130 Упоминать о коих не пристало — Удерживает стыд. В одних пороках — всех других истоки. Понятье дружбы в мире смутным стало, А ведь добро одних 135 В добре других людей берет начало, Добро с добром роднит. Смотрите, как закончу: та, что мнит Себя неотразимой, Пусть не спешит любимой 140 Себя, что б ни внушали ей, считать. Вот если б злом признать Красу и счесть любовь неблагородной, Животной страстью, — разговор иной. О, глупость дамы той, 145 Что связи меж красой Не чувствует и добротой природной И мнит любовь от разума свободной! Канцона, невдали отсюда дама Из наших мест живет, 150 И всяк ее зовет Прекрасной, мудрой, вежливой, — не странно: Бьянка она, Джованна, Контесса, — имя, в коем та же суть. К ней поспеши, другим не доверяя, 155 Скажи, кто ты такая И для чего тебя я Направил к ней, и прежде с ней побудь, А там она тебе укажет путь. 65 (CXVI) Амор, таить не стану от людей Моей печальной доли, Пускай услышат горестную речь. Исторгни слезы из моих очей 5 Для изъявленья боли, Внуши слова, какими скорбь облечь. Меня ты хочешь гибели обречь — И я об этом вовсе не жалею, Лишь молвить не умею, 10 Сколь глубоко твой жар в меня проник. Но если перед тем, как в землю лечь, Весомые слова найти успею, Услышан да не буду я моею Злодейкою, чтобы прекрасный лик 15 Не омрачила жалость ни на миг. Не допустить ее бессилен я В мое воображенье, Куда о милой думам путь открыт. В терзаньях бедная душа моя 20 Находит вдохновенье, И образ злой красавицы творит, И на причину мук своих глядит, Кляня себя в пылу негодованья За то, что огнь желанья 25 Зажгла в себе: не мог он вспыхнуть сам. Какой разумный довод усмирит Кипенье чувств, какие заклинанья? Страданья превращаются в стенанья, И подступают к сомкнутым устам, 30 И по заслугам воздают глазам. Невольник, образу ни в чем тому Я не противоречу, И он, жестокий победитель мой, Прообразу живому своему 35 Влечет меня навстречу, Как все, влекомый к схожему с собой. На солнце снег становится водой, Я знаю, только я — как тот несчастный, Что, не себе подвластный, 40 Идет на смерть, не повернет назад. И там, на грани бездны гробовой, Я словно слышу приговор ужасный И взор вокруг ищу небезучастный, Но всюду, хоть ни в чем не виноват, 45 Убийственный все тот же вижу взгляд. Амор, о том, как я, сраженный им, В бесчувствие впадаю, Единственный ты можешь рассказать: Ведь я, что делалось со мной самим, 50 Не помню и не знаю, Не в силах прерванную нить связать. Едва в себя я прихожу опять, Смотрю на рану, что меня сгубила И ужас мне внушила, — 55 В себе я разуверился давно. По бледности моей легко понять, Какая молния меня сразила; И пусть с улыбкой — так оно и было! — Ее в меня метнули, все равно 60 Мне утешение не суждено. Вот что, Амор, ты натворил в горах, Над речкой, над которой Всегда со мной выигрывал ты спор. Живой и мертвый, я — в твоих руках, 65 И, вестник смерти скорой, Сверкает предо мной жестокий взор. Не вижу никого средь этих гор, Кого бы участь горькая задела, И нет любимой дела 70 До мук моих. Добра не будет мне. А та, которой твой наскучил двор, Гордыни латы на себя надела И может грудь стреле подставить смело: Ведь безопасен сердцу ты вполне, 75 Надежно скрытому от стрел в броне. Прощаюсь, песня горная, с тобой. Ты город мой увидишь, может статься, Где мог бы я остаться, Не будь Флоренция любви чужда. 80 Войдешь в нее — скажи: «Создатель мой Не станет с вами более сражаться. В цепях не может он до вас добраться. Уймись жестокость ваша — и тогда, Невольник, не вернется он сюда». |
