В это время он как раз стоял со своими клевретами в стороне, что-то обсуждая. Впрочем, кто мог ему это запретить?

Должен признаться, Кот мне не очень-то нравился не из-за того, чем он занимался, а из-за того, каким он был. Меня раздражало, как вальяжно он разваливался за столом, как поигрывал пальцами, унизанными перстнями, отгибал манжеты с видом концертирующего пианиста, собирающегося сбацать Дворжака на рояле. Хотя на самом деле эти отогнутые манжеты наводили на мысль, что он собирается ухватиться за вымя.

Еще мне жутко не нравилось, как он щелкает языком, размышляя. Мне был отвратителен запах его лосьона, блеск дорогих, но совершенно безвкусных побрякушек, которыми он украшал себя. Мне был ненавистен он весь, как таковой.

Словно от него исходила аура какого-то дешевого мировосприятия, с которым я был не согласен в корне и которое вызывало у меня стойкое отвращение. Я смотрел на него и видел отпуск в пятизвездном отеле, где он брюзжит за столом насчет качества продуктов, помыкает официантами и горничными, видел, как он заказывает тошнотворные экзотик-коктейли, дает чаевые только тем, кто стелется перед ним, я видел «мерседес», плавательный бассейн и яхту, которую он собирался купить, припортовый супермаркет «дьюти фри» и его ложное насквозь мироощущение, что все вокруг принадлежит ему. И сверх всего этого под запахом дорогого лосьона я улавливал его природный запах, напоминающий тот, что чувствуешь, распахнув дверцу машины, оставленной на солнцепеке, – удушливый и совершенно пустой.

И чего-то еще. Как там пес говорил про тоску: дождь на ярмарочной площади, мокрая сахарная вата – хоть я никогда не пробовал и сухой, не знаю, как она должна пахнуть. Но главное – потеющие ладошки переростка-тинейджера. Разочарование невылупившегося птенца.

Скажите, разве это мысли здорового человека?

Третий раунд. Все пошло вкривь и вкось с самого начала. Когда у тебя большая «касса», можно позволить себе рискнуть, особенно если у тебя репутация осторожного игрока.

В любом случае на руках у меня четыре карты, лучшая среди них – дама. Не знаю, почему я не сбросил карты раньше и остался в игре до последнего, но в покер временами вмешивается предчувствие, интуиция, к тому же за столом остались только я и лысый адвокат из «Бумажного Сообщества». Я решил внести свой вклад в поддержание репутации осторожного игрока и поступил неосторожно, поставив 200 000.

Это был не самый мудрый ход в истории покера, но, тем не менее, и не самый глупый. Уверенности в своем поступке я не чувствовал, хотя все-таки полагал, что моя случайная победа неизбежна. Я нервничал.

– О нет! – возопил пес. – Это был плохой ход, правда же? Ты не уверен.

– Что скажете? – обратился я к адвокату, которого, как я заметил, трясло, словно женщину, сидящую на стиральной машине, и оттого решения давались ему с трудом. Он собирался спасовать, я догадывался, предчувствовал, знал.

Правда, не покидала меня некоторая тревога. Внешне же я был холоден, как солнечные очки белого медведя.

– Он не решается, – сказал пес. – Я так переживаю… Правда, мы уйдем отсюда, если не выиграем?

В критические минуты пользы от него было мало, скорее, наоборот. Уши опадали, весь ссутуливался-съеживался и начинал скулить басом. Короче, паниковал. Причем никакой разницы не было, ожидались вещи средней паршивости или полный крах, – паниковал он от души и на полную катушку.

– Ой-ей-ей! – причитал Пучок. – Плохо, как плохо. Он вдруг стал таким уверенным, просто страшно уверенным. Все, нам конец. О нет! На помощь!

– Вскрываемся, – ответил адвокат, и я стал намного бедней.

Майлс повернулся ко мне и зашептал:

– Что происходит?

– Не знаю, – ответил я. Я и в самом деле никак не мог взять в толк, в чем дело.

Я по-прежнему полагался на чуткий нюх пса, но с присутствующими за столом что-то произошло. Эмоции их стали непредсказуемы.

Следующие несколько раздач вернули меня на исходные позиции. Ни блефа, ни неожиданных комбинаций, лишь ставка за ставкой по минимуму. Они упорно сбрасывали карты на слабой раздаче.

И тут это произошло. Впервые в моей покерной карьере я получил на руки комбинацию, о которой даже не мечтал. Такое было со мной впервые в жизни. У меня на руках оказались валет червей и червовая дама. И тут же в следующих трех картах передо мной легли туз, король и десятка той же масти. Я оторвал самый натуральный «флэш ройял». Это было как озарение, как выигрыш в лотерею, момент, в который останавливается время: первый поцелуй, свадьба и первая брачная ночь. Мне еще ни разу так не везло с того времени, как я покатился под откос.

Я посмотрел на толстого копа, а затем перевел взгляд на Кота. Коп ерзал на заднице – верный признак того, что получил хорошую карту.

Что у него может быть? Две другие «червины», может, увидел на столе третьего короля и возомнил его даром небес.

У Кота был тоже уверенный вид. Но в отличие от копа он лучше скрывал свои чувства. Я чувствовал его самоуверенность только по знакомому и характерному запаху горячего пластика. Думаю, я могу сказать, что в таком возбуждении я его еще не видел ни разу. Казалось, он уже трещит от сжигающего изнутри огня.

Я сидел справа от дилера, и мне предстояло сделать ставку первым. Никто не должен был догадаться, что у меня есть шанс собрать «флэш-ройял», тем более червовый, если его поджидал кто-то другой из игроков. Поэтому я сделал небольшую ставку, изобразив страх и неуверенность.

– Слушай, но у тебя же все хорошо, – затараторил пес, – и у них двоих тоже. Чего тебе еще надо? Я лучше ничего не чувствовал за все время.

Кот снова уставился в пустое пространство за моей спиной.

Рука его замерла над фишками, которые предстояло поставить на кон.

– Превосходно, – сказал Пучок. – Он же собирается поставить все, не так ли?

– Угу, – откликнулся я. Кот мог принять этот возглас за попытку отвлечь его.

Он ухмыльнулся и пригладил усы.

– Ну-ну-ну, – протянул он. Алчность зажглась в его взоре, он едва сдерживал себя, едва мог усидеть на месте. Последний раз я видел такой блеск в глазах Себастьяна, когда тот принял меня за Санту.

Кот запустил руки в кучу лежавших перед ним разноцветных кружочков, извлек оттуда фишек примерно на миллион и стал с выразительным шумом трясти их, зажав между ладонями.

Затем он преспокойно ссыпал фишки обратно в кучу и сбросил карты.

Кровь хлынула мне в лицо и затем отхлынула обратно, так что я едва удержал голову над столом. Похоже, я начинал сдавать.

Кот заметил мое смятение и, будучи Котом, решил усилить его, бросив карты передо мной и показав свои три десятки. Фантастический набор, хотя против моего он ничего не значил.

Коп тоже мог собрать флэш, правда, не такой, как у меня, и тоже отказался делать ставку.

Имея на руках такие карты, можно поставить на кон последнее, включая фамильное серебро, – но никто этого не сделал? Почему?

Опять я почти ничего не выиграл, причем на лучшем раскладе в жизни. Это было необъяснимо! Но хуже всего, что на лицах двух своих главных оппонентов я заметил ухмылки, по которым можно было заключить, что они-то как раз могут все объяснить.

Что это – камеры наблюдения, с помощью которых они заглядывали в мои карты? Или же у них были какие-то другие методы вроде моей собаки? Но если бы они точно знали, что у меня на руках, они действовали бы иначе, не стали бы все время сбрасывать карты. Похоже, им были известны не только мои карты, но и мои мысли. А это уже было досадно, ведь я считал чтение мыслей своей прерогативой.

– Ты же выиграл! – ликовал пес, не соизмеряя размер ставки и выигрышной комбинации.

– Чему ты радуешься?

– Ну как же – мы выиграли. А ты разве не рад?

– Ничуть.

Последовала новая раздача, и я с удивлением обнаружил, что в моей жизни, похоже, наступила полоса сплошного везения.

Не стану погружаться в детали, но у меня в руках очутились две девятки плюс одна на столе. Три карты одного достоинства. Опять.