— Нет, я найму лакея, и он может заменить служанку, которая сейчас помогает Баддлю.

— Нет, доверьте это мне! — сказал он. — Нанимать лакеев, да еще лондонских, это не дело для молодой девушки.

— Спасибо, я вам так признательна! Но непонятно, зачем вам заниматься этим?

— Этим займется Тревор, он найдет подходящего человека и пришлет его к Баддлю.

— Тогда я буду признательна ему. — Она снова протянула ему руку. — Ну, прощайте, кузен.

— Еще не все! Если у вас нет неотложных дел, я мог бы отвезти вас к моей сестре прямо сейчас. Она хочет с вами познакомиться, и это прекрасная возможность съездить к ней.

Вздрогнув, она сказала:

— Да, но Черис! Ей ведь тоже надо пойти? Не покажется ли леди Бакстед это невежливым, раз она собирается ее представить на балу?

— Нет, отчего же, ведь мы ей все объясним. Она сочтет более невежливым, если этот визит будет отложен.

— Но через день или два Черис уже будет в порядке!

— Надеюсь. Но, к сожалению, завтра я уезжаю в Ньюмаркет и пробуду там неделю. А нанести визит за две недели до бала будет нарушением правил приличия, поверьте мне.

Она растерялась.

— И правда! Она решит, что мы невоспитанные девчонки! Но я не одета для этого!

Он поднес к лицу монокль и оглядел ее через него. На ней была ротонда под цвет ее волос, оранжевые ботинки из бумажной ткани и аккуратная маленькая шляпка со страусиным пером вокруг тульи. Он опустил монокль.

— Не вижу ничего неподходящего, — сказал он.

— Вы, может быть, и не видите, но будьте уверены, леди Бакстед примет меня за настоящую оборванку! Я ношу эту ротонду уже года два!

— Совсем не обязательно ей об этом сообщать.

— Вы правы! — сказала она мягко. — Она и сама это увидит.

— Как это она увидит, если я не заметил?

— Потому что она женщина! И вы еще спрашиваете!

Его глаза засветились лукавым блеском.

— Вы недооцениваете меня, Фредерика! Я гораздо лучше разбираюсь в дамских туалетах, чем моя сестра! Могу это вам доказать! Итак! Ваша ротонда сшита не по последней моде, ваши ботинки сделаны из ткани, а не из лайки, и вы подновили шляпку, а перо покрасили под цвет ботинок. Ну что, я прав?

Она посмотрела на него мрачно, но с интересом.

— Да, правы, боюсь, что тетя Скребстер — тоже.

— Ого! Значит, она предупредила вас, какой я неисправимый повеса. Но вам нечего меня бояться, Фредерика!

Тут она не удержалась от смеха.

— О, я знаю! Для этого я не слишком хорошенькая.

Она прямо смотрела ему в лицо, но брови ее слегка нахмурились.

— Вот Черис, другое дело, — задумчиво проговорила она. — Но… но хотя вы и считаете меня неопытной девчонкой, кузен, мне, знаете ли, не семнадцать лет. Вы не станете повесничать.

— Откуда вы знаете? — спросил он насмешливо.

— Ну, я, правда, не очень хорошо знаю повес, точнее, никогда не встречала их прежде, но я не такая дурочка, чтобы не понимать, что вы — джентльмен, как бы невежливы вы ни были и какие бы неуместные вещи ни говорили! Наверное, такая беспечность свойственна многим людям знатного происхождения.

Он был так ошеломлен ее словами, что не мог ничего сказать. Затем кислая улыбка искривила его рот, и он сказал:

— Похоже, я заслужил это. Примите мои извинения, кузина! А теперь позвольте отвезти вас к моей сестре.

— Что ж, — с сомнением сказала она, — если вы считаете, что она не будет… Ах нет! Вы забыли о Лаффре! Мило будет явиться в гостиную леди Бакстед с деревенской собакой! Я не могу!

— Не беспокойтесь. Кто-нибудь из моих людей отведет его на Уимпол-стрит. Я пойду распоряжусь. Посидите, я недолго!

Он вышел из комнаты, и хотя второй лакей уже бежал в конюшню передать, чтобы запрягали, прошло не меньше двадцати минут, прежде чем Фредерика села в экипаж его светлости. Протестующие вопли Лафры, которого Джеймс держал на поводке, неслись ей вслед, но она решительно проигнорировала его бешеные призывы и только озабоченно спросила:

— Вы сказали Джеймсу, чтобы он ни в коем случае не спускал его с поводка?

— Не только я, но и вы не раз сказали ему это, — напомнил Алверсток, усаживаясь рядом с ней. — Гросвенор-плейс, Рокстон.

— Он еще не привык к лондонским улицам, — сказала Фредерика, когда дверца коляски закрылась, и не понимает, что нельзя перебегать через дорогу где угодно. И, конечно, если он увидит на другой стороне улицы кошку или другую собаку, бросается к ней, а среди кучеров и их пассажиров начинается паника, потому что он пугает лошадей и путает все движение!

— Могу себе представить! Зачем же вы взяли его в Лондон?

Она изумленно смотрела на него.

— Как, а что же нам оставалось делать?

— Разве не могли вы оставить его, я не знаю… Ну, садовнику, леснику или управляющему?

— Ну… нет! — воскликнула она. — Как вы могли подумать, что мы такие бессердечные? Когда он спас Джессеми жизнь, будто бы, как утверждает Черис, знал, что своей жизнью он обязан ему. Я-то думаю, что он этого не помнит, но когда он был крошечным щенком, три деревенских мальчишки бросили его в пруд, привязав камень на шею. Бедный Лафф! Так вот, Джессеми кинулся за ним, и я никогда в жизни не видела более страшного существа, когда он вошел в дом с Лаффом на руках! Насквозь мокрый, с окровавленным лицом и черным синяком под глазом!

— Он такой драчун?

— Нет… только когда случается что-то в этом роде, он становится, как говорит Гарри, яростным, как тигр. Он не очень увлекается боксом, в отличие от Гарри, и мне кажется, не очень умеет это делать, если вы понимаете, что я имею в виду.

Маркиз, который прекрасно разбирался в этом благородном искусстве, попросил ее пояснить.

Она наморщила лоб.

— Я говорю об умении драться, а не просто размахивать руками. Ну, как правильно стоять, и — и наносить удары, и — ах да! — и еще быть при этом веселым! Хотя трудно при таких обстоятельствах веселиться! Но Гарри, по-моему, именно так себя и чувствует в драках, потому что он вообще веселый человек, не то что Джессеми.

Она замолчала, явно задумавшись о Джессеми. Ради приличия Алверсток поинтересовался через несколько минут:

— Джессеми, наверное, самый спокойный в семье?

— Спокойный?

Поразмыслив над этим вопросом, она нахмурилась еще больше.

— Нет, точно не самый спокойный. Знаете, я не могу описать его, потому что теперь, когда он вырос, сама иногда его не понимаю. Мистер Ансделл — наш викарий — говорит, что у него горячий характер, но мне не стоит беспокоиться, так как он становится более рассудительным. Знаете, он хочет посвятить себя церкви. Признаться, я думала, что это нашло на него после конфирмации и пройдет. Не могу сказать, чтобы я не хотела видеть его священником, но, мне кажется, он совсем не подходит для этого. Он всегда был таким авантюристом, всегда попадал во всякие истории, кроме того, он страстный охотник и в седле держится лучше, чем Гарри, а Гарри далеко не увалень какой-нибудь! Гарри сказал, что Джессеми не нужно подстегивать лошадь при прыжке, потому что он перебрасывает свою душу через каждый барьер, который берет его лошадь! И это не пристрастный взгляд брата. Наш барон сказал моей близкой подруге, что Джессеми лучший наездник для своего возраста во всем Южном Гирфордшире!

Алверсток, чей интерес к братьям мисс Мерривилл был в лучшем случае только вежливый, проговорил голосом, который для тех, кто его хорошо знал, свидетельствовал о его нарастающей скуке:

— Вот как? Да, припоминаю. Когда я имел счастье познакомиться с ним, то у меня сложилось впечатление, что он если не охотник, то уж наверняка страстный любитель лошадей.

— О да! — согласилась она. — Просто сходит с ума по ним. Но раньше он был таким беззаботным, а теперь стал часто задумываться.

Она вздохнула, но тут же спохватилась, улыбнулась и сказала:

— Простите меня! Я трещу без умолку.

— Ну что вы! — вежливо возразил он.

— Я знаю, что это так, да еще о вещах, которые вам совершенно неинтересны. Не пугайтесь! Я больше не произнесу ни звука.