И прошлое не в счет —

Былая беззаботность не вернется,

Вздыхаю горько, жизнь к концу идет,

Смерть не упустит лакомой добычи:

Я умираю из-за Беатриче.

То сладостное имя — боль моя:

Едва его начертанным представлю,

Во мне печаль, ожив, заговорит

С такой неотвратимостью, что я

Любого ужас испытать заставлю,

Глазам являя изможденный вид.

И, с ног малейшим дуновеньем сбит,

Бесчувственным паду на землю трупом,

И отлетит тоска,

Живущая, пока

Душа полет на небо не направит,

Где боль, душе по-прежнему близка,

Пребудет вместе с нею, вспоминая

Прекрасный лик, который краше рая.

Душа не просит ничего взамен,

Иного наслажденья не приемлет

И не страшится мук, себе верна.

Она, когда меня коснется тлен,

Предстанет перед Тем, Кто все объемлет,

И если Им не будет прощена

За прегрешенья, прочь уйдет она,

Терпя по праву, — даром ли что страха

Поистине чужда?

И вновь она тогда

Виновницу воспомнит смертной муки, —

И боль пройдет, исчезнет без следа:

Амор сумеет возместить потерю,

Мне легче оттого, что в это верю.

О Смерть, наперсница прекрасной дамы,

Хочу, чтоб госпожу мою в упор

Ты под конец спросила,

Спеша ко мне, зачем желанный взор

Скрывает от меня, зачем сурова,

И, если он сияет для другого,

Открыто дай понять, что я обманут:

Мои страданья большими не станут.

О бог любви, в тебе — небесный свет

Сродни лучам светила,

И благодать твою душа вместила

Лишь та, где благородство — чувств оплот.

Взойдет светило — тьмы простыл и след;

Так сердце, что уныло,

Твоя, сеньор, преображает сила,

И гнев недолго на тебя живет,

Ведь на земле благое все берет,

О божество любви, в тебе начало.

Когда б тебя не стало,

Благих бы помыслов не знали мы:

Нельзя, картину разлучив со светом,

Среди кромешной тьмы

Искусством восхищаться или цветом.

Тобою сердце ранено мое,

Как звезды — солнцем ясным;

Еще ты не был божеством всевластным,

Когда уже была твоей рабой

Душа моя: ты истомил ее

Одним желаньем страстным —

Желаньем любоваться всем прекрасным

И восторгаться высшей красотой.

И я, любуясь дамою одной,

Невиданною красотой пленился,

И пламень отразился,

Как в зеркале воды, в душе моей:

Она пришла в твоих лучах небесных,

И свет твоих лучей

Увидел я в ее очах прелестных.

Она прекрасна так, и так мила,

И столь любима мною,

Что и не мыслю я ее иною,

И в памяти — такой живет она;

Но вряд ли сила разума могла

Ее сама собою

Создать, да и запечатлеть такою

Без твоего участия, одна.

Ее краса тобою рождена,

Чему само достойное творенье —

Живое подтвержденье;

Вот так же пламени небесный знак —

Светило сил огню не прибавляет,

Но светит ярко так,

Что мнится — ярче и огонь пылает.

Прошу, о благородный властелин,

Творец всего благого

На свете, чье величие — основа

Всех добродетелей, о, погляди,

Как истомился я, и, господин,

В мою защиту слово

Возвысь пред той, что пламень твой сурово

Зажгла в моей страдальческой груди;

В моей любви ее ты убеди,

Скажи — почаще пусть меня тревожит,

Не мучайся, что может

Стать роковою чувства новизна,

Не беспокойся: просто не успела

Еще понять она,

Что мой покой — в ее очах всецело.

Поможешь мне — хвала тебе и честь,

А мне — благодеянье,

Ведь не под силу это испытанье —

Бороться одному за жизнь свою;

К тому же понимаю, кто я есть,

И тщетны все старанья

Избегнуть ждущего меня закланья —

И первенство достойной отдаю.

И так устрой ты, чтобы власть твою