— То-то и оно, — сказал Артикулов.

— Тогда так договоримся… А то у меня уже народ возле будки собрался, сейчас стучать начнут. Молчим, и всё. До последнего. Не ради себя, понимаешь?

— Да что тут непонятного… Только кого это волнует. И ведь все знает этот стрелок про нас, ну все!

— Зря мы по телефону это обсуждаем, — сказал Баранов. — Во, слышишь, уже в будку стучат… Пока Чурилин про тебя не знает, но завтра и тебя начнёт прослушивать… Так вот, все разговоры только при встрече, понял, да? По телефону только договоримся, и всё.

Чурилин выключил запись. С хрустом потянулся, посмотрел в окно. Значит, мужики будут стоять до конца. Что-то там набедокурили, а отвечать не желают. От чего-то они не смогли отказаться… От чего именно?

Что это может быть? А черт его знает… Да что угодно. Мало ли сегодня доступных соблазнов?

Он включил следующую запись. Это уже был короткий разговор Дмитрия Мишакова с абонентом, которого не успели засечь.

— Дим, ты уже собрался, всё?

— Завтра сваливаю отсюда… Звони, если что понадобится.

— Значит, все путем?

— При встрече расскажу. Ну всё, да?

— Заканчиваем. До встречи.

Из подобного разговора можно извлечь лишь одно: похоже, боялись, что их засекут. Ничего больше. И еще: «звони, если что понадобится». Означает ли это, что он кому-то уже понадобился? Трудно сказать. На вокзале, во всяком случае, его никто не провожал. Говорят, будто клеился к какой-то девице, ожидавшей, как и он, поезда. Ну и о чем это говорит?

Значит, по этому молодому человеку остаются лишь две заметки на память. Плохо скрытое торжество, смешанное с облегчением, когда его отпустили. Подобное облегчение обычно чувствует лишь тот, кто нашкодил, да не попался. И еще эта недосказанность плюс торопливость при телефонном разговоре.

Кажется, опять ловлю блох, недовольно подумал о себе Чурилин.

Копать следует там, где что-то нащупывается. Выстрел в Баранова и его разговор с Артикуловым — уже серьезно… С последним стоит побеседовать. Вдруг это что-то добавит?

И побеседовать, кстати, лучше с живым, чем с мёртвым. Как он не подумал об этом сразу? Чурилин снял телефонную трубку и позвонил домой Жене Скворцову, своему заместителю по группе.

— Женя… Не разбудил?

— Нет, что вы, Виктор Петрович. Уже собираюсь.

— Долго собираешься, — сказал Чурилин.

— Да вот, с ребятами почти до утра слушали…

— Ничего нового?

— Ноль.

— Жена, поди, недовольна? — хмыкнул Виктор Петрович.

— Жена потихоньку привыкает. — В трубке послышался приятный голос жены Скворцова.

— Ну вот. Нас, оказывается, тоже прослушивают, — в тон ей отозвался Чурилин. — И санкция прокурора не требуется.

Он знал по опыту: с женами молодых сотрудников лучше так разговаривать. Разряжать шуткой их недовольство образом жизни мужей. Хуже нет, когда парень только-только закончил юридический, только женился и приходит на работу после семейного скандала и выяснения, где он провел всю ночь. В каком таком управлении (в засаде, на вокзале, в кустах, в подъезде…)?

Жена (забыл, как ее имя) засмеялась, и в трубке щёлкнуло. Наверно, отключилась… В следующий раз не забыть бы, что у них два аппарата, подумал Чурилин.

— Женя, дело серьезное, я говорю про Артикулова. Надо к нему кого-то приставить.

— Я тоже так думаю, Виктор Петрович, но кого? Свободных у нас нет. Может, пусть пока из дома не выходит?

— Только как ему об этом сказать, — хмыкнул Чурилин. — Мол, мы уже в точности знаем то, что знаете вы. Вас могут пристрелить, как только вы выйдете из подъезда… Лучше бы последить за ним, не засвечиваясь. И посмотреть, кто следит за ним. Возьмешься? Походи возле его дома. Присмотрись… Помнишь, Баранов рассказывал, как и кто его выслеживал?

— Парень и девушка. Этот парень вроде бы потом уехал домой на Урал.

Стоп, подумал Чурилин. Парень и девушка. Почему-то о девушке пока речь не шла… А там, на крыше, откуда стреляли в милиционера Петрунина, на плотном, слежавшемся снегу отчетливо были видны следы женской обуви рядом с мужской… Ещё не факт, конечно.

— Вот именно… Кстати, а почему они Баранову с самого начала показались подозрительными, если прежде он их никогда не встречал? Ты не задумывался? Ну, этот парень и девушка?

— Понятия не имею, Виктор Петрович.

— А напрасно… Все я должен вникать… Значит, раз Мишаков, если имеет к этому какое-то отношение, уехал, то Артикулова будут выслеживать другие? Что молчишь?

— Слушаю вас, Виктор Петрович, и не перестаю удивляться той непостижимой мудрости, с которой вы всегда подходите…

— Опять дурака валяешь? — недовольно перебил Чурилин. — Сделаем так. Я позвоню его начальству, договорюсь, чтобы Артикулова пока не трогали, на работу не вызывали, освободили от дежурств… Думаю, он сам из дома не высунется. Потом я с ним побеседую с глазу на глаз. А ты пока походи возле его дома, походи. Присмотрись…

— Сделаем, раз надо, Виктор Петрович, — сказал Скворцов. И непонятно было — смеется он над начальством опять или просто настроение у него нынче такое.

— Договорились, — сухо сказал Чурилин и положил трубку.

Сейчас лучше бы отвлечься, подумал он. Иначе говоря, посмотреть, что там делается у этого зануды Хлестова, которого все никак не могут пристрелить.

И Виктор Петрович вскоре копался в деле о покушении на жизнь гражданина Хлестова Игоря Андреевича одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения.

В этом деле может быть только одно приятное отвлечение, подумал он, — молодая соседка Хлестова по лестничной площадке Галина Кирилловна, дочь погибшего по ошибке плановика Метростроя Парфенова.

Вот и её телефон. Позвонить, что ли? Вопросов к ней пока нет! Может, и будут, но сейчас нет. Просто хочется поговорить. Именно с ней. Больше ни с кем не хочется. Если, конечно, она не вернулась обратно в Питер.

Он набрал её номер.

— Слушаю.

Он сразу вспомнил её голос, и тут же стало неловко, хотел промолчать, положить трубку, но в последний момент вспомнил, что у Парфеновых стоит определитель номера. Мальчишество, конечно, но теперь никуда не денешься.

— Алло! — В ее голосе слышалось нетерпение. — Что вы молчите?

— Простите, Галина Кирилловна, это у нас аппарат такой. Не сразу срабатывает, — сказал Чурилин.

— Это вы, Виктор Петрович? — спокойно спросила она. — А я уже хотела положить трубку.

В её голосе было нечто вроде насмешки. Но как она узнала, что звонит он? Наверно, увидела номер на определителе, а на цифры хорошая память… Но у него тоже память не самая плохая. И свой служебный номер он определенно ей не давал.

— Удивляетесь, что я вас узнала? — спросила она.

— Нет, почему… — Он не знал, что и говорить. — Я думал, вы уже уехали к себе в Питер.

— Мне пока не на кого оставить маму, — сказала она. — У вас ко мне появились вопросы?

— Как там ваш сосед? — спросил Виктор Петрович. «Как будто ничего другого придумать не мог!» — отругал он себя.

— Не знаю. Целыми днями сидит взаперти со своими охранниками, или кто они ему… Без конца названивает. Всё, что знаю. Хотя, если честно, не хочу знать.

— К вам больше не пристает? — брякнул Виктор Петрович, ощущая, как лоб от стыда покрылся потом.

— Это вы спрашиваете как следователь или как любопытствующий?

Она явно над ним издевалась.

— Можете не обращать внимания, — сказал он. — Тошно стало, понимаете? Расхлёбываешь целыми днями чужую мерзость… хочется хоть иногда послушать человеческий голос.

— А жена вас, конечно, не понимает? — Она уже не считала нужным скрывать насмешку.

— Привычка — подходящая замена непониманию, — вздохнул он. — А в общем, не обращайте внимания на то, что я вам наговорил.

— Да нет, всё нормально, — сказала она спокойно. Наверно, подобных звонков она уже слышала и переслышала… — Приходите к нам чай пить. Серьезно. Вот и мама вас приглашает. Правда, мамуль?

— Спасибо, — смятенно сказал Виктор Петрович. — Как-нибудь. Непременно…