В итоге всех событий пьесы, принесших старикам много горя, Бессеменов ещё более утверждается в истине, что все нужно терпеть: "Ну… будем терпеть… ладно! Будем ждать… Всю жизнь терпели… ещё будем терпеть!" Это его последняя реплика в пьесе, утверждающая подлинно духовную ценность, с которою только и можно противостоять всем испытаниям. Только для автора в терпении — главный порок мещанства. Но будем благодарны ему за то, что он показал своих персонажей объективно, а оценивать их станем не по авторской подсказке.
Дети Бессеменовых, хотя они и вступают как будто в конфликт с родителями, тоже «ужи», мещане, рождённые ползать. Так их выводит автор.
Каков же Сокол?
Ко времени написания «Мещан» Горький уже освоил азбучные истины марксизма, к которому ощущал в себе склонность и поэтому сознавал: созидательною силою в общественной жизни деклассированный босяк, прежний его сокол, стать не может. Теория указывала, где должно искать подлинного героя: в пролетарской среде. Так появились в творчестве Горького соколы-рабочие. Один из самых ярких — и, без сомнения, пророческих — характеров в этом ряду стал Нил из пьесы "Мещане".
К этому персонажу должно приглядеться внимательнее. Нил возглашает свою любовь к жизни, говорит о ней красно и вдохновенно. Но он же живёт в ненависти — не только к "свиньям, дуракам и ворам", а и к человеку, который его воспитал. Нил живёт во вражде к тому укладу, в котором вырос. Впрочем, так и положено по теории жить пролетариату: именно в ненависти и вражде. Однако не в теории, а в жизни — это получается слишком отвратительно и губительно для человека. Учтем также, что того не забудем, что все обвинения Нила отражают не правду его оценок, а правду внутреннего состояния его души.
И этот человек намеревается изменить жизнь, все установленные порядки. Горький писал о Ниле: "человек спокойно уверенный в своей силе и в своём праве перестраивать жизнь и все её порядки по его, Нилову, разумению". А страшны подобные люди — прежде всего этой тупой уверенностью в собственном праве силой навязывать другим свои представления о жизни.
Но, быть может, они готовы дать людям подлинно здоровые и нравственные принципы бытия? Да разве можно основать что-либо доброе на ненависти, которая движет Нилом?
Святитель Тихон Задонский учил:
"Ненависть — злой плод злого семени дьявола.
Ненавистливый с дьяволом заодно.
Ненависть есть яд, умерщвляющий душу.
Ненависть есть человекоубийство".
Движимый ненавистью, Нил готов схватить за глотку любого ради новой жизни. Хороша же должна быть та новая жизнь… Впрочем, она и была осуществлена именно людьми, "взявшими всех за глотку". Но эту, именно эту систему ценностей утверждал Горький, создавая свою пьесу. Он показал, как может в жизни реальной проявить себя столкновение Сокол-Уж. Придёт некто со своими представлениями о жизни и, не спрашиваясь, возьмёт за глотку. Горький ненавидит и отрицает то же, что и Нил. Этот персонаж — просто символизация стремлений самого автора. Горькому, видно, очень по душе была песня "Отречёмся от старого мира…"
Нил берёт своего рода монополию на право именоваться тружеником. И возглашает гордо: "Хозяин тот, кто трудится…" То, что зажиточность Бессеменовых также обеспечена их трудом (старик — старшина малярного цеха), он не может признать: иначе он не будет иметь права объявить себя единственным хозяином жизни и со спокойной совестью взять кого потребуется за горло.
Как и положено сугубому материалисту, Нил всё оценивает только на деньги. Когда Бессеменов напоминает, что он воспитал Нила, тот, не сомневаясь в своей правоте, возражает: "Я отработал всё, что съел". Как будто одной едой ограничивалась забота о Ниле в течение семнадцати лет, что он жил у Бессеменовых. Бессеменов в этом столкновении на голову выше Нила: он хочет отношений человеческих, Нил всё сводит к процессу купли-продажи. Да, вероятно, можно вычислить, сколько было потрачено на прокорм этого молодого человека, но одними ли материальными затратами можно измерить все заботы о нём?
Другой эпизод. Когда выясняется, что Нил хочет жениться на Поле, Бессеменов чувствует себя глубоко обиженным: почему «исподтишка», не по-человечески, почему скрывал? Нил искренно не понимает: "Да какая обида? В чём обида?" На естественное ожидание простых человеческих отношений, открытости Нил отвечает откровенным хамством: "Ведь не ожидали же вы, что я на вас женюсь?"
Ему нравится не отвечать, а самому обвиняюще вопрошать, так что Бессеменов не выдерживает:
"Ты что тут — собак травишь? а?"
Именно травит — и находит в том удовольствие.
Нил не одинок. Его приятели-единомышленники дополняют ту систему жизнепонимания, которую он намеревается утвердить, беря несогласных за горло. Вот студент Шишкин, о котором сообщается, что он ненавидит антисемитов и отрицает брак. Вероятно, первое должно подкрепить справедливость второго. Вот Елена, заявляющая Бессеменовым, что намерена жить в блуде с их сыном и тем спасти его от ржавчины мещанства. Вот Тетерев, взявший на себя роль обличителя мещанства и вносящий в отношения между людьми грубость и хамство.
Перед нами парадокс: когда старики говорят о необходимости заведённого порядка, это воспринимается как гнетущая деспотия, но когда молодые «прогрессисты» устанавливают своими поступками собственные убогие принципы отношений между людьми, это воспринимается как стремление к свободе, к свету. Разгадка этого проста: ущербность всегда агрессивна и всегда прикрывается, как щитом, возглашением высоких слов и набором искусной демагогии.
Старик Бессеменов очень верно чувствует главную беду, которую несут с собой новые нравы: усугубляется разобщённость людей, и самых близких. Люди обособляются — и Нил насаждением своих правил содействует тому. Характерно, что он и его невеста Поля не только от Бессеменова, но и от Перчихина, отца её, укрыли своё намерение. И не потому, что хотели нарочно утаить, а просто не сочли нужным сообщить.
Человек уединяется… Это было болью Достоевского, это стало определяющей темой в творчестве Чехова. Горький, кажется, не печалится ни о чём. Он противопоставляет рассудочную разобщённость «мещанскому» укладу приземлённых «ужей». Впрочем, соколы и буревестники всегда индивидуалисты, всегда отобщены от мира.
Причина этого — истощение любви между людьми, так явственно ощущаемое в атмосфере их жизни. На отцах в этом есть своя вина, но на детях — сугубая. И подлинную боль любви мы видим опять-таки у одних стариков, молодые слишком замкнуты в себе. Нил со своей любовью к Поле просто слащаво сентиментален. Горький как будто вообще не умел изображать свободную и чистую любовь. Такие, как его Нил, подлинно любить не способны. Отсутствие любви определено в отображённой жизни безбожием принципов, которые несут в себе люди, подобные Нилу.
Соколы-Нилы заключают в себе центробежное стремление в безбожное пространство и тем естественно содействуют разобщённости между людьми. Суррогаты, ими предлагаемые, вроде пролетарского интернационализма или социалистического коллективизма, способны лишь ещё более обессмыслить человеческие взаимоотношения.
Жизнь, по понятиям героев пьесы, всё время развивается, стремится куда-то вперёд. "Жизнь идёт, старик, — поучает Тетерев Бессеменова, — кто не поспевает за ней, тот остаётся одиноким…"
Вот слова, ключевые для понимания конфликта между соколами и ужами в пьесе. Первые отвергают устойчивость жизни и абсолютизируют некое движение её в невнятном направлении. Внешне невнятном, однако ясно видно стремление к безбожной пустоте. Соколы утверждают жизненный прогресс (хоть это слово и не произносится).
Самим включением этого понятия в систему жизненных ценностей, декларируемых пьесой, Горький вносит сумятицу во все попытки осмысления её содержания, ибо на уровне духовном понятие прогресса смысла не имеет, а размышления над прогрессом в материальной сфере не стоит эстетических усилий. Это не предмет искусства. Правда, остаётся ещё душевная сфера, и движение жизни персонажи пьесы понимают и как некий прогресс этических основ своего существования. Однако такое понимание — саморазоблачительно. Прогресс реализуется здесь как осуществление системы большей вседозволенности, как отвержение устоявшихся норм христианской морали.
