На мой взгляд, Рот добавил последние слова слишком поспешно. У меня было чувство, что он хочет сказать что-то еще. Впереди оставалось достаточно времени для разговоров на тему его отношений с женой. Но сейчас я нуждался в информации обо всем, что случилось в ночь убийства Мэри Маргарет Флендерс. Я хотел знать, почему Рот уверен, что полиция подозревает его в убийстве.

– Кто нашел тело? Кто находился в доме?

– Служанка. Она нашла ее там… в плавательном бассейне.

– Служанка всю ночь была дома?

– Да.

– И она ничего не слышала и не видела?

– Ничего. Комната прислуги – сразу за кухней, в противоположном крыле дома. Женщина рано ложится спать. По-английски знает совсем немного. Я с ней говорю на испанском. Я спрашивал, не слышала ли она, как вернулась Мэри Маргарет. Служанка ответила, что не слышала. Думаю, полиции она сообщила то же самое.

Из телепередач я знал, что их дом представлял собой один из пресловутых особняков Беверли-Хиллз, спрятанных за железными оградами и тропической растительностью. Единственный путь к дому лежал по извилистой подъездной дороге, проложенной через лужайку с той же прихотливой тщательностью, с какой это делается в частных клубах для самых богатых. Разумеется, особняк имел имя собственное. «Пальмы» – так назвал это место первый владелец, звезда немого кино. Тем, кто верил в покрытую флером времени и овеянную легендами эпоху «золотого века» Голливуда, было приятнее думать, будто Стэнли Рот передал особняк жене в качестве свадебного подарка, чем знать, что он просто купил его.

– Полагаю, у вас достаточно надежная система охраны?

Следовало выяснить, каким образом в дом мог пробраться посторонний.

– В дом никто не вламывался, – ответил Рот. Внимательно наблюдая за моей реакцией, он продолжал: – По всему периметру установлены датчики. Если кто-то перелезет через стену или заберется на ворота, в помещении охраны сработает тихая сигнализация и через пару минут на место прибудет кто-нибудь из дежурных. Одновременно включатся камеры наблюдения, и все, что попало в зону видимости, будет записываться на пленку. Той ночью ничего не зафиксировано. Ни срабатываний сирены, ни данных с камер наблюдения.

Я смотрел, как Рот сидит за своим столом в прохладной темной комнате, в которой привык решать, кто станет следующим любимцем публики. Интересно, думал ли он о своей ситуации так же отстраненно, как вносил прежде изменения в сценарии фильмов.

Стэнли Рот добавил:

– Все, кто присутствовал на приеме, сказали, что Мэри Маргарет Флендерс ушла одна.

Подняв руку ко рту, он почесал мизинцем подбородок. Устало улыбнулся. Такая улыбка появляется на лице игрока, осознавшего, что он потерял все свое состояние.

– Похоже, полиция уже пришла к заключению, что на момент убийства в доме находилось всего три человека: Мэри Маргарет, служанка и я. Могу сообщить еще одно… – Склонившись вперед, Рот улыбнулся чуть шире. – Прислугу никто не подозревает.

– Скажите, камеры включаются при проезде автомобиля сквозь ворота?

Улыбка разъехалась еще шире.

– Нет. И все произошло именно так. Точнее, должно было произойти. С приема она ушла одна, но сюда приехала с кем-то. Ворота открываются после ввода комбинации. Вы вводите код, система снимает охрану, и ворота открываются. Система вновь активируется, как только закрывается дверь гаража. Она привезла кого-то домой, и этот «кто-то» убил ее.

– Она что…

– Часто ли приводила кого-то домой ночью? Я не знаю ответа на этот вопрос. Спала ли она с другими мужчинами? Уверен, что да. Но не могу сказать точно, кто были эти люди и когда она с ними встречалась. Предполагаю, что это происходило во время выездов на натурные съемки. Мэри Маргарет возбуждалась, видя в глазах окружавших ее мужчин желание.

По росшим на улице высоким пальмам пробежал легкий утренний ветерок. Сумрак перешел в бледно-желтый рассвет, и с густой зеленой лужайки начали уползать ночные тени. Донесся аромат цветущих апельсиновых деревьев.

– Нет, в дом никто не вламывался. Не осталось никаких следов борьбы. Я единственный, кого они подозревают. Просто потому, что я единственный мужчина, находившийся в доме. – Замявшись, словно преодолевая что-то в себе, Стэнли Рот продолжал: – Думаю, вам следует знать еще одно. Случилось так, что в разговоре с ней я прибег к одному аргументу… Плохому аргументу. Один раз. Я потерял самообладание и, более того… – Рот мрачно посмотрел на меня. – Я ударил ее, ударил очень сильно. Но чертова правда в следующем: я ее не убивал. – Подняв голову, он взглянул прямо мне в лицо, словно хотел показать, что не отступит от слов, которые сейчас произнесет. – Стоило убить ее за то, что она сделала. Бывали моменты, когда я хотел этого. Но не сделал. Клянусь, нет.

Стэнли Рот встал, одним рывком отодвинувшись от стола. В его глазах появилось воинственное выражение. Он словно ждал, что я скажу: «Вы ударили женщину, и этому поступку нет оправдания».

Он покрутил головой, уставившись в пол, а затем двинулся к открытой створке прозрачной раздвижной двери. Ее ячейки напоминали киноленту и точно так же разбивали видимый мир на отдельные изображения, почти неотличимые друг от друга.

Где-то недалеко завел свой агрегат газонокосильщик. Затем со всех сторон послышались шипящие пульсирующие звуки поливочных автоматов, и вверх веером полетели брызги, повторяя цикл снова и снова.

– Мне пятьдесят три. Я был женат дважды. В первый раз – очень много лет назад. Тогда я был ребенком, не более того. Мне пятьдесят три. – Он повторил так, словно эти слова казались ему печатью Каина, а не простой констатацией собственной бренности: – Пятьдесят три года. И у меня никогда не было ребенка. Я хотел иметь ребенка. И мы не раз обсуждали этот вопрос. Говорили еще до нашей женитьбы. В этом состояла причина – по крайней мере одна из причин того, что я женился: я хотел ребенка и думал, что она хочет того же.

Глубоко задумавшись, он замолчал. Комнату наполнял лишь звук разбрызгивателей, поливавших газон, и стрекот газонокосилки.

Наконец Рот произнес:

– Первый раз я узнал о ее беременности, когда обнаружил, что Мэри Маргарет сделала аборт. Она не сочла нужным сообщить мне об этом. Я совершенно случайно обнаружил присланный из больницы счет. Вот так я узнал об убийстве нашего ребенка: получив счет из клиники! – Он стоял со скрещенными на груди руками, скривившись в циничной гримасе. – Знаете, что она сказала? Что можно взять приемного ребенка. Приемного! Ребенок был для нее реквизитом! Не важно, чей он и откуда взялся. Не важно, кто его отец. Но для меня это, черт возьми, имело значение! Сделав аборт, она посмела говорить об усыновлении! Вот ведь до чего дошло – она не захотела носить ребенка. Не хотела быть беременной, потому что считала, это повредит ее карьере. Ее карьере! – Тихо, с нескрываемым презрением, он проговорил: – Ей заботила только слава.

Рот неожиданно заглянул в мои глаза – словно хотел убедиться, что я полностью готов выслушать то, что он собирается сказать.

– Дело даже не в том, что она сделала, и не в том, что сказала. Дело было в отношении. «Я тебя поимела, и я сделаю все, что мне, черт побери, захочется». Не знаю, что произошло. Знаю, ходили слухи, это правда. Правда… Пусть я не хотел ее бить, но это на самом деле случилось. Я ее ударил. Ударил сильно… Меня самого удивило, как сильно… Удар пришелся в лицо. Думаю, она успела заметить мое движение. Наверное, отпрянула назад – в ином случае последствия были бы серьезнее. Я мог что-нибудь ей сломать… А так она отделалась заплывшим глазом, не более. Я не собирался бить жену, но, сделав это, не раскаивался. Нет… Я был рад, что ударил ее. Это казалось вполне справедливым поступком.

Зазвонил телефон. Рот, сделав два быстрых шага к столу, схватил трубку. Он молча держал трубку возле уха, не говоря ни слова.

В то время как Рот внимательно слушал, я думал о том, что сам услышал минуту назад. Он мог скрыть, что ударил жену, и тем более умолчать о причинах. Возможно, Рот желал подчеркнуть, что, став его адвокатом, я буду знать о нем все? Или хотел показать, что будет со мной совершенно откровенен?