Раскинувшийся на берегу моря городок был расцвечен красными флагами. К фасаду двухэтажного дома райкома, украшенного гирляндами и электрическими лампочками, прибита цифра «XIV».

На балконах покривившихся домиков реяли флаги. Обычно темные, грязные улицы были ярко освещены.

На опустевшей площади валялись пустые коробки от папирос, мандариновая кожура и обрывки плакатов. Митинг закончился, народ разошелся.

Из домов и духанов доносились пение и хохот весельчаков. Там и сям под платанами стояли горожане и громко разговаривали.

К вечеру стал моросить дождь. С моря поднимался туман. Совсем низко над городом пронеслась стая диких уток. Стоявший на рейде пароход немилосердно ревел, посылая к небу густые клубы дыма.

Из здания райкома спустился по лестнице невысокого роста человек. Он прихрамывал и болезненно морщил лицо. Прижимал одну руку к бедру, другой опирался на бамбуковую палку. На нем была серая красноармейская шинель. На голове — защитного цвета кепка, надвинутая на самые глаза. Он шел, не поднимая головы, дымя папиросой.

Какой-то толстый мужчина бросился к нему с противоположного тротуара.

— Товарищ райком! — кричал запыхавшийся толстяк, перебегая улицу.

Человек в кепке остановился.

— Что вам угодно? — спросил он сухо, узнав в толстяке бывшего торговца.

— Да вот налог… с меня требуют…

— Я давно уже не работаю в райкоме. Обратитесь к Аренба Арлану, — отрезал человек в кепке и ускорил шаг.

— Здорово, Чежиа! — окликнул его стоявший на углу высокий военный.

— Ушубзиа, Личели! — по-абхазски приветствовал друга Чежиа.

Личели положил ему на плечо свою большую, волосатую лапу и спросил:

— Был в Тбилиси?

— Кто меня отпустит в Тбилиси?

— Почему? В чем дело?

— Состою в распоряжении райкома. Не отпускают даже показаться врачам.

Личели плотно сжал губы и уставился большими, горохового цвета глазами на веснушчатое лицо Чежиа. Потом взял его под руку и бодро сказал:

— Походим!

Некоторое время они шли молча. Миновали ряд закрытых кузниц. Слева от шоссе раскинулись цитрусовые сады; в зеленой листве желтые мандарины поблескивали, словно электрические лампочки слабого накала. По ту сторону садов плескалось море. Стоявший на рейде пароход был похож на стоглазого дракона, изрыгающего пламя.

Справа тянулись низенькие домики и избы, крытые дранью и соломой.

Личели, убедившись, что никто не идет поблизости, прервал молчание:

— Как твоя нога, дорогой Чалмаз?

— Хуже. Должно быть, из-за погоды.

— Давно сняли гипс?

— Уже три недели как сняли, но улучшения пока не видно.

Личели вытянул шею, как пеликан, окинул взглядом шоссе и шепотом спросил:

— Доклад в ГПУ послал?

— Ну послал. А что?

— Может случиться, что тбилисское ГПУ перешлет Арлану написанный нами доклад, и тогда…

Чежиа опустил голову.

— Узнал имена нападавших?

— Одного узнал, да что толку! Разве не он напал в августе на Арзакана? Тогда я разоблачил Джото Гвасалиа. Здешнее ГПУ переслало это дело в райком. Арлан долго мариновал его, а потом стал говорить, что нужны свидетели. Но кто же станет окружать себя свидетелями, убивая человека? Может, он взял в свидетели Гванджа Апакидзе?

Прошла группа горожан. Оба замолчали и отошли в тень ясеней.

— Как же ты раскрыл это дело? — спросил Личели.

— Однажды напоили Джото на свадьбе. Он и похвастался среди женщин. Ты ведь знаешь, что он живет с Зесной — младшей дочерью Апакидзе? Так что можно поздравить Арлана с достойным свояком.

Послышался скрип колес и грустный напев аробщика.

Личели оглянулся по сторонам.

— Значит, у тебя есть точные сведения, что нападение на тебя тоже организовано Гвасалиа? — спросил он.

— Самые точные. На него указывает один лухумский колхозник, в доме которого ночевали Гвасалиа и Гвандж Апакидзе.

Тут не обошлось, конечно, без участия Арлана. Тебя Арлан не решился уничтожить, он добился твоего перевода в Сухуми. Арзакан исчез. У него в руках остался я один. Мы для него люди неподходящие.

— Что же ты, в общем, думаешь делать? — спросил Личели.

— Предпринимать что-либо сейчас опасно. Следы приведут к Арлану, а это преждевременно. В здешнем ГПУ начальником ставленник Арлана. Чежиа замолчал, потом сказал тихо:

— Исчезновение Арзакана и твой перевод отсюда развязали руки Арлану. Он теперь расправляется со всеми, кто его не устраивает. Даже беспартийную интеллигенцию и ту выжил из города.

Подошли к речке.

Переходя через мостик, Личели протянул Чежиа руку, чтобы помочь ему.

— Послушай, — сказал он, — в каком именно месте устроили тебе засаду в Лухуми?

— У самого моста. Я ехал с секретным заданием по поручению райкома. О моей поездке никто, кроме Арлана, не знал.

Шел дождь. Несмотря на туман, я заметил, как из-за прикрытия вышли три человека. Один из них подошел ко мне, поздоровался, попросил спичку. Остановив коня, я полез правой рукой в карман, и как раз в этот момент раздался выстрел и меня ранило в бедро.