— Твои люди? — спросил Дометий, словно пробуждаясь от спячки. — Может, ты и есть их вождь, Грым Отважный?

— Верррно сообрражаешь, Дометий, — кивнул великан. — Дальше вдвоем пойдем. Коня оставь, и твои люди здесь останутся.

— Я с князем пойду, — встрял сотник Есип.

— Как хочешь, — пожал плечами Грым. — Тогда никуда не пррридем. Рразумеешь?

— Останься, — устало промолвил князь. — Здесь, как видно, не моя власть.

Недовольный гул дружинников и бряцание мечей были ему ответом. Есип, глянув на князя, поднял вверх правую руку, и все увидели, что в ней нет оружия.

— Ждем до вечера, — коротко пояснил сотник. Добавлять к сказанному ничего не требовалось, и это было понятно всем.

Еще с полверсты Грым вел князя через лесные заросли, то и дело принюхиваясь и меняя направление. Наконец он подтолкнул Дометия, и тот, проломив легонький ивняк, совершенно неожиданно оказался на берегу ручья. Взгляд князя уперся в противоположный берег, ибо на нем стояла неказистая бревенчатая избушка, почти сплошь заросшая бело-зеленым мхом…

— Иди, грры, — тихо сказал беренд. — Ждут.

Не раздумывая, Дометий в три шага одолел ручей и распахнул скрипучую дверь. После яркого солнечного света он ничего не видел в полумраке избушки, однако девичий радостный вскрик развеял всякие сомнения.

— Отец!

— Бажена!..

Отец и дочь обнялись. Затем руки его тревожно заскользили по ее плечам, голове, лицу, шее.

— Ты здорова, доченька? Не ранена? Нигде не болит?! Как себя чувствуешь?

— Все хорошо, не волнуйся, — торопливо ответила княжна, целуя мокрые от слез щеки Дометия. — Никакой беды нет, поверь… Давай присядем, милый, мне поговорить с тобой надо…

— Да, конечно надо. — До князя постепенно начинало доходить, в каком положении оказались он и его дочь. Может быть, он сделал роковую ошибку: сперва заложницей была только Бажена, теперь и он вместе с ней?

— Надеюсь, князь, ты сумеешь сейчас рассуждать здраво.

Внезапно раздавшийся голос не испугал его, поскольку он принадлежал женщине, но заставил вздрогнуть. В этом голосе явственно слышались власть, решимость и… и мягкость.

Не выпуская дочь из объятий, он оглянулся. В потоке солнечного света, падающего из распахнутой двери, стоял человек.

Женщина? Почему же она в мужском одеянии? Почему в руке у нее меч? Почему голос ее показался знакомым?

— Не узнал, князь? А ведь ты не раз меня, еще крошечную, на руках держал.

Дометий тихонько отстранился от дочери, распахнул на груди рубаху: дышать стало тяжело, совсем тяжело.

— Любава, — не спросил, а сам себе ответил. — Значит, ты заодно с ними.

— Нет, — быстро произнесла Любава. — Они заодно со мной.

— А я заодно с Любавой, — вдруг услышал он твердый голос Бажены. — И с ними, если ты подумал сейчас о берендах.

Дометий покачнулся и, не издав ни звука, стал медленно оседать на пол. В последний момент руки Бажены и Любавы подхватили его, не дали упасть и бережно перенесли на узкую лавку возле окошка.

Рассказ Любавы его озлил, затем озадачил, наконец — заставил искать решение.

Озлил, когда он понял, что именно она, Любава, дочь его погибшего друга Светозора, но сестра колдуна-оборотня Владигора, именно Любава сошлась с дикарями-берендами, дабы похитить Бажену.

Озадачил, когда Бажена заявила, что в любое время могла уйти отсюда, что никто ее не удерживал и что она сама помогала составлять послание от имени Грыма Отважного!

Заставил искать решение… Да, заставил. По своему желанию он никогда не изменил бы тем… тому… того… О Небо! Ведь по Твоей воле он, князь Дометий, запретил своим подданным всякое сближение с проклятым княжеством! По Твоей воле он изгоняет из пределов своих земель смутьянов, поддерживающих Владигора, восхищенных его словами и делами и тем, что этот юнец называет Правдой!

Так почему же любимая дочь так легко доверилась коварной сестре молодого колдуна?

И как Любава пронюхала о тайном капище, где явился Дометию мудрый дух и открыл ему глаза на безобразия, творившиеся в Синегорье?

Неужели власть Любавы над лесными дикарями не испугала Бажену?

Договор… Конечно, в нем причина всех бед. Еще при жизни Светозора был создан казавшийся столь нужным и сильным Союз Братских Княжеств. Кровью подписали вечный пергамент четыре правителя — Светозор Синегорский (он сей договор придумал и других уломал), Дометий Ильмерский (ему дружба с князем Светозором тогда казалась превыше всего), Изот Венедский (он в Союзе прежде всего защиты от злобной Бореи жаждал; но и, страшась Бореи, свою дружину готовил плохо: надеялся, видать, что борейцы сперва в Синегорье пойдут, — угадал, впрочем…), наконец, Калин Ладанейский, тезка чародея, где-то и когда-то безвестно сгинувшего (так ведь князь Калин тоже военного союза не захотел, свои планы лелеял!). Ну и что вышло? А ничего!

О чем Светозор мечтал, когда сей договор составлялся? О том, чтобы Братские Княжества — он их так называл — начали жить без раздоров, вели торг с общей выгодой, на три моря и два океана беспрепятственный выход имели. Многое было в том договоре…

И тайная запись была: не признавать ни в одном Братском Княжестве самозванных владык, если таковые вдруг объявятся и не по закону княжеский престол займут.

«Не признавать» означало — изгнать самозванца общей силой…

Одного не учли: Климога, брат Светозора, по внешним приметам законно явился. Ни у кого доказательств не было, что по его наущению беренды и волкодлаки-оборотни растерзали всех в Ладорской твердыне, ибо сам же Климога, пусть с опозданием, однако приказ отдал — истреблять и тех и других.

Бедняга Светозор не ждал такого вероломства от брата… А кто ж виноват? Дометий сделал, что по тайному уговору мог: отвел особый надел воеводе Фотию, ближайшему соратнику Светозора, и тот хорошее войско собрал в том наделе. Но возник из ниоткуда сын Светозора — Владий (а свидетельства были, что он в Кровавую ночь разодран в куски волкодлаками!), взял под свое начало разбойную ватагу с Чурань-реки и захватил с ее помощью власть в Синегорье.

Объяснимо ли это?

Знающие люди объясняют его победы содействием чародейских сил, Белой магией да еще тем, что Владий прошел некое посвящение, после которого стал зваться Владигором и обрел «силу властителя гор». Впрочем, нынче его всяк по-разному обзывает…

Пускай бы лишь это — не страшно. Но кто разъяснит, где он десять лет — даже больше, как говорят — пропадал и силы той набирался? Почему охраняемый им Климога (кстати, зачем охранять, коли братоубийцу тут же кончать нужно было?!) внезапно исчез, а затем объявился в устье Аракоса и в Таврах — на самой границе Ильмерского княжества?

Ответы узнал Дометий, когда снизошел к нему мудрый дух, чтобы в тайном капище вести с князем Ильмера уединенные беседы и наставлять на путь истинный…

Чародей Добран, покровительствующий Ильмерскому княжеству, долдонит о Триглаве, Черном колдуне Аресе и еще о всякой нечисти. Так ведь против сей нечисти Дометий и бьется! Только невдомек старику Добрану, что Владигор и есть слуга Черной магии! Ну не олух ли? А еще чародей называется!..

Но как же дочка-то смогла Любавке-оборотке довериться?!

Здесь у Дометия в голове начинался хаос.

Бажена уверяла его: Триглав испоганил тайное капище, в оное вселился черный дух-разрушитель, который затемнил разум Дометия.

Любава в глаза Дометию тыкала пергаментом, показывала его собственную кровавую подпись на договоре Союза Братских Княжеств.

Бажена грозилась: уйду к берендам! Стану возлюбленной младшего брата Грыма Отважного, имя его называла — Горрам!

Как могло до такого дойти?

А хотели они с Любавой… Хотели, чтобы Дометий без помех пропустил по Аракосу две дюжины боевых синегорских ладей; по берегу Аракоса, от бывшего надела воеводы Фотия, — и под его же началом! — пять сотен всадников; да еще подготовил бы всю свою дружину к великой битве на южных рубежах!