Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Даже и не пытайся понять это».

«Наверное, ты прав. Мне кажется, нужно решить, как все должно кончиться, и именно так и будет».

Да, именно Рапсодия сделала их такими: его она назвала находящим путь, наделила даром второго зрения, а о Грунторе сказала: «Сильный и надежный, как сама земля» , — и сила ее песни навсегда связала душу могучего фирболга с землей. Цинизму Акмеда она противопоставляла свой оптимизм, а его сомнениям — свою надежду.

«Мы две стороны одной личности», — сказала она. Чем бы ни закончился завтрашний Совет, они должны сохранить прежние отношения. Рапсодия не знала, что он практически забыл о том, какой была его жизнь до того, как она вошла в нее, дав новое имя — ключ, открывший дорогу в будущее. Он не хотел возвращаться в прошлое.

Над горизонтом появился первый луч солнца, а Рапсодия все еще бодрствовала. Небо посветлело, в обратном порядке пройдя все стадии: от чернильной черноты к кобальту и лазури, открывающей врата утра.

Она сомкнула веки, позволив солнечному лучу коснуться своей груди, наполнить ее музыкальной нотой. Рапсодия улыбнулась: то была «эла». И тогда она запела, приветствуя рассвет священным гимном лирингласов.

Она услышала, как к ней присоединился второй голос, и, хотя их разделяли мили, Рапсодия его узнала: Элендра пришла к месту Встречи. Один за другим вступали новые голоса, пока песню не запели десять тысяч человек, вознося хвалу встающему солнцу. Вместе с Элендрой пришли намерьенские лирины, подданные Рапсодии, потомки тех, кто поселился рядом со своими соплеменниками, издревле обитавшими в Тириане. Огромным городам Гвиллиама и Энвин они предпочли зеленый лес.

Рапсодия различала и другие голоса, которых прежде ей не доводилось слышать, они вплетали в ее молитву свою собственную мелодию. Эти далекие певцы виртуозно соединили свой гимн с пением Рапсодии, и ее сердце затрепетало от радости, когда она поняла, что на встречу пришли лирингласы с берегов Маносса и с земель, расположенных за Хинтервольдом.

Она радовалась этим чудесным новостям, но вот песня подошла к концу, и лирингласы покинули поля Бет-Корбэра и вошли в Илорк. Пение лиринов было столь гармоничным, что душа Рапсодии потянулась к ним навстречу. Она отвернулась от солнца и прикрыла ладонью глаза, стараясь определить, откуда доносится прекрасная мелодия, но сумела увидеть лишь море голов — огромная процессия спускалась с Зубов.

Последняя нота наконец смолкла, и над плато зазвучали трубы, а из Чаши им ответил горн, возвестивший о появлении Намерьенских Домов. То был волнующий звук, его мощный, глубокий тон вызывал дрожь. Лишь однажды Рапсодии довелось услышать нечто похожее. Воспоминание сохранилось еще с древних времен, когда она жила на старой земле и в крепости сереннского короля, Элизиуме, родилась юная принцесса.

Во все города и даже маленькие поселения были разосланы гонцы сообщить людям радостное известие. Приближаясь к городу, они начинали играть на трубе. Рапсодия была тогда совсем маленькой и никогда не слышала такой прекрасной музыки. Потом ей еще много дней снились диковинные сны, и она просила родителей купить ей трубу. Рапсодия часто отправлялась на вершину холма, надеясь, что первой заметит приближение гонца. Однако он так и не вернулся. В глазах у Рапсодии защипало от грустных воспоминаний, и она улыбнулась.

В Чашу между тем входили представители Дома Фейли. Их собралось около пятисот человек, у многих Рапсодия заметила примесь лиринской крови. Одни пришли пешком, другие проделали весь путь верхом. Среди них попадались одинокие странники и большие семьи, взрослые и дети. Рапсодия с поклоном приветствовала главу Дома, и он весело помахал ей в ответ. Когда первые намерьены появились в Канрифе, Рапсодия решила сама встречать каждого вновь прибывшего. В результате ей часто приходилось не спать ночами, чтобы обеспечить гостей удобным ночлегом и объяснить причины созыва Совета. Но количество гостей стремительно росло, и вскоре она уже не могла здороваться с каждым гостем, она лишь кланялась главам входящих в Чашу Домов.

Словно прорвавшая плотину вода, море людей заполняло Амфитеатр. Многие радостно кричали, приветствуя знакомых, другие холодно кивали старым врагам. Намерьены принесли с собой огромные знамена, позволяющие определить их происхождение. Здесь толпились представители крупных и мелких Домов, последние свидетели Века Намерьенов, потомки трех флотов, сохранившие связи после окончания войны, элементы политической структуры, сформировавшей Совет двенадцать столетий назад.

Некоторые, самые крупные Дома были представлены аристократами Роланда, Сорболда и других земель, окружавших эти страны. Рапсодия присела в низком реверансе перед Тристаном Стюардом, принцем Бетани, шагавшим за лордом Канлиффе, мелким графом его двора, который, в свою очередь, являлся главой Дома Гилден.

Посреди человеческого моря Рапсодия разглядела лорда Стивена Наварна и его детей, они шли в конце процессии Дома Гилден. Мелисанда сидела на плечах у отца, и все трое радостно махали ей руками. Рапсодия улыбнулась и помахала в ответ.

После того как первые Дома заняли свои места и волнения, связанные с этим, немного улеглись, обстановка в Чаше начала меняться. Стали образовываться группы не только в соответствии с родством, то есть в зависимости от Дома, но и по флоту, с которым приплыли их предки, или по расе. Когда появились лирины, они проследовали прямиком к Помосту Созывающего и встали рядом с Рапсодией. Она спустилась вниз, чтобы их приветствовать, обняла Элендру и Риала, а также близких друзей из Тириана. Потом наступила тишина, и глаза лиринов обратились к королеве.

Элендра тоже стала объектом всеобщего внимания.

— Пойдем, — сказала она, взяв свою королеву за руку. — Я помогу тебе надеть платье, подарок от Миресилл.

Рапсодия отвела Элендру в свою палатку. Скрывшись за ее пологом, они услышали, как возобновился шум разговоров. Изредка вспыхивали и тут же затухали ссоры. В Чашу входили все новые и новые Дома.

— Утро только началось, собрались еще далеко не все, а они уже ругаются и ссорятся, как малые дети, — вздохнула Рапсодия, открывая пакет с новым платьем, — Надеюсь, они не поубивают друг друга до того, как все соберутся.

Элендра приподняла шлейф платья, чтобы он не испачкался.

— Они не станут драться на Совете, могущество Чаши им не позволит. И помни, Рапсодия: многие из этих людей видели друг друга в последний раз сквозь прорезь шлема, на поле боя. Им давно пора изгнать тень своих прежних разногласий. И очень хорошо, что именно ты созвала намерьенов — большинство абсолютно справедливо считают тебя совершенно нейтральной, только такой человек и может управлять Советом.

Рапсодия кивнула, сняла свое изысканное платье и надела наряд, присланный лиринами. Миресилл была ее любимой белошвейкой. Немолодая женщина прекрасно знала ее размеры и особенности фигуры — любое сшитое ею платье королева могла надевать без примерки.

Это платье Миресилл сшила из намерьенского шелка, сотканного еще до начала войны. Материал переливался оттенками серебра и золота, в зависимости от освещения. Миресилл украсила его множеством крошечных пуговиц сзади и на рукавах. Элендра помогла Рапсодии застегнуть платье и расправила подол, а потом отошла, чтобы взглянуть на нее со стороны. Лиринская воительница невольно ахнула, не в силах скрыть свой восторг. Древняя ткань сверкала в сиянии диадемы, и этот свет отражался в глазах королевы и золоте ее волос. Слезы радости и восхищения потекли по щекам Элендры, но они тут же высохли, когда она заметила, что Рапсодия оцепенела от ужаса.

— Что с тобой?

Рапсодия отвернулась и быстро надела туфли.

— Ничего.

— Скажи мне.

Изумрудные глаза посмотрели в серебристые глаза Элендры, и тревога в них мгновенно исчезла, уступив место безмятежности.

— Ничего страшного, Элендра, — заверила ее Рапсодия. — Просто платье немного тянет на животе, вот и все. Наверное, Миресилл забыла, как мой живот раздувается после еды.

151
{"b":"12286","o":1}