ведь по сути, ничего в нем не содержалось, кроме констатации новой реальности и призыва ко всем писателям демократического направления дистанцироваться от халтурщиков, бездарей и политических прощелыг — дистанцироваться и эстетически, и этически!