– Два дня я не получаю весточки. Три дня. Четыре дня. – Мириам переложила подушки. Она дрожащими руками открыла пузырек с таблетками, взяла одну мягкими, скользкими пальцами. Надела крышечку. Положила таблетку в рот. Запила таблетку, скорчив болезненную гримасу. Вздохнула.

Он больше не мог выносить этой недосказанности.

– ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ДНЕЙ мне звонит Луи Сапперштайн: ты слышала? Герман. – Она приподняла и уронила руку. – Умер. Сердечный приступ. – Она глотнула еще молока.

– Это не причина, чтобы не звонить, – заявил Барри, и Мириам так расхохоталась, что молоко брызнуло у нее изо рта. – Должен был позвонить. А в случае болезни или смерти у его сына есть еще двадцать четыре часа, чтобы позвонить.

Смех Мириам перешел в ужасный кашель.

– Я обожаю твоего ухажера, Джастин!

Рыжеволосая женщина в идеально подобранном зеленом с черным наряде вбежала, энергично стуча десятисантиметровыми каблуками-шпильками. Она встала перед ним.

– Я о тебе совершенно ничего не слышала, – сказала она, взмахивая головой. На ней было множество дорогих золотых украшений.

Барри встал и пожал ей руку. Мать Джастин дважды оглядела его с ног до головы и посмотрела прямо в глаза:

– Он женат?

– Я не женат, – сказал он; его это скорее позабавило, чем разгневало.

Кэрол нетерпеливо кудахтнула.

– Не ты, твой босс! Что?

– Вполне. – Ее лицо ничем не выдавало, чего ему еще ждать. – У него трое детей, – добавил он.

– Ладишь с ним? – спросила она, внимательно его разглядывая и разминая у себя за спиной ступни матери.

– Так далеко я не стал бы заходить.

Глаза у Кэрол были диковатые, но красивые, туманно-зеленые. Она, наверное, была восхитительна в молодости. Да и сейчас все еще была хороша – и, несомненно, посвящала этому много времени.

– Так я слышала, у тебя есть собственность в Вермонте?

Джастин мрачно взглянула на него, и он прочитал в ее взгляде «Расскажи ей все подробно, и я больше никогда не буду с тобой разговаривать».

– Нет, – сказал он, чувствуя себя двуличным, хотя говорил правду.

– Я думала, у тебя есть дом. Нет? – Джастин смотрела на нее не отрываясь, как школьница, и ее мать досадливо закатила глаза.

Школьница Джастин! Она так и встала у него перед глазами: сердитая девочка из «Спенса» в короткой яркой клетчатой юбочке и бунтарских желтых носках за столиком в «Баскин Роббинс». Кэрол похлопала Мириам поверх одеяла и воскликнула:

– Ну что, начнем?

Барри и Джастин вышли в белоснежную гостиную. Кэрол пела в спальне:

– Замарашка-черепашка!

Джастин повернулась к нему, как овечка, заблудившаяся в зарослях плюща.

– И что мне с ней делать?

– Замарашка-черепашка, кто у нас тут молодчажка?

– Это даже мило, – попробовал он, и выражение ее лица стало жестким.

– Тойка взуос'ых к нам пускают, – пела Кэрол детским голосом.

– Детка, иди помоги ее причесать, – нетерпеливо позвала она, будто Джастин уже давно должна была это сделать. Джастин, сердито топая, вышла, а Кэрол заняла место на диване рядом с Барри. Она открыла фотоальбом, лежавший на кофейном столике.

– Это тетя Эстер из Филадельфии. Умерла в двадцать четыре года.

– От чего?

– От лихорадки. Это мой отец. Это дядя Сол и кузен Рики, который бросил мои ключи от коньков в унитаз на втором этаже; тетя Бланш, и сестра Бланш, Фрида, и муж Фриды, Джо. Он изобрел телевизор задолго до того, как появились программы.

– Звучит довольно уныло. Она улыбнулась ему.

– И дочь Бланш, Татьяна, принцесса фей, она танцевала «Лебединое озеро» на каждой вечеринке. Боже, какая была зануда. – Тут мать Джастин заговорила с легким акцентом. – А вот Джастин. На Хэллоуине. Она была, попеременно, один год Золушкой, другой – принцессой. Золушка-принцесса.

Маленькая Джастин в детском парке «Рай Плэйленд». На лошади она выглядела сопливой маленькой задавакой. Он вернулся к Джастин-Золушке. Красивая девочка. Единственный ребенок. Была и разорванная фотография.

– Здесь был отец Джастин. – Ее мать указала длинным красным ногтем на уцелевшую штанину. – Он был сумасшедший. Представить себе не можешь, с чем мне приходилось мириться. Представить не можешь.

Джастин в колпаке и ночной рубашке.

– Я сказала ей: иди работать в юридическую фирму. На юридический факультет идут, чтобы выйти за студента. Если тебе нужен преуспевающий юрист, иди в юридическую фирму. Но ей нужно было самой стать юристом. Эй! – Она оглядела его с ног до головы. – А как вы встретились?

Послышался высокий надтреснутый вопль, и из комнаты выбежала Джастин.

– Консуэла! – закричала Кэрол, и с кухни рысью прискакала девочка; Кэрол вздохнула и вернулась в спальню.

– Что случилось? – спросил он вставая.

– Тебе это незачем знать, – мрачно сказала Джастин.

Это была чистая правда. А потом, к его удивлению, она поцеловала его в губы, страстно и крепко, при этом самым приятным образом ухватив его за задницу.

– Пока они там возятся, – проворковала она, нежно поглаживая его бедра.

– Но не настолько долго, – отозвался Барри, и все же они продолжали увлеченно целоваться под ослепительным светом электрических ламп. Он ее обожал.

В ресторане Кэрол немедленно устроила сцену.

– Мы специально просили вон тот столик, – сказала она властно, указывая на стол, за которым обедала очень милая семья. – Где Лоренцо?

Они стояли у двери и ждали появления волшебника Лоренцо, который взмахом руки сотрет с лица земли эту милую семью. Барри терпеть не мог таких людей: садись и ешь свой долбаный обед. Лоренцо извинился за этот чудовищный просчет. Кэрол согласилась сесть, пока, в дальней части ресторана, но только потому, что ее мать так слаба; она сказала это, не стесняясь присутствия Мириам, которая и виду не подала, что слышит. Ему совсем не понравилась Кэрол. И он не знал, что с этим делать.

Появился отчим Джастин, Джин Данлэп, выглядевший именно так, как она описывала: дородный любитель сигар, который уже несколько лет как прекратил разговаривать. Джин слабо пожал Барри руку и тихо заказал «Гибсон».

– Мы сидим не здесь, – объявила ему громко Кэрол, и все население близлежащих столиков еще раз выслушало их трагическую историю. Лоренцо позвал их, и все провожали их взглядами, пока они медленно шли – Мириам возглавляла процессию – в ту часть ресторана, где сидели избранные.

Когда они расселись, появились их знакомые. Последовали поцелуи и обмен любезностями.

– Вы знакомы с моей дочерью Джастин?

– Нет, но мы столько о тебе слышали, – восторгалась женщина с иссиня-черными волосами и белесой помадой. – Как поживаешь?

– А ЭТО… – провозгласила Кэрол со значением, – Барри Кантор. – Они посмотрели на него и одобрительно кивнули. Когда пара чуть отошла, Мириам громко сказала:

– Она выглядит омерзительно.

– И волосы – подумать только! – согласилась Кэрол.

– У нее три взрослые дочери, как она смеет носить длинные волосы?

Кэрол проворно и с удовольствием отозвалась:

– И ЧЕРНЫЕ! С ума сойти. – Она принялась ругать обслуживание. Видно было, что Джастин крайне неловко.

– Ну, если они так и не придут, Джастин нас накормит, – сказал Барри. – У нее спрятан цыпленок в записной книжке.

– Находчивый мальчик, – сказала Джастин с нежностью.

– Что? – переспросила Кэрол, желая непременно участвовать в шутке.

– А еще у нее рагу в специальном герметичном файл-пакете, и все это она сейчас подогреет прямо здесь, на столе, растопив печурку банкнотами из своего кошелька.

– Ты хочешь, чтобы она готовила? – Кэрол на него взглянула внимательно, с неодобрением. Глаза у нее были все-таки очень странные. У него будут проблемы с тещей.

– Я слышал, у вас есть лошади, – обратился он к Джину.

– М-м, – ответил Джин, жуя незажженную сигару.

Ладно. Барри повернулся к Мириам.

– Я слышал, вы жили во Флориде.

– Ах. Много лет назад, – с готовностью начала Нана. Вдруг она взяла его за руку и принялась поглаживать запястье мягкими сухими пальцами. Ему захотелось сбежать. – Ужасно. Прекрасная погода, конечно. Но невыносимо. – Барри ей сочувствовал, но ему было противно. – И все эти канадские пенсионеры в бермудах, с длинными белыми ногами в толстых синих венах. Так что я вернулась. Но все здесь уже переехали туда. Или умерли.