Потом Седов, идя к своей гостинице, не удержался и снова взглянул в сторону толпы, окружившей убитых. Каморин шёл через неё, не задерживаясь, высокий, прямой, никого не замечающий, и перед ним послушно расступались.
Глава 6
— Это он или не он? — ожесточенно спрашивал Костя, играя желваками. — Ты можешь сказать толком?!
— А если я не помню… — всхлипывала Лена. — Уже месяц прошёл. Могу я забыть? Особенно после больницы…
Они сидели на скамейке Тверского бульвара и спорили о четвёртом милиционере. Лена, исхудавшая, бледная, прижималась к его плечу.
— Ещё скажи, не помнишь, сколько их всего было! — буркнул муж.
— Пятеро… Четверо меня привезли, потом привели пятого. Вот его я помню хуже всех… Что я, виновата?
— Раньше говорила — пятеро привезли, а шестой потом пришёл… Ты что, жалеешь их, что ли?
— Не хочу. Не хочу я про это говорить! — Она тихо, без слез заплакала.
Он обнял её за плечи. Она послушно, ещё теснее, прижалась к нему. Успокоилась…
— Я их жалею! Это ты хоть бы меня пожалел… Может, остановишься? Ведь трое уже…
— Ни один не уйдёт! — скрипнул зубами Костя. — Этот, третий, Березин, в другое отделение перевелся. Хорошо, Таня его через компьютер нашла…
— А я в больнице уснуть не могла… Все в палате телевизор смотрели и только и говорили, что про ихних сирот…
— А они всех наших детей убили, — сказал он. — Так что не надо опять эту песню! Ты одно помни: если не узнаешь этих троих, кто еще остался, я их всех, всё отделение перестреляю!.. Ну, конечно, если успею и самого не прикончат. А по-другому уже не может быть, ясно тебе?
И тут же смолк, толкнув ее локтем. Кивнул в сторону магазина на другой стороне улицы, откуда выходил сейчас усатый пожилой мужчина в темной куртке с молодой девушкой, державшей его под руку.
— Баранов Степан… Таня его фотографию приносила, — сказал Костя вполголоса. — А с ним идёт — это его дочь, Зина, твоя ровесница, кстати… Ну, что, узнала?
Она молча кивнула.
— Узнала. Только он сначала не хотел, отговаривал их. Они его заставили, Гена, ну, этот, Кравцов, чтобы все так все… И никто бы никого не заложил, он так и сказал, этот… Гена…
— Ну да, у воров испокон века так принято. Раз сам участвовал, значит, не заложит, — согласился Костя. — Ну и что, ты его оправдываешь, что ли?
— Ох, да никого я не оправдываю… — чуть не заплакала Лена. — Только при его дочери не надо, ладно? Господи, скорее бы уж это кончалось…
Баранов пошёл вместе с дочерью по улице, потом, будто что-то вдруг вспомнив, резко обернулся.
— Ты чего, пап? — спросила дочь.
Он не ответил, зацепившись взглядом за сидящую на скамье худую бледную девушку с огромными глазами, которая смотрела прямо на него. Заметил и сидящего рядом с ней парня… Тоже какого-то странного… Где-то, где-то он её видел. Во всяком случае, какое-то тревожное чувство вызвал в душе ее диковатый, остановившийся взгляд.
— Кого увидел, что ли, пап? — Дочь оглянулась тоже.
Странная девушка и парень поднялись со скамьи и пошли в другую сторону. Как будто увидели, что хотели, и больше им незачем было здесь оставаться.
— Зина… — Баранов посмотрел на часы. — Иди-ка, дочка, домой. Мне бы надо в отделение съездить, узнать новый график дежурств…
— Ты какой-то расстроенный, пап. — Зина заботливо поправила ему выбившийся шарф.
— Да с чего веселиться-то, — буркнул он. — Ну иди, матери передай — к вечеру вернусь.
В отделении было необычно много народу, всё больше штатские.
— Следователи приехали, — сказал вместо приветствия дежурный. — Всё ищут, кто Гену и Серёгу кокнул… Охота, мол, на наше отделение идёт. Уже троих, оказывается, представляешь? Этого, Березина, тоже на нас повесили… Хоть он от нас уже скоро месяц как перевёлся… Тебя тоже вызовут, так что готовься…
Баранов почувствовал холодок под ложечкой. Березин тоже был тогда с ними. Как она смотрела, эта девица на скамейке! Прямо на него смотрела… Не та ли это самая… вообще-то похожа, только дохлая какая-то, худая очень. Та была крепкая, налитая, кровь с молоком, пропади оно всё пропадом…
* * *
Чурилин сидел в кабинете начальника отделения и просматривал личные дела сотрудников. Чёрт их поймёт, какая тут связь, думал он. Все непонятно! С чего убийцы прицепились именно к этому отделению? Милиционеры как милиционеры, никаких громких дел, никаких разоблачений. Звезд с неба не хватают.
Он взглянул на сидевшего напротив Баранова.
— Может, вы хоть что-то объясните мне, Степан Матвеевич… Может, вас в карты проиграли? Весь личный состав? Ну почему именно ваше отделение? Что вы, всем отделением на хвост кому-то наступили?! И даже тот же Березин — ведь он уже от вас ушел, а его тоже убили! Значит, что? Значит, эта причина, побудившая вас всех убивать, возникла, пожалуй, ещё до его ухода! Может так быть? Понимаете?
— Выходит, что может, — хрипло согласился Баранов.
— Сначала, когда убили первых двоих, все решили, что это, скорее всего, мстят чеченцы. Ведь погибшие, как и вы, были туда откомандированы весной девяносто пятого года, так?
— Да, — снова прохрипел Баранов.
— Ну, история уже привычная — на чеченцев куда как удобно все списывать… Но вот тут-то и закавыка! Ведь третий погибший, Березин, он, оказывается, в Чечне не был!
— Не был, — мотнул головой Баранов. — Да и за нами всеми, если честно, особых подвигов там не значится.
— Да что это с вами? — сощурился Чурилин. — Почему вы так напряглись, вдруг побледнели? Вам что, нехорошо?
— Просто устал… — сказал Баранов. — Я вот тоже всё думаю…
— Ну-ну, интересно… — подбодрил Чурилин. — И что вы надумали?
— Может, мне померещилось… Но сегодня показалось, что за мной следят. Парень и девушка. Я с дочкой в магазин пошёл — вроде как они сидели на скамейке, на Тверском… Вышел — опять сидят, на меня уставились. Я на них посмотрел — что-то сказали друг дружке, встали и пошли…
— Может, их ваша дочка интересовала? Ей сколько, кстати, лет?
— Двадцать один…
— Ну вот. Вы раньше их видели когда-нибудь?
Степан Матвеевич достал платок и вытер обильный пот… Как ответить? Тем более про такое. Наверно, зря проговорился. Еще начнут копать…
— Что тут скажешь… Верите, в Чечне такого страха не было, как сейчас… Не поймёшь, главное, за что.
— Вы мне не ответили, Степан Матвеевич, — покачал головой следователь. — Мы с вами уже потолковали о нашем с вами возрасте. Если на такого, как мы с вами, неотрывно смотрит девушка, то первое, что может прийти в голову, что она обозналась или что-нибудь в этом роде, верно? Приняла за своего школьного учителя. Но уж не потому, что я или вы представляете для нее — тем более если она с парнем — какой-то, так сказать, половой интерес… Кстати, какая она из себя? Ну блондинка, брюнетка. Я имею в виду этих биатлонисток из Прибалтики, понимаете?
— Тёмная такая… — Степан Матвеевич старался найти точное определение. — Симпатичная… А что?
И запнулся, наконец вспомнив. Сейчас он мог бы описать ее весьма подробно. Вплоть до родинки на левом бедре. И нежно-розовых сосков на твердой небольшой груди.
Баранов опасливо посматривал на следователя, словно поймав на себе его испытующий взгляд.
— Ну что ж, спасибо и на этом, — сказал Чурилин. — Хотя то, что вас, такого опытного работника, почему-то напугали девушка с парнем всего лишь тем, что на вас смотрели, мне кажется странным… Вам есть чего бояться, не так ли?
Баранов ответил не сразу:
— Я только предположил… А дальше дело ваше. Вам виднее. — И поднялся с места.
— Все-таки что-то вы знаете, — сказал Чурилин убежденно. — Пришли в отделение, хотя у вас выходной. Впрочем, не только вы… После третьего убийства здесь заговорили об охоте на ваше отделение… Возможно, вам мстит какой-то шизофреник, которого сюда приводили, а потом держали в КПЗ. Может быть такое? Вот кого из ваших ни спрошу, никто ничего вспомнить на этот счет не может… Были у вас какие-нибудь запоминающиеся приводы? Да вы задержитесь ещё немного, раз уж пришли. Можете что-нибудь вспомнить? Ну чье-нибудь необычное поведение?
