— Я посмотрела на него и почувствовала, как у меня пересохло во рту. Мы смотрели друг на друга… пока нам не посигналили сзади. Загорелся зеленый. Он переключил передачу, и мы тронулись с места.
Остаток пути мы проехали в молчании. Меня терзали безумные мысли. Значит, она религиозная фанатичка. И он несчастлив в браке, и не разводятся они только ради ребенка. «Это же здорово, здорово, — лихорадочно бормотала я про себя, — просто великолепно!» И все же… жить, как он, пустой жизнью? Терпеть несчастливый брак, и все для видимости? Неужели нельзя просто быть честными друг с другом? Поговорить начистоту? А ей вообще лучше уйти в монастырь, раз уж на то пошло. Вокруг нее будут родственные души, она будет молиться и… ну не знаю… играть на арфе, что ли? Или нанизывать четки! И распевать церковные гимны!
— Приехали, — вдруг проговорил он.
Он завернул в высокие ворота, и мы поехали по гравиевой дорожке. Впереди показался красивый каменный особняк в готическом стиле, величественное строение с арочными окнами со средниками.
— О! Какая красота, — ахнула я.
— Точно, — кивнул он и остановился. — И внутри тоже очень красиво. Сама увидишь.
Мы вышли из машины и вместе зашагали по дорожке, обогнув заросший мхом фонтан.
— Смотри, дверь открыта. Войдем без приглашения. Так мы и сделали и оказались в вестибюле, где была еще одна пара викторианских стеклянных дверей, пройдя через которые, мы попали в холл размером с футбольное поле. Большую часть одной из стен занимал большой камин. По обе стороны от него, на чудесном ковре стояли два очень изящных дивана с роскошной резьбой, изогнутыми спинками и обивкой тускло-золотого цвета. За каждым из диванов приютились георгианские придиванные столики, уставленные фотографиями. На стенах висели картины, рисунки, силуэты и старинные тарелки, а стены вдоль широкой лестницы, ведущей на балкон, были увешаны гравюрами.
— Надо же, — удивилась я. — Совсем не похоже на магазин. Больше напоминает дом.
— Это и есть дом, — ответил Чарли. — Кит здесь живет, но вся обстановка продается. А вот и хозяин!
Я подняла голову и увидела высокого элегантного мужчину, который спускался по грандиозной дубовой лестнице, слегка касаясь рукой перил. Его волосы были зачесаны назад в старомодном довоенном стиле, у него было узкое, умное лицо. Увидев Чарли, он расплылся в сияющей улыбке.
— Чарли! Как я рад тебя видеть. Вообще-то, я ждал тебя пораньше, уже думал, что ты забыл. Как дела?
— Отлично, и извини за опоздание. — Чарли радостно пожал руку Киту.
— Ничего страшного. — Он взглянул на меня. — Люси?
— Да.
— Люси Феллоуз, — улыбнулся Чарли. — Люси, это Кит Александер.
— Рад встрече, — просиял Кит, и мы пожали друг другу руки. — Чарли рассказывал о вас по телефону. Правда, рассказал не так много, так как, думаю, ему и самому мало что известно!
— У вас восхитительный дом, — застенчиво произнесла я. — Очень красивый. Столько чудесных вещей. — Я огляделась.
— Спасибо. — Он смущенно потер подбородок — Да, все они чудесные, хотя в последнее время я все реже это замечаю. А раньше у меня была настоящая мания. Я все время что-то переставлял, хотел, чтобы все было идеально, но теперь немного успокоился. Теперь я просто живу среди всего этого, как вам, наверное, рассказал Чарли.
— Но это и замечательно! Ведь магазин совсем не похож на магазин. А когда вы что-нибудь продаете?..
Он пожал плечами:
— Я просто заменяю один предмет на другой. Как правило, торговля идет достаточно медленно, и я могу спокойно все заменить. Я езжу за границу, нахожу необычные вещи: этим мне нравится заниматься. Проходите, проходите, осмотритесь.
Он провел нас в маленькую комнатку, обставленную в стиле эпохи бидермайер, а потом в гостиную. Стены были обиты панелями, покрашенными в прохладный неброский серый цвет, а комната обставлена со всеми приметами стиля французского шато. Замысловатый декор окон с тяжелыми шелковыми шторами, зеркала в гипсовых рамах и канделябры с херувимчиками, отражающиеся в зеркалах на противоположной стене; диванчики для двоих и стулья эпохи Людовика Пятнадцатого с гобеленовой обивкой, расставленные вокруг изящных трехногих столиков. Никто бы не удивился, увидев у камина Марию-Антуанетту, обмахивающуюся веером.
— Как вы поддерживаете дом в таком состоянии? — спросила я, изумленно оглядываясь. — Раз вы здесь живете? Если бы обстановку моего дома выставили на продажу, я была бы в ужасе! У меня такой бардак!
— Но я-то живу один. И я люблю чистоту и порядок, так что как-то получается. И даже если где-то стоит кофейная чашка и лежит журнал, какая разница? По-моему, покупатели не против. И главное, дети мои уже выросли. Если бы повсюду валялись игровые приставки и «гейм-бои», ничего бы не вышло.
— Вы спите здесь? В спальне наверху?
— Нет, — поморщился он. — Это было бы слишком наглое вторжение в мою личную жизнь! Еще не хватало, чтобы люди пялились на мой халат и старые тапочки! У меня квартира на чердаке. Там есть спальня, кухня и две комнаты для мальчиков, когда они приезжают на каникулы. Вот там, уверяю вас, у меня тоже бардак.
— Но вечером вы смотрите телевизор у себя?
— Нет, я спускаюсь сюда и расслабляюсь в этой прекрасной гостиной. — Он проводил нас в маленькую уютную комнату. — Утром здесь бывает солнце, но вечером, если задернуть шторы, комната превращается в уютный уголок. Я разжигаю камин и смотрю в окружении красивых вещей одну из новых эпических драм Чарли. — Секунду он пристально смотрел на меня. — Я искренне верю в то, что люди должны жить среди красивых вещей. Зачем жить на чердаке, если можно спуститься сюда? Разумеется, когда мальчики были маленькими, это был наш семейный дом, но единственный способ содержать такую громадину — превратить ее в магазин. И мне это тоже полезно, иначе бы я впал в полное уныние.
— По-моему, просто замечательная идея, — восторгалась я. — И вы продаете… — Я задумалась. — Вряд ли сюда заходят люди, которые просто проходили мимо?
Он рассмеялся:
— Конечно, нет, иначе я давно бы разорился! Совершенно никакого дохода. Нет, мои клиенты в основном декораторы интерьеров из Лондона и Нью-Йорка, которые приезжают по договоренности. Но есть и случайные покупатели, в основном американские туристы. Поэтому магазин и должен всегда быть открыт, и именно для этого, дорогая, мне и нужна помощница. Я же не могу торчать здесь семь дней в неделю, так я тихонько сойду с ума, а Чарли говорил, что вы не против поработать пару дней в неделю.
— С удовольствием! — воскликнула я. — Это намного лучше, чем я себе представляла. Я-то думала, что у вас… ну, что у вас простой магазин, — поспешно договорила я.
— Вроде «Антикварной лавки Тюдор»? С колокольчиком на двери? — с улыбкой спросил он.
— Но туг ни у одной вещи нет ценника, — пробормотала я, поглаживая изящный маленький раскладной столик.
— Ну это потому, что я не хочу жить в окружении ценников, поэтому у меня есть каталог, и если кого-то заинтересует, скажем, вот эта фигурка, — он указал на камин, — я просто найду ее в списке в категории «гостиная». — Он замолчал и взглянул на меня.
— Дельфтский фарфор, начало восемнадцатого века, — предположила я.
— Совершенно верно, а это? — Он указал на кресло.
— Стул с круглой спинкой эпохи Вильгельма и Марии работы Хепплуайта, но, вероятно, ранний период.
— В яблочко, — улыбнулся он. — Извините, что приходится так вас проверять, совершенно очевидно, что вы свое дело знаете, просто я должен быть осторожен.
Как-то раз из отчаяния я нанял девушку из деревни по имени Мишель. Помнишь Мишель, Чарли?
— Еще бы, — простонал он.
— Мишель клялась Богом, что знает все об антиквариате, потому что в школе она проходила «малевание» (то есть рисование), а у ее бабушки куча кружек с изображением коронации монархов. У нас с ней возникли вполне предсказуемые проблемы, так как она думала, что Чиппендейл — это бурундуки из диснеевского мультика, а Бернини — название итальянского ресторана. Но однажды, когда я был наверху, а она одна хозяйничала здесь, внизу, произошла настоящая катастрофа. Она крикнула мне снизу: «Ой, Кит! Сколько мы берем за тот коричневый стул в коридоре?» «Какой именно коричневый стул, Мишель?» — крикнул я, схватившись за голову. «Да тот, большой коричневый. С дыркой на спинке. Ну, он еще на унитаз похож». Я рванул по лестнице, чтобы заверить моих клиентов-американцев, что стул с круглой спинкой, о котором говорила моя ассистентка, вовсе не предназначен для отправления естественных потребностей, но их уже и след простыл.