И удивительно, но это возможно в фэнтези. Совместить Неведомое и реальные судьбы реальных людей — пусть существующих только на бумаге, но таких же живых, как Горбовский, Комов, Каммерер…

В фэнтези возможно все, даже отражение нашего недавнего прошлого, о котором так трудно забыть.

Попробую повеселить вас, господа, напоследок. В двадцать первом томе БСФ, посвященном сказочной фантастике, в предисловии показано, как легенда о царе Мидасе легко преобразуется в "жесткую НФ". Верно и обратное. Помните замечательный фильм "Неуловимые мстители"? А теперь представьте добротно написанный роман (или повесть), где в условно средневековом мире "светлый" вождь сбросил с трона старого "черного" тирана и армии "светлого" борются по стране с недобитыми приверженцами прежнего владыки. И сюжет фильма даже изменять не надо — только фантазий с драконами чуть добавить. Правда, сцену с угоном поезда в финале придется менять. Но это трудности технические, то есть, преодолимые. И, что интересно, появись такая вещь — может никто и не просечет первооснову. Но это не важно. Важно, что все мысли — столь необходимые для нас, сохраняются. А ведь можно и доосмыслить, усложнить не в ущерб действу, вложить кучу такого… А можно и самому придумать сюжеты, которые ставят и позволяют осмыслить проблемы нашего дня.

Но для меня и это не важно. Мне всегда казалось, что литература призвана отражать отношения людей друг к другу. Фэнтези предоставляет для этого все возможности — ограничений нет.

Но все новое воспринимается в штыки. Да, новое, ибо российская фэнтези (даже написанная на условно средневековом материале, имеющим корни в английско-французском-арабском рыцарстве) все равно не будет никогда похожим на фэнтези западную. Русский менталитет не позволит снять кальку с образца американской массовой литературы (естественно, я говорю о Писателях, не о ремесленниках). И не хочется писателям отказываться от старого, родного. И сейчас в России возникают те же жаркие споры, что шли вокруг НФ в США двадцатых — или, скажем, у нас в шестидесятых. В "МЕГЕ" #3 за 1993 год помещена полемика А.Силецкого и Е.Дрозда. Силецкий олицетворяет здесь крайнюю точку зрения — полного неприятия ("неинтересны гномы и драконы!"): "Это плохо написанная, сугубо развлекательная и лишенная какой-либо осмысленности разновидность приключенческого жанра — совершенно непонятно кем и почему она была причислена к фантастике. Пристойно написано в жанре фэнтези — не бывает. Там, где хорошо — уже не фэнтези, а нечто, хоть каким-то боком сопричастное литературе". Ничего не напоминает? Разве не говорили так об НФ, разве не отбирали у фантастики "Мастера и Маргариту" и "Нос", как теперь отбирают у фэнтези трилогию Толкина? Разве не крушили все чохом: в НФ не может быть чего-то напоминающего литературу, это чтиво для идиотов! История повторяется. И находятся графоманы, которые быстро шлепают новые и новые тома, подобно Доку Смиту, и плевать хотели на добрую память и литературный процесс. И в историю войдут лишь потому, что оказались первыми, и снова будет стыдно… И приверженцы жанра пытаются отгородить фэнтези от литературы, как некогда Гернсбек боролся за чистоту жанра: "нельзя выходить за границы традиций!" И бурлит фэндом, и спорят критики, и думают писатели…

Фэнтези — часть фантастики, которая, как известно, часть литературы. И, как свойственно литературе, чихала она на все убийственные прогнозы и попытки уложить ее на прокрустово ложе. Ее читают — это главное. И она будет развиваться в России так, как посчитает необходим. И породит творения, равноценные "Туманности Андромеды", "Полдню" и "Улитке на склоне". Нет сомнений.

Кстати, "Там, где нас нет" Успенского еще не читали?

Новые поступления в экспозицию

1. Эдуард Геворкян, сбацав чечетку на любимой мозоли известного питерского деятеля фэндома, горестно вопрошает у общественности: "Какая бяка разбудила Флейшмана? Кому мешало, что ребенок спит?" (Художник неизвестен)

2. Борис Завгородний размножает уже отправленный им в КГБ тысячестраничный отчет об "Интерпрессконе" для Моссада, ЦРУ и Армянской Внутренней Разведки — чтобы зря лишний раз не писать. (Народный лубок)

3. С.Витицкий по этическим соображениям отказывается получать "Бронзовую Улитку" из рук Б.Стругацкого. (Шарж)

4. Эдуард Геворкян наблюдает за творческим ростом Льва Вершинина. (Автопортрет)

5. Издательство "Terra Fantastica" по скудости финансов проигрывает тяжбу за Землю, на которой стоит, и делается Странником. (Триптих из коллекции В.М.Рыбакова)

6. Николаев под покровом ночи пытает Стругацкого, требуя дать "Улитку" Рыбакову; Стругацкий умоляет позволить ему наградить Звягинцева, но не выдерживает мук. (Диптих на рисовом зерне из коллекции В.М.Рыбакова)

7. Поединок Пересвета и Челубея за три голоса на "Интерпрессконе". (Подражание Орловскому из коллекции В.М.Рыбакова)

8. Запорожцы пишут "Послание к коринфянам". (Фотомонтаж из коллекции В.М.Рыбакова)

9. Князь Трубецкой трехпудовым гравилетом с краснозвездной пряжкой поротно учит своих детей любить человечество; Зюганов оттаскивает не выдержавших курс обучения. (Педагогическая поэма из коллекции В.М.Рыбакова)

Авторы просят не воспринимать этот материал слишком серьезно.

Настоящая работа ни в коей мере не претендует на полноту освещения затронутой темы и лишь заявляет ее. Значительную часть работы составляют оригинальные цитаты из произведений В.П.Крапивина (далее ВПК), во многом являющиеся самодостаточными.

Сразу хотели бы отметить, что мы глубоко уважаем Командора (ВПК) и любим его произведения. Мы понимаем, что после этой статьи каждый честный фэн и каждый человек, которому "всегда двенадцать", имеет право и обязан застрелить нас из рогатки. Но открытая нами тема требует донесения ее до масс.

Тысячелетиями человечество боялось смерти. Тысячелетиями ее если и воспевали, то лишь как избавительницу от страданий. (Единственное исключение — стихи Тони из пьесы Чапека "Мать": "…Но вот прекрасная приходит незнакомка…") И только ВПК изучил страх смерти и, отразив его в сознании вечно двенадцатилетнего ребенка, преобразовал в радостное ее ожидание, в романтический порыв длиною в годы, заложив, таким образом, основы нового течения, а в будущем, может быть, и учения — некроромантизма.

Тему смерти ВПК нащупал не сразу. Первый погибший персонаж мальчик Яшка из "Той стороны, где ветер" — гибнет трагически и бесповоротно. Однако уже и в этой повести проскальзывает момент воскресения (именем Яшки хотят назвать лодку, правда, в конце концов называют именем его мечты "Африка"; кстати, в дальнейшем смерть часто выступает связующим звеном между жизнью персонажа и реализацией его мечты). Причем тут же является намек на тему смерти МНОГОКРАТНОЙ — лодка "Африка" сгорает. (В дальнейшем из темы многократной смерти вырастает тема смерти как естественного состояния, к которому можно стремиться и которое надо заслужить: так, Дуго Лобман за покушение на ребенка наказан бессмертием).

"Только бы не насмерть"… — успел подумать Яшка…" [В.Крапивин, М., "Дет. Лит", 1968, "Та сторона, где ветер": с. 134. — Я.С., В.С.] Но Яшка гибнет. Зато это желание сбывается у многих других героев ВПК.

Достаточно вспомнить Игнатика Яра и Гельку Травушкина ("Голубятня на желтой поляне"), Рому Смородкина и Сережку Сидорова ("Самолет по имени Сережка", но к ним мы еще вернемся), Валерку и Василька ("Ночь большого прилива"), Ежики ("Застава на Якорном поле"), гнома Гошу ("Возвращение клипера "Кречет"), и многих, многих мальчишек из глубин Великого Кристалла. Часто, правда, эта смерть символическая (как у Гальки из "Выстрела с монитора") — но зато многократная. Тот же Галиен Тукк переживает гражданскую казнь и изгнание, ожидание выстрела из пушки, в которой сидит, а затем расстрела… Так же псевдосмерть переживает Севка Глущенко — в дуэли с Иваном Константиновичем ("Сказки Севки Глущенко"). А вот Стасик Скицын, похороненный заживо при участии шпаны, переходит грань между символической и реальной смертью, причем встречается с характерным персонажем (назовем его "проводником отсюда" ["Проводники отсюда" иначе называются "психопомпы" (см. об этом в "Темной половине" С.Кинга); это, например, воробьи (см ниже хождение Ежики) или потусторонние создания (Чиба). — Я.С., В.С.]) отчимом.