– Папа.

Мы выбежали на улицу.

– О, сэр, – поучительно заговорил Пучок, который бежал рядом, свесив язык. – Я знал, что стоит подождать, и вы обретете благоразумие.

Покинув крыльцо, мы припустили по занесенной снегом дороге.

– Ты простил меня? – спросил я у Пучка.

– Конечно, – со скромным достоинством ответил он. – Я же собака.

– А знаешь, теперь мы с тобой бездомные, – сказал я, когда мы сворачивали с Дроув-роуд, сбегая вниз по склону холма за ипподромом.

– Великолепно! – воскликнул Пучок. – Значит, теперь нам предстоит бесконечно долгая прогулка. Я самый счастливый пес в мире.

Я успел подзабыть, что он во всем видит исключительно положительную сторону. Язык его весело болтался на ходу.

– Значит, Линдси не согласилась принять меня в дом?

Я замедлил шаг.

– Ты или Линдси, – сказал я. – Таков был выбор. Она предоставила его мне, и я сперва сделал ошибку. Просто понадобилось время, чтобы в этом убедиться.

– Обещай, что больше никогда меня не бросишь.

Снег садился на плечи, и я вдруг понял, что выбежал из «приемной» доктора без пиджака. Он остался на месте ночлега, под диваном, и гостеприимное семейство Робинсонов я покинул в одной рубашке.

– Не могу обещать этого, Пучок, – признался я. – Похоже, впереди меня ждут новые проблемы.

– В чем дело? – взглянул на меня пес.

– Я совершил плохой поступок, – вздохнул я, – продавая дом миссис Кэдуоллер-Бофорт. Теперь нашелся человек, который узнал об этом и хочет… как бы это тебе сказать… сдать меня в приют.

Объяснение того, что такое тюрьма, заняло бы у меня месяц.

– Так и я тогда с тобой! – радостно воскликнул Пучок. – Если нас опять посадят в Пэтчем, то не так уж плохо. Там водят на прогулки и еда сносная.

– Хотел бы я сидеть вместе с тобой…

Мы пробирались по узким улочкам вниз с пологого холма Саусхувера, постепенно спускаясь и направляясь к центру города. В домах, где жили семьи с детьми, люди уже встали. В окнах горел свет – все встречали Рождество.

Меня снова сковал холод, на этот раз он набросился на меня не на шутку, увидев, что я в одной сорочке с галстуком. Галстук никак не может заменить шарфа, а рубашка – из какой бы прочной ткани она ни была – пиджак или пальто, которое сейчас было бы весьма кстати. Мобильник остался в пиджаке, так что Люси было не позвонить.

Там же застряли и все деньги, кроме 12 пенсов, которые погоды не делали.

Можно было, конечно, добраться до дома Люси пешком, но до Ворсинга добрых десять миль, за которые я успею окочуриться. И никакой таксист не остановится, учитывая мой внешний вид. Клякса вполне оправдал свое прозвище, успев отметиться не только на пиджаке, но и на рубашке.

– Объясни, что случилось, – доверительно спросил пес, пока мы пробирались по задворкам какого-то старого рынка.

Я изложил ему душераздирающую историю о любви и предательстве, о честности и трусости, о страхе и отчаянии, о жадности и бессеребреничестве; о том, как я обманул доверие миссис Кэдуоллер-Бофорт, о том, как проигрался Тиббсу, как меня запугивали, – короче говоря, обо всем вплоть до появления на сцене Майлса. И к этому присоединялось незаконное вторжение в дом Робинсонов, за которое они меня могут привлечь к ответственности, опознав по пиджаку.

– Никак не выходит из головы несчастная миссис Кэдуоллер-Бофорт, – признался я Пучку.

– Да это же очень легко, – сказал он.

– Что легко?

– Выбросить из головы. И все.

– В самом деле?

– Да. Вот у меня очень удобная память. Ты постоянно говоришь, что я забываю, что не надо тянуть поводок… ну и прочее. Так что давай я буду об этом помнить, а потом забуду. За тебя.

– Боюсь, ничего не получится, – вздохнул я. – У меня очень неудобная память.

Пес обнюхал фонарный столб, попавшийся нам на пути.

– Тогда у меня есть идея получше, – сказал он.

– Да ну?

– Точно. Почему бы не пойти домой к мистеру Тиббсу – дорогу я разнюхаю – и не забрать у него деньги. Мы вернем их мистеру Кэд-Боф, и тебя не станут сажать в клетку.

Я рассмеялся. Спина у него покрылась снегом, и сейчас Пучок напоминал святочную колоду.

– Не думаю, что он горит желанием расстаться со своими деньгами.

– А почему бы нет, – заметил пес. – Все остальные охотно расставались с деньгами, когда ты садился с ними за стол, отчего бы и ему не захотеть?

Я снова рассмеялся, на этот раз, уже стуча зубами от холода. Там, у старого рынка, была передвижная кухня, где раздавали горячий суп бездомным. Впервые в жизни я вспомнил о ее существовании.

– Идея неплохая, но мы не сможем набрать денег на ставку, чтобы сыграть с Котом. Нам не накопить столько, даже играя вместе с тобой годами. А о каких годах может идти речь, если меня скоро посадят под замок, а ключи бросят в колодец. Нет, Пучок, я уже решил, нас ждет жизнь-дорога, под чужим именем, без близких и друзей. Мы должны исчезнуть. Это единственный выход, чтобы оставаться вместе. А там посмотрим. Может, удастся сколотить немного денег игрой в покер, а может, и не удастся.

– Ты что-то говорил про стейк? – спросил пес. – Мы что, не сможем достать какой-то жалкий кусочек мяса (хотя, не стану кривить душой, не такой уж и жалкий), чтобы сыграть с мистером Котом?

– Речь идет не о стейке, – поправил я, – а о ставке. Это не кусок мяса, а кусок денег, без которых не начнешь игру с такой фигурой, как Тиббс. Ты должен показать игрокам, что у тебя достаточно денег, прежде чем они согласятся вступить с тобой в игру, – объяснил я, как мог.

– Так мистер Тиббс хочет увидеть большой кусок мяса… то есть денег, – задумчиво пробормотал Пучок, обследуя укромный уголок, где располагался рыбный прилавок. Я потянул его в сторону, и мы заняли место в очереди за супом.

– Причем очень жирный кусок, чтобы он пошел на риск, – добавил я.

Пес стал принюхиваться к запаху супа, поднимавшемуся над котлом, когда ко мне подошла улыбающаяся женщина в теплом, толстом пальто.

– Хотите одеяло? – спросила она.

– Еще бы, – проскрипел я, леденея.

– Вы можете пойти со мной и выбрать, что вам по душе, – пригласила она.

Нас привели к большому навесу, под которым были свалены на брезенте одеяла и пуховики различных расцветок.

– Это же моя куртка! – вырвалось у меня.

– Вам она так понравилась? – улыбнулась женщина.

– При чем здесь понравилась? Это в самом деле моя куртка. Как она к вам попала?

Действительно, это была моя стеганая куртка, мой «Капитан Скарлет», я носил ее с четырнадцати лет. Откуда она могла взяться в вещах для бездомных?

– Мы собираем теплые вещи на Рождество, – пояснила она, – по всей стране. Эта поставка была из Акфилда. Богатые люди могут себе позволить расстаться со вполне добротными вещами.

Все понятно. Очевидно, Линдси уже начала потихоньку избавляться от моих вещей.

– Хорошо, – сказала женщина, – вы можете взять себе эту куртку, раз вам она так нравится, но сначала надо прослушать небольшую проповедь, посвященную Спасителю нашему и Господу Иисусу Христу.

– Валяйте, – сказал я, облачаясь в этот подарок судьбы. Теперь у меня появился шанс добраться до Люси, не околев от мороза. Или хотя бы до ближайшего полицейского участка… но что я им скажу – что украл собаку?

Все это крутилось у меня в голове под рассказ об Иове многострадальном, об этом библейском персонаже, который никак не мог взять в толк, что, лишив его всего на свете (хорошего, разумеется), а все плохое оставив в избытке, его просто вразумляли. Только вот Иов упрямо не понимал намека.

Затем я вновь присоединился к супной очереди, прикрывая Пучка полой пуховика, чтобы его не осыпало снегом.

– Мне нравится, как он пахнет, – заметил Пучок.

– Это мой запах.

– Мой самый любимый запах, – сказал пес. Можно ли услышать лучшее признание в любви, чем это, сделанное на собачьем языке?