В ее словах я не увидел ни малейшего колебания, ни одного признака осторожной и тревожной неуверенности, с которой люди говорят о том, во что верят искренне. Джули Эванс спокойно заявила, что верит, будто Стэнли Рот убил свою жену, – так, словно вопрос касался человека, совершенно ей незнакомого. Я не мог скрыть удивления.

– Я не говорила, что он сделал это с определенной целью, – сказала Джули, зацепив вилкой немного салата. – В такое я совершенно не верю. И это не могло быть спланировано заранее. Но потерять контроль над собой, сделать это бессознательно… потому что рассудок померк от гнева. Совершить убийство, не сознавая содеянного до момента, когда было уже слишком поздно и когда она уже умерла… Да, я считаю, такое вполне могло произойти.

Отложив в сторону вилку, она поставила оба локтя на стол. Переплетя пальцы и удобно пристроив на них подбородок, Джули посмотрела на меня широко раскрытыми голубыми глазами. На ее губах появилась печальная улыбка.

– У них были размолвки – из-за денег, из-за картин, в которых она хотела играть… Из-за других мужчин… – Джули отвела от меня взгляд, и выражение ее лица стало нервным, почти злым. Она добавила, глядя куда-то в пространство: – Из-за других женщин… Они все время воевали друг с другом.

Улыбка окончательно сошла с лица Джули. Когда она снова посмотрела на меня, то казалась мечтательно-грустной.

– Другие женщины?

Я спросил, стараясь встретиться с Джули глазами, почти уверенный, что она заговорила о себе.

– Она так считала, – ответила Джули. – Как жаль, что она ошибалась.

Почему я ощутил легкую боль разочарования? Потому ли, что фотографии Мэри Маргарет Флендерс, в припадке ревности брошенные в мусорную корзину, не соответствовали ее экранному образу? Ведь видя ее на экране в объятиях другого мужчины, я представлял, что она занимается любовью со мной. А Джули Эванс, вполне осязаемая и реальная, совсем не похожая на ослепительную и сексуальную киноактрису, очевидно, была влюблена в Стэнли Рота – и столь же очевидно привлекала меня самого так, как прежде привлекала его жена-кинозвезда.

Я знал лишь одно: актриса, режиссер и ассистент режиссера жили отдельно друг от друга и далеко от людей моего сорта, способных лишь смотреть, восхищаться и, может, немного завидовать тому, что они делали.

После обеда Джули отвезла меня в отель. Тот самый, где, как решил кто-то из «Блу зефир», я должен остановиться. Позже я гадал – не было ли это заранее обдуманным? Или, как многое происходившее в Голливуде, случайное решение приобрело символическое значение. Отель «Шато-Мармо» с самого начала был местом, где реальностью считалось только то, во что верила публика. Местом, расположенным где-то на дальнем участке бульвара Сансет с несколькими домами, разбросанными по холмам, среди полыни и перекати-поля. Где-то между Лос-Анджелесом и Беверли-Хиллз. Так что, когда отель открылся, телефонный оператор «Шато-Мармо» объяснял всем звонившим, что находится в пятнадцати минутах откуда угодно.

Адвокат из Лос-Анджелеса, влюбившийся в средневековый замок с берегов Луары, спроектировал этот жилой многоквартирный дом, сделав его похожим на французский дворец. На расстоянии здание выглядело как декорация со съемочной площадки. Квартиры оказались слишком дорогими, и «Шато-Мармо» стал отелем еще до окончания строительства.

Сразу сложились легенды. Все до сих пор считают Рудольфа Валентине одним из первых постояльцев – хотя с момента его смерти и до открытия «Шато-Мармо» в 1929 году прошло более двух лет. Принято говорить, что здесь, в пентхаусе, Кларк Гейбл сделал предложение Кэрол Ломбард – хотя, как давно выяснили, он никогда не останавливался в «Шато-Мармо». Это также отрицала и Лорен Бакалл, хотя незадолго до свадьбы с Хэмфри Богартом они заявляли, будто частенько останавливались в отеле. Джоан Вудварт называла это место «чистейшей легендой Голливуда», и, как положено в легенде, именно здесь Пол Ньюман сделал ей предложение. С балкона «Шато-Мармо» Люсиль Болл сбросила уходившему прочь Дези Арнацу сумку, полную денег, прямо из снятого ими номера. Сумка ударилась о землю, и вся лужайка была усыпана банкнотами.

Такие события никогда не забываются – и не важно, что до сих пор не обнаружены те, кто видел это своими глазами. Считают, что именно в отеле Билл Тилден стал теннисным профессионалом – хотя в «Шато-Мармо» никогда не было корта. Есть и еще одно свидетельство, в какой степени здесь правду заменяет вымысел: одно время поговаривали, что владелицей отеля была Грета Гарбо.

Джули оглядела номер, убедившись, что все в нем устроено, как предполагалось. Потом вытащила из сумочки небольшой, отделанный кожей блокнот и спросила, что мне понадобится.

Я сделал жест в сторону одного из двух низеньких диванчиков. Обитые шелком, они стояли по обе стороны от мраморного камина.

Она присела на краешек, сдвинув красивые длинные ноги набок. Юбка приподнялась, оголив колени.

– С момента задержания Рота прошло два часа. До момента, когда об этом узнают все, осталось совсем немного времени. Наверняка звонки уже поступают. Кто в студии отвечает за ситуацию?

Джули уверенно смотрела на меня – так, словно всегда просчитывала ситуацию на шаг вперед. Но об этом она явно не подумала. Ее губы шевельнулись – она попыталась что-то ответить и тут же передумала, не найдя подходящего аргумента.

Встав, я твердо сказал:

– Я хочу, чтобы все шло от вашего имени.

Джули попыталась возразить:

– У нас целый офис занимается связями с общественностью. – На секунду задумавшись, она добавила: – А как же Льюис Гриффин? А Майкл Уирлинг? Они будут настаивать на своем праве говорить от имени «Блу зефир».

– Стэнли Рот – глава студии «Блу зефир», не так ли?

– Да, но…

– Он имеет право делать заявления от имени студии или нет?

– Да, но…

– Отлично. Я представляю Стэнли Рота и буду говорить от его имени. И вот что мы сделаем. – Я отошел к письменному столу, стоявшему в другой части комнаты. Открыв дипломат, я вынул блокнот для записей и сел за стол. – Составим черновой вариант заявления от имени студии «Блу зефир». Затем мы – Джули, я имею в виду вас – соберем в студии пресс-конференцию, которая пройдет не позднее четырех часов пополудни.

Вдвоем мы написали простой и совершенно конкретный текст, в котором студия сообщала, что Стэнли Рот добровольно отдал себя в руки департамента полиции Лос-Анджелеса, обвинившей его в убийстве жены, актрисы Мэри Маргарет Флендерс. При этом в заявлении подчеркивалось, что сам Стэнли Рот не признает себя виновным и надеется на оправдательный приговор суда. Официальное сообщение заканчивалось следующими словами: «Все, кто работает на студии „Блу зефир“, и все, кто знаком со Стэнли Ротом, твердо верят: он не может нести ответственность за убийство Мэри Маргарет Флендерс – женщины, которую он любил и чья смерть оставила в полном опустошении его самого».

Слегка наклонив голову, Джули вопросительно подняла бровь.

– Все, кто работает на студии, – повторил я.

Вместе мы правили текст еще несколько минут, подбирая слова, добавляя и убирая фразы до тех пор, пока до конца не удовлетворились результатом.

– Можете позвонить в студию, чтобы они набрали это на компьютере? Заодно с объявлением о пресс-конференции?

Пока Джули говорила по телефону, я принял ванну, сменил рубашку и подобрал галстук. Я постарался убедить себя в том, что согласился защищать Стэнли Рота, потому что действительно считаю его невиновным. А вовсе не потому, что, как подвинутый на звездах подросток, хочу оказаться ближе к миру кино.

Галстук в сине-золотую полоску никак не вязался с моей внешностью. К тому же на экране телевизора это сочетание могло показаться расплывчатым пятном. Сняв галстук, я нацепил другой, строгого темно-синего цвета.

– Нужно бы постричься, – с раздражением пробормотал я, посмотрев в зеркало на выходе из отеля.

Так и не примирившись с собственной внешностью, я сел в машину.