Затем охранники отвели его по другому ярко освещенному коридору в помещение, где за письменным столом сидели двое мужчин в форме. Кабинет, только с голыми стенами: на полу — серая плитка, два окна выходят во двор. Снаружи светило солнце, стало быть, день. Томми потерял счет времени — понятия не имел, какое число или какое время суток на дворе. Далеко за окном, в конце песчаного двора, виднелся высокий забор с колючей проволокой поверху.

Когда они вошли, один из тех, что за столом, встал. Обошел стол, шагнул к Томми и протянул руку. Томми, помедлив, пожал ее.

— You are Tommy, aren't you?^[27] — спросил незнакомец на прекрасном английском.

Томми кивнул.

— Please, — сказал тот, выпустив его руку и указывая на стул, — have a seat.^[28]

Томми подошел к стулу, сел. Сердце стучало как молот, вкус во рту по-прежнему омерзительный. Человек, которому он только что пожал руку, вернулся за стол и сел. Оба пристально смотрели на Томми. Тот, кому он пожал руку, — с улыбкой в уголке рта, второй — совершенно серьезно.

Томми наклонился вперед, положил руки на колени — снова скрутило живот. Тряхнул головой и обратился к человеку, которому пожал руку:

— Where am I? Why… why have you taken me here? I haven't done anything. May I speak to the Norwegian ambassador?^[29]

Улыбчивый сделал знак охранникам, которые так и стояли у Томми за спиной. Томми обернулся и увидел, что они вышли вон.

— Мы сожалеем, что пришлось доставить вас сюда таким образом. Насколько я понял, вам слегка нездоровилось… пришлось воспользоваться нашей одеждой. — Он откинулся назад и улыбнулся еще шире. — Но вы приняли душ, верно?

— Why? — начал Томми, но голос сорвался. Его душили слезы. — Почему вы это делаете? И где… где Микаель, мой коллега?

— Хотите поесть? Распорядиться, чтобы вам принесли перекусить? Или, может, сигарету? — Он взял со стола пачку, щелкнул по ней, так что три сигареты высунулись наружу, протянул ему. Томми покачал головой.

— Please, I want to speak to the Norwegian ambassador,^[30] — прошептал он.

— He будем спешить, — ответил тот и отложил сигареты. — Первым делом вы должны все нам рассказать. Времени у нас много, и мы хотим услышать все.

Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

Допросы продолжались и когда стемнело, а вдоль забора с колючей проволокой вспыхнули мощные прожекторы. Перед ним поставили миску с чем-то вроде рагу. Томми только потыкал его вилкой. Все, что он сумел проглотить, был кусок сухого хлеба и вода, много воды. Ему постоянно хотелось пить. Они говорили без единой паузы — час за часом, пока у него не начали ныть челюсти и слипаться глаза.

Расскажите о своей семье, говорили они, закуривая новые сигареты. Кем был ваш отец, чем он занимался? Расскажите о матери и остальных членах семьи. В их глазах сквозило недоверие, когда он сообщил, что родители умерли много лет назад, а братьев и сестер у него нет. Его просили рассказать, где он вырос, где учился, с кого брал пример в юности, с кем дружил и как относится к религии. Особенно их интересовало именно это — отношение к религии. К какой конфессии принадлежали его родители, как часто посещали церковь, часто ли молились, какие религиозные традиции соблюдались у них в доме. Сам он не имел к этому касательства, но для них эта тема почему-то была очень важной.

Бесконечные вопросы, снова и снова, одни и те же. Томми одолевала усталость, и порой он переставал понимать происходящее, вдобавок он изнывал от страха перед тем, что его ждет. Через несколько часов допроса он уже не мог вспомнить, что говорил всего несколько минут назад. Они начали обвинять его во лжи, голоса стали жестче, раздраженнее. И он знал, что они правы. Вначале он преувеличил религиозность своей семьи, думая, что от него хотят услышать именно это. Но потом забыл ложь, которую успел нагромоздить, и в ответ на повторные вопросы рассказывал иначе.

Оба допросчика непрерывно курили, гасили одну сигарету и тотчас закуривали другую. Дым висел в комнате плотным облаком, ел глаза. В конце концов ему стало трудно даже просто держать их открытыми.

Только когда совсем стемнело, они перешли к вопросам о «Глобал кэпитал». Инициативу перехватил тот, что агрессивнее. Тон разговора изменился. Каждый раз, когда Томми моргал или медлил с ответом, он кричал и хлопал по столу ладонью. Его интересовали все подробности: как Томми получил работу в компании, что у них за сотрудники, как ведется бухгалтерия, как складываются контакты с головной конторой в Лиссабоне, и все, что касается Микаеля. Абсолютно все. О Микаеле они выкачали из него все до капли, хотя знал он не так много. Они были едва знакомы.

От криков и ударов по столу Томми растерялся. Он уже толком не отдавал себе отчета в том, что говорит. Несколько раз не мог удержаться от слез.

И тут что-то произошло. Допрос вдруг закончился. Дверь за спиной распахнулась, и по бокам от него выросли два охранника. Допросчики собрали со стола свои бумаги, встали и ушли. Томми ошеломленно проводил их взглядом, потом почувствовал, как охранники подхватили его под мышки и поставили на ноги. Вывели его из кабинета, протащили по тем же стерильным коридорам и водворили обратно в камеру.

Когда они заперли дверь и настала тишина, он рухнул на четвереньки, подполз к вонючей дыре в полу и выблевал остатки черствого хлеба и воды. Потом лег на нары и укрылся одеялом. Лежал, уставившись на ярко освещенные серые стены. Его трясло. Зубы стучали.

Видимо, он ненадолго забылся, потому что, когда снова открыл глаза, перед ним стояли два незнакомых охранника. Один знаком велел ему встать. Томми откинул одеяло и попытался вскочить на ноги. Но это оказалось трудно. Все тело болело. К тому же во рту пересохло, хотелось пить. Он поднял с пола бутыль с водой, но, услышав резкий окрик охранника, выпустил ее из рук. Не говоря больше ни слова, они по коридорам отволокли его в ту же комнату для допросов.

Те же двое за столом, но перед ними еще кое-кто. Томми замер в дверях. Это был Микаель. Волосы грязные, нечесаные, лицо бледное. Но в отличие от Томми он был в собственной одежде. Микаель обернулся к нему и неожиданно твердым голосом сказал:

— Все в порядке, Томми. Нас скоро отпустят.

Томми подошел к Микаелю. Сел на стул рядом, положил руку на плечо Микаелю.

— Рад тебя видеть, Микаель, — сказал он сиплым голосом.

Лицо у Микаеля обросло щетиной, от него пахло потом. Собственный запах Томми не чуял, но был уверен, что от него пахнет ничуть не лучше.

Они взглянули друг на друга. Микаель ободряюще кивнул и похлопал его по руке.

— Все будет хорошо.

У Томми немного отлегло от сердца. Он устремил взгляд на двоих за столом. Оба рассматривали Микаеля и Томми с выражением величайшей серьезности на лицах, выпуская по очереди сизые клубы табачного дыма.

Томми опустил голову, посмотрел на сложенные на коленях руки.

Один из сидевших за столом встал.

— You will soon be free to go,^[31] — сказал он и взял что-то со стола.

Томми пригляделся: это их паспорта.

— You, — сказал допросчик, показывая на Томми.

Тот испуганно посмотрел на него.

— We have drycleaned your clothes.^[32] — Он широко улыбнулся.

Его коллега быстрым движением потушил сигарету, бросил бычок в пепельницу и засмеялся.

— Thanks, — выдавил Томми.

— Сейчас они нас отпустят, — прошептал Микаель, не оборачиваясь к нему.

Томми кивнул, по-прежнему глядя прямо перед собой. Ведь эти люди могли и передумать.