Почти сразу же возникла неожиданная проблема. По непонятным для Рапсодии причинам возбужденных намерьенов непреодолимо влекло к ней, как и к Чаше. Увидев ее, они застывали, разинув рты и не сводя с нее остекленевших глаз. Они следовали за ней по пятам, превращаясь в стадо; помогало только вмешательство Грунтора. Акмеда их поведение ужасно забавляло. Как обычно, Рапсодия полагала, что происходящее не имеет никакого отношения к ее красоте, считая всему причиной рог, с которым она теперь была неразрывно связана.

Во многом Акмед сам спровоцировал возникновение нового культа. По его предложению, Рапсодия каждый день меняла великолепные наряды, мерцающие шелка приходили на смену сияющему атласу и тончайшей выделки полотну из Сорболда и Кандерра, славившихся изумительными тканями и безупречным вкусом. Дорогие модные платья подчеркивали красоту Рапсодии, и все новые и новые гости подпадали под ее обаяние. Ореол танцующих звезд над диадемой делал ее и вовсе неотразимой. Все это могло сыграть положительную роль, если во время Совета начнутся ссоры, в чем Акмед не сомневался.

Кроме того, Акмед прекрасно понимал значимость первой встречи. Ведь всех гостей принимала Рапсодия, которая не только размещала их в палатках и хижинах, но и разъясняла цель предстоящего Совета. И у всех намерьенов возникало желание пойти за Рапсодией, объединиться с теми, кого она представляет. Конечно, диаспора составляла лишь малую часть намерьенов: прибыло около тридцати тысяч. Большинство были еще в пути.

Дома из Первого, Второго и Третьего флотов встречались возле Зубов и возобновляли прежние союзы. Несомненно, каждый ждал появления пропавших родичей, рассчитывая войти в Чашу с максимальным числом сторонников. С самого начала они разбивали лагеря на Орланданском плато, и по ночам их костры напоминали армию вторжения. Рапсодию это тревожило, но Грунтор и Акмед относились к происходящему совершенно спокойно.

— Жалкие они какие-то, — задумчиво заметил великан фирболг. — Стараются произвести впечатление. По-моему, они ведут себя как дети.

— А ты уверена, что действительно хочешь вновь объединить всех этих идиотов? — как-то спросил Акмед.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ну, общий уровень глупости и без того достаточно велик, и мне кажется, что не стоит искушать Судьбу, собрав такое количество пустоголовых болванов в одном месте. Боюсь, нас затянет в водоворот безумия, из которого мы уже не сумеем выбраться.

Рапсодия рассмеялась.

— Намерьены совсем не так глупы, как тебе кажется. Просто они шумные и беспокойные, — сказала она, отвешивая ему подзатыльник. — К тому же они уже здесь. Нам остается лишь использовать их появление в своих целях.

— Ой сомневается, что тебе понравится его предложение по их использованию, — мрачно заметил Грунтор.

— Боюсь даже и спрашивать.

— Они будут хороши в качестве живых мишеней.

Граница Илорка

Выдался один из тех деньков, когда приятно чувствовать себя живым, отметил про себя Тристан Стюард, когда его боевой конь, гнедую масть которого полностью скрывали тяжелые металлические доспехи, взошел на вершину холма. Перед ним раскинулось Орланданское плато. Теплый ветерок нес весенние ароматы оживающей после долгой спячки земли. Ехать во главе стотысячной армии, в том числе десяти тысяч всадников, было удивительно приятно и вызывало восхитительное возбуждение сродни сексуальному. Ему казалось, что сама земля перемещается вместе с ним, а оглушительный топот следующей за ним армии лишь усиливал это ощущение.

Чем ближе они подходили к горной гряде Мантейдс, тем сильнее становилось его возбуждение. Хотя некоторая часть его армии — как рядовые солдаты, так и командиры, да и сам Тристан — повиновались зову рога, огромное большинство, не имеющее намерьенских корней, пребывало в полной уверенности, что они идут сражаться в горах болгов.

Поначалу Тристана слегка раздражало смущение намерьенских солдат, составлявших, впрочем, меньшинство его армии. Место Великой Встречи, как гласили легенды, обладало огромным могуществом, где сама земля способствовала выполнению законов Совета. Минимальная вежливость и сдержанность необходимы, когда ради создания империи собираются все намерьены всех поколений. Поэтому те, кто повиновался зову рога, испытывали определенные сомнения, направляясь на штурм земель, принадлежавших болгам.

Тристан с удовлетворением отметил отсутствие постов на главной дороге, ведущей через Орланданское плато к Зубам, — еще недавно здесь было полно дозоров. Однако с тех пор как они вышли на плато и до сего момента им не встретился ни один уродливый фирболг. Пустынные степи выглядели на редкость уныло.

Да, эпидемия — замечательное оружие.

Он повернулся к Маквикерсу, главнокомандующему армией.

— Сколько еще, Маквикерс?

— Завтра мы увидим Чашу, милорд.

— Прекрасно! — воскликнул Тристан Стюард, похлопывая лошадь по шее. — Мы разобьем лагерь за пределами Чаши. Те, кто участвуют в Совете, пусть присоединятся к своим Домам. Но позаботьтесь о том, чтобы солдаты знали место сбора после окончания Совета.

— Да, милорд.

Тристан довольно вздохнул и повернул лицо к солнцу, наслаждаясь его теплыми лучами.

Да, прекрасный день, чтобы быть живым.

Наконец, после месяцев напряженного ожидания, наступил рассвет дня Совета. Не оставалось никаких сомнений относительно того, что время пришло, — прошлой ночью воздух в Чаше успокоился, смолкли голоса десятков тысяч людей.

В тот вечер закат был поразительно красивым, наступила последняя ночь весны. Огненные лучи заходящего солнца соткались в единое кроваво-красное облако, которое постепенно приобрело нежный розовый оттенок, а затем исчезло во мраке ночи. Лазурное небо потемнело, стало сначала кобальтовым, а потом чернильно-черным. Взошли застенчивые звезды, словно неохотно подчинившись вечерней молитве Рапсодии. Чаша подхватила ее голос, как и во все предыдущие вечера. Наступило время, и шумные намерьены замолкали, слушая, как Певица приветствует появление звезд.

Этим вечером, как только стихла последняя нота ее песни, на землю обрушился целый дождь падающих звезд, вызвав у толпы удивленные восклицания. Через мгновение все услышали, как в лагерях, разбитых на Орланданском плато, ахнули люди: Намерьенские Дома тоже увидели знамение. И в каждом сердце появилась уверенность: пора начинать Совет.

Ночь выдалась тихой. Рапсодия не отправилась спать в свои покои, она решила провести ночь под открытым небом, наблюдая, как один за другим гаснут костры. Акмед и Грунтор остались с ней, и она с любовью смотрела на своих друзей. Грунтор сидел, положив огромный меч на колени и упираясь в него локтями. Его подбородок покоился на сложенных ладонях, задумчивые глаза были устремлены к небесам. Забота о порядке тяжелым бременем легла на его могучие плечи, однако он успешно справлялся со своей задачей — удивительный успех, если учесть, что король разрешил использовать в качестве солдат только Искателей.

Рядом стоял Акмед, устремив взгляд на лагерь намерьенов, куда постоянно подходили все новые и новые путешественники. Он снял ставшую привычной вуаль, подставив лицо ветру, но Рапсодия ничего не могла на нем прочитать. Однако она догадывалась, о чем он думает.

Именно намерьены являлись причиной его тревог, он ждал от них вспышки насилия. Здесь собрались гордые потомки смелых моряков и строителей прекрасных городов, архитекторов базилик и ученых Великого Века Разума, но не следовало забывать, что их предки прежде всего были воинами, которые несли людям боль и смерть. Да и заговорщиков и предателей среди намерьенов всегда хватало.

Хотя Рапсодия верила в выходцев с Серендаира, Акмед сомневался, что их стоило собирать вместе, пусть даже и для восстановления империи. Он не доверял намерьенам, хотя являлся одним из них, в некотором смысле самым старшим. И все же Рапсодия надеялась, что она не ошиблась и даже болгам Совет принесет пользу. В памяти Акмеда всплыли слова, которыми она обменялась с одиноким странником, когда решила ему помочь, а потом сама оказалась под его защитой: